Палачи и придурки - Юрий Дмитриевич Чубков
— Приде-от! А куда ж он денется!
— Вот и славно, — Иван Порфирьевич осторожно, опасаясь спугнуть боль в пояснице, встал, подошел к окну и глянул на поверженный у его ног город. Отсюда, из окна, крыши домов казались согбенными спинами. — Эх-хе-хе! Ну что за народ! Что за люди! Так и норовят юркнуть, улизнуть! Этим, видите ли, поплавать захотелось. Счастья своего не понимают. Ведь это счастье — быть простым винтиком, ни о чем не беспокоиться, а? Как полагаешь?
— Так точно, товарищ генерал! Счастье!
— Вот-вот. Живи себе и в ус не дуй. За них думают им же во благо. Все для них. Заботы, заботы, понимаешь. Работаешь как проклятый, ночами не спишь, вертишься, а они все шасть, шасть! Неблагодарные!
Иван Порфирьевич еще раз сердито глянул на исчезающий вдали в белесом мороке город.
* * *
— Вам отказано! — молодой человек развел соболезнующе руками, но не широко — так, по долгу службы.
Илья Петрович застыл у двери кабинета, словно налетел на препятствие, даже отпрянул слегка назад. Аркадий же Семенович еще сделал по инерции два шага к столу.
— Как, простите? — не понял он.
— В выездной визе вам отказано, — сказал молодой человек уже без всякого соболезнования, а деловым неколебимым тоном.
— Почему? — искренне удивился Аркадий Семенович.
— В нашем учреждении таких вопросов не задают, и никто никогда на такие вопросы не отвечает. Отказано — и все.
— Но послушайте, здесь какая-то ошибка. Ведь мы...
— В нашем учреждении никогда никаких ошибок не происходит, — голос молодого человека леденел, покрывался инеем.
— На каком основании! — закипятился Аркадий Семенович. — Мы имеем право знать!
— Право имеется, но это еще ничего не значит.
— Как же так! Если мне отказывают в визе, значит, я неполноценный гражданин, значит, меня в чем-то подозревают? Персона нон грата?
— Отнюдь, совсем не обязательно. Разве вас арестовывают? Нет. Живите спокойно, работайте.
— Но...
Однако тут Илья Петрович сзади ухватил его за полу пиджака и насильно выволок из кабинета в коридор.
— Вы допрыгаетесь, ей-богу! — зашипел он, затравленно оглядываясь. — Неужели и так не ясно? Этого следовало ожидать! Старый я идиот! Распустил романтические сопли! Африка! Полинезия! Тьфу!
Только вышли из учреждения, тут же вывернулся из-за угла навстречу им Паша — шел деловой служебной походкой, но в штатском. Не ожидал и не желал он этой встречи — дернулся непроизвольно в сторону, однако в следующий же момент изобразил на лице веселое удивление.
— Ба! Вы откуда? Ну что? Ну как?
— Отказ, — не глядя на него, процедил Илья Петрович, замороженный взгляд вперив в суету улиц.
— Да не может быть! — взмахнул Паша руками, глаза его, однако, блудливо забегали.
— Вот так.
В молчании прошли с сотню метров, и тут Паша остановился.
— Ну ничего, мужики, не унывайте! Черт с ней, с заграницей! И у нас хороших мест много. Можно на Соловки сходить на «Бродяге».
— Можно, — уныло сказал Аркадий Семенович.
— А можно и в Астрахань, рыбки покушать. Осетринки. У меня там есть знакомые рыбаки.
— Можно и в Астрахань.
— И на Черное море...
— Да, да...
— В крайнем случае продать «Бродягу» можно. Такую посудину хоть сегодня с руками оторвут. С двойной выгодой.
Ничего на это не ответили ни Аркадий Семенович, ни Илья Петрович. Паша еще потоптался, вздохнул.
— Эх, служба проклятая! — махнул рукой и пошел в сторону.
Аркадий Семенович с Ильей Петровичем прошли еще с квартал и остановились. Не о чем стало говорить, не о чем стало хлопотать, оборвалась связь между ними, разогнало их в разные стороны, как бильярдные шары. Особенно приуныл Илья Петрович — согнулся, лицо его вытянулось.
— Куда вы теперь? — с состраданием спросил Аркадий Семенович.
— Не знаю. Поеду в Москву правду искать. Говорят, у них там перестройка... Пока не поздно. Сейчас прямо в кассу за билетом. Ну, прощайте. Я позвоню..., — и, наскоро сунув Аркадию Семеновичу руку, пошел скорым шагом и скоро слился с людьми на тротуаре.
Аркадий Семенович еще постоял, ощущая внутри себя полнейшую пустоту. «Персона нон грата!» — прошептал он и горько покачал головой. Куда идти? Он посмотрел налево, направо — решительно безразлично было, куда идти. Решительно не хотелось ничего делать. На глаза попался желтый прямоугольник — вывеска автобусной остановки — и в нем номер автобуса, идущего к редакции журнала, к Сергей Сергеичу. «А‑а! Опять Сергей Сергеич! Опять «через две недели!» — с отвращением подумал он, но все же отыскал в кармане монетку и с отвращением же позвонил. И морщился, пока слышал в трубке гудки, и совсем уж скривился, когда раздался голос Сергея Сергеича. И даже не сразу сообразил, услышав:
— Ваша повесть прочитана. Приезжайте.
С минуту еще он рассматривал в изумлении телефонную трубку, из которой родничком пробивались короткие гудки. Прочитана? И тут сердце его в грудной клетке подпрыгнуло и такое завернуло сногсшибательное па... А вслед за ним и сам Аркадий Семенович чуть не выкинул коленце прямо посреди тротуара. Прочитана, прочитана! — колотилось в мозгу. И ведь не сказано: к сожалению, понимаете... и прочее, что говорится обычно в случае отказа. Есть, стало быть, еще надежда, равная времени поездки на автобусе от остановки до редакции. И в руках его растянуть это время, а значит, и надежду: хочу — сяду в автобус, хочу — нет. Имею право.
Но не выдержал Аркадий Семенович, сел в первый же подошедший. И тут же охватило его уже полузабытое ощущение, будто вскочил на вращающийся круг, некую карусель... И все стало опять знакомо, привычно.
Сергей Сергеич скособоченно сидел за своим письменным столом, и груды рукописей окружали его, как крепостные башни. Он мог бы отстреливаться из-за них от авторов, держать оборону — мелькнула такая мысль в голове Аркадия Семеновича, но он ее отбросил — не до юмора, — глазами вцепился в постное лицо Сергея Сергеича: ну каково? что скажешь? Сергей Сергеич еще больше скособочился и вытащил откуда-то папку неопределенного канцелярского цвета с белыми тесемочками
