Письма. Том II (1933–1935) - Николай Константинович Рерих
Не могу похвалиться здоровьем Е. И., но оно и вполне понятно по нынешним временам. Только подумайте, насколько трио отрицает все Учение, чтобы так предательски действовать. Ведь тринадцать лет якобы читались ими Заветы Живой Этики, и вдруг беспричинно оказалось, что они все время были и слепы и глухи [к] Учению. Твердо помните, что с моей стороны в прошлом июле ровно ничего, что бы могло подать малейший повод для их вольт-фаса. Ведь юристы могут справедливо спросить Вас, что же такое могло случиться в середине этого лета, в силу чего все превосходные суперлативы тринадцати лет мгновенно превратились в брань, клевету и поношение? По счастью, все Вы знаете мои каждодневные дневники, в которых запечатлены мои мысли и деятельность. Что же в них вредного или неожиданно измененного? Кооперативы предполагались на земле Канз[аса] и в том и в другом случае, а участие русских тоже допускалось и в том и в другом случае, значит, и в этом случае никакого изменения не было. Если бы только узнать, на каком основании говорится, что в разных странах говорилось различное, как сообщалось в Ваших письмах. Поистине, различное говорится и говорилось предателями, а не нами. Темное сознание выдумывает различия там, где ему почему-то их хочется изобрести. Сообщайте все, что может вместиться в письма для освещения происходящего у Вас. Если такой осторожный человек, как Стокс, и тот выразился так крепко, то, конечно, другие скажут не менее ярко.
Из Вашей последней телеграммы видим, что скоро начнутся энергичные действия. В добрый час, помните о моей картине «Сожжение тьмы»[446]. Так под Высшим Водительством рассеиваются мерзостные попытки усложнить предначертанное. Хочет ли Гарт[ман] быть моим поверенным? Шлем Вам все лучшее, все сердечное.
Духом с Вами,
Р[ерих]
158
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману
30 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Дорогие наши, прилагаем сейчас полученную телеграмму за подписью «Хорш». Вы уже имеете наш телеграфный запрос, и Вы понимаете, как мы ждем совета юристов. Без сомнения, мы имеем дело с отъявленными негодяями. Все Вы знаете, что с 1923 года Хорш имел мою полную доверенность. Все таксы вносились им на основании этой доверенности. Каким же образом мог получиться такой проскок в два года, если за остальные годы таксы платились, я приезжал в Америку, и все было благополучно? Значит, мы имеем дело с какими-то подделками, подтасовками и подлогами. Вы знаете, что экспедиция была от Музея, о чем неоднократно сообщалось в прессе и в наших изданиях. За эти два года я мог бы платить за жалованье, но, как Вы знаете, я такого не получал; очевидно, в указанной сумме включены какие-то неведомые нам, подтасованные суммы. Ведь в злонамеренных руках решительно все возможно. Даже за 1934 год мы не знаем, из чего составилась сумма в 500 долл[аров], мы знаем, что каждые две недели я получал по 237 долларов. Относительно взносов Хисса за проданную ему одну картину я доподлинно не знаю, как и когда они делались. Кроме того, из этой суммы остались в Америке тысяча триста долларов, по настоянию г-на Хорша, на какие-то расходы по Учреждениям. Кроме того, отсюда же оплачивались расходы по Парижскому Центру и «Урусвати». Таким образом, совершенно невозможно представить, на основании чего выведена сумма в пятьсот долларов. Это обстоятельство опять-таки страшно затрудняет дело. Признав необоснованную для нас цифру в 500 долларов, мы как бы признаем вымышленные цифры Хорша. Если же мы покажем то, что мы в действительности знаем, то цифра получится меньше. Спрашивается, как же выйти из этой дилеммы? Также спрашивается, каким же образом в течение всех моих приездов в Америку г-н Хорш, имевший мою полную доверенность, не поставил меня в известность, если бы были какие-то недоумения? Каким же образом, находясь в далеких отсутствиях, из которых в одном Хотане мы были вне сообщения более пяти месяцев, а затем в Тибете от шестого окт[ября] 1927-го до 24 мая 1928 года мы были вообще отрезаны от мира. Кроме того, и в течение остальных передвижений сообщения были большею частью затруднены. Ведь платеж налога за 1927 год должен был быть сделан г-ном Хоршем как доверенным именно в то время, когда мы были абсолютно отрезаны от сообщений. Если бы за [19]26 и [19]27 год были какие-либо недоумения, то при приезде моем в 1929 году, конечно, я был бы поставлен в известность. Не мог же г-н Хорш скрыть, что он все время имел и посейчас имеет мою полную доверенность. И какие же такие суммы были им подтасованы на мой счет, чтобы он мог вывести такие огромные налоги? Все Вы знаете, что за 1926 и [19]27 год никаких таких цифр и не могло быть. Если бы и были за эти годы какие-то продажи картин, то по истечении каждого года г-н Хорш как доверенный и делал бы соответствующие взносы. Также все Вы знаете, с каким полнейшим доверием мы относились
