Петр Северцев - Хакер и ведьма

Тут зазвонил мой сотовый, и, подняв трубку, я услышал незнакомый голос:

– Валерий Борисович Мареев?

– Да.

– С вами говорит адвокат Виктора Скворцова. Моя фамилия Сердюков. Он просил передать вам, что он арестован и что не пожалеет средств на оплату вашего труда. Речь идет о деле Нижегородцева…

Сердюков сделал паузу, словно желая, чтобы я осознал важность произнесенных им фраз.

– Так вот, Виктора сейчас активно раскручивают на предмет признания в убийстве. Если хотите выяснить все детали, я готов с вами встретиться сегодня.

– Хорошо. Куда мне подъехать?

– В городскую коллегию адвокатов. Знаете, где это?

– Да. Буду через полчаса.

Я положил трубку, наскоро перекусил и поехал на встречу с Сердюковым. Он оказался маленьким субтильным молодым человеком с остреньким носиком и редкими, зачесанными назад волосами. Пожав мне руку, он деловито пригласил меня сесть.

– Вы, видимо, понимаете, что Скворцов не имеет к этому делу никакого отношения. Но… – Сердюков поднял глаза к потолку, – у него оказался очень нехороший сосед. Очень нехороший… Просто говно человек… Представляете, он сам доложил в милицию о том, что Скворцов накануне убийства спустил Нижегородцева с лестницы. На этом основании его и забрали. Мой клиент очень нервничает и желает, чтобы вы как можно активнее занялись расследованием.

– Я уже и так им занимаюсь, – ответил я. – Но пока о каких-то результатах говорить рано.

– Я просто передал пожелания моего клиента. Как, кстати сказать, и вашего. Вы займитесь своим делом, а я своим. Всего хорошего!

Сердюков быстренько встал, снова пожал мне руку и проводил до дверей.

– Если что будет новенького по делу, сообщайте мне, – попросил он на прощание.

Выйдя из здания, где располагалась коллегия адвокатов, я прямиком направил машину к Никольской церкви, где служил священник Петр Зубов.

Встретиться со святым отцом мне удалось только к вечеру. Батюшка прибыл в церковь только во второй половине дня и сразу приступил к обряду крещения. К чести отца Петра Зубова, он не халтурил и совершил обряд по полному чину. Мне пришлось ожидать его где-то с час.

Наконец обретший веру вышел из часовни, где производился обряд. Посмотрев на батюшку и представителя православной паствы, я понял, что они друг друга стоят. Священник представлял собой крупного мужика с окладистой черной бородой, новокрещеный же был румяным коренастым молодым человеком в дубленке. Весь вид его говорил о том, что печать интеллекта, увы, не дотронулась до его чела даже легким поцелуем.

– Не мойся три дня, – услышал я голос Зубова.

– Угу, – ответствовал новокрещеный.

– Да, и вот еще что, – понизил голос священник. – Никого не трахай. Нельзя. Помни, что на тебе теперь сорок дней лежит особая благодать Божья.

Произнося эти фразы, Зубов сурово скосил взгляд в мою сторону. Я скромно стоял у стены и ждал, пока священник закончит свои духовные наставления.

Молодой человек нахмурил лоб, посреди которого возникла одна большая кожная извилина.

– Это что же, сорок дней нельзя это..? – Он криво ухмыльнулся и почесал затылок.

– Нет, – раздраженно сказал Зубов. – Ты не понял! Три дня нельзя, а потом можно. Это благодать сорок дней, а с женщинами можно уже на четвертый…

– А, ну это нормально! – просветлело лицо в дубленке. – Я потерплю! Да мне сейчас, к тому же, и некого…

– Вот здесь ты не прав, – возразил Зубов. – Дьявол, он такой, что тебя постоянно искушать будет. Ты из церкви шасть, а он на тебе – и телку какую-нибудь сразу подсунет. Сколько таких случаев было!

Священник улыбнулся и покачал головой. Молодой человек немного помялся на одном месте и смущенно спросил:

– Батюшка, это… Сколько?

– Что сколько? – сурово спросил Зубов.

– Ну, сколько с меня?

– Это сколько дашь! – развел руками священник, делая такой вид, что его оскорбили до глубины души.

Парень снова засмущался, полез в карман и достал оттуда полтинник. Зубов скептически повертел купюру в руках.

– Ну, уж соточку бы мог накинуть, – с неким упреком посмотрел он на новообращенного христианина.

Тот еще больше засмущался, покраснел и вынул из кармана еще один полтинник.

– Ну вот, теперь нормально, – удовлетворенно произнес Зубов. – Как у людей…

Парень улыбнулся.

– Все понял, что я сказал? – суровым голосом спросил Зубов.

– Угу, – хмыкнул парень.

– Ну, с богом, – перекрестил его Зубов. – Иди.

И тут же повернулся ко мне.

– Так, у вас что, дело какое? – нетерпеливо и раздраженно спросил он.

– Я частный детектив Мареев и хотел бы с вами поговорить о неприятном происшествии, с вами случившемся, – вежливо ответил я.

– У меня мало времени, – сказал он, кивнув мне головой в сторону внутренних помещений церкви.

Дойдя до одной из дверей внутри храма, батюшка собирался зайти внутрь, потом вдруг раздумал и спросил меня:

– Вы курите?

– Да.

– Тогда угостите батюшку сигаретой.

– Пожалуйста, – ответил я и полез за пачкой «Соверена».

– Не здесь, – сказал Зубов, завертев головой по сторонам. – Давайте спустимся в подвал.

И святой отец, энергично шурша рясой, решительной походкой зашагал по коридору. Я, естественно, пошел за ним следом. Зубов свернул налево и спустился по лестнице. Миновав дверь в подвал, мы очутились в комнате, заваленной хламом – досками, старой мебелью, цветочными горшками и многим другим.

Прикрыв за собой дверь, Зубов встал прямо перед ней своим могучим торсом, пропустив меня внутрь помещения.

– Итак, вы частный детектив и желаете расследовать то гадкое происшествие, которое со мной произошло, – начал он, глубоко затянувшись сигаретой.

– Совершенно верно. И дело еще в том, что ваша маленькая неприятность очень похожа на несравненно более трагическое происшествие, случившееся с врачом-экстрасенсом несколько дней назад…

– Врачом-шарлатаном, – тут же поправил меня Зубов.

– Ну, это вопрос мировоззрения, – заметил я. – Важно то, что его распяли на кресте и написали то же самое, что и на вашей двери. Врач уже мертв, и не может сказать о своих возможных подозрениях. Вы же, слава богу, живы, и это сделать можете. Кого вы подозреваете?

– А на кого вы работаете? – задал вопрос в лоб Зубов.

– Скажем так, мне заказали расследование друзья покойного… А о происшествии, случившемся с вами, мне рассказали ваши знакомые журналисты.

Отец Петр понимающе кивнул и, кажется, остался удовлетворенным моими объяснениями. Он еще раз затянулся сигаретой и глубокомысленно начал:

– Вы знаете, у нас сейчас в епархии сложная ситуация. Вам как человеку невоцерковленному трудно будет ее понять.

– Простите, какому человеку?

– Невоцерковленному. Этим термином мы называем тех верующих, которые просто приходят в церковь время от времени, но не осведомленных о внутрицерковных делах. А вообще я вам скажу, – Зубов поковырялся в зубах, – не лезьте в это дело. Дело не в том, что я кого-то подозреваю. От моих подозрений, как говорится, ни холодно ни жарко. Просто бог расставит все по своим местам. Он посылает нам испытания, которые мы обязаны выдержать.

– Вы говорите об испытаниях, не упоминая их сути. Понять действительно сложно, – улыбнулся я.

– Еще сложнее понять, когда настоятелем одного из крупнейших храмов города назначается человек, который доселе не служил ни одной службы и был посвящен в сан накануне назначения, – резко заметил Зубов.

– Это вы о ком?

Зубов нервным движением руки стряхнул пепел с рясы, поморщился, словно только что разом проглотил лимон, и сказал:

– О Ромочке. По-другому, извините уж, назвать его не могу.

– Кто такой Ромочка? – удивленно спросил я.

– Роман Николаевич, – тускло ответил священник. – Фамилии его никто в епархии не знает. Церковный граф Монте-Кристо, его мать!

– Батюшка, вы не могли бы все-таки говорить более ясно, а то я, как вы верно заметили, человек невоцерковленный… – елейным тоном произнес я.

– Секретарь нашего владыки Гермогена, – посмотрев мне в глаза, сказал Зубов.

В этот момент дверь за нами приоткрылась, и на пороге несмело показалась пожилая женщина в платочке. Ее лицо выражало явное желание что-то сказать, но она не решалась, поскольку отец Петр находился к ней спиной, а церковная субординация, видимо, не позволяла разговаривать с иереями в таком положении. Я тронул священника за локоть, и он резко обернулся. Увидев брутальный лик служителя культа, бабуся еще больше занервничала, губы ее задвигались, и она произнесла нечто нечленораздельное.

– Ну… Ну что еще? – прикрикнул на нее Зубов.

– Батюшка, к телефону вас, – наконец проскрипела она.

– Так бы и сказала, етишкина контора! – с яростным вздохом махнул на нее рукой святой отец. – А то стоит, мямлит, мямлит…