Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев
Счего[3] (наречие!) я так расписался?.. Очевидно, стого[4], что это во мне бродит, это меня томит, искушает… Ну, оставлю. К «часу сему» перейду лучше.
Твое сообщение о родственнике-инженере24, который хотел бы приобрести частично мои литературные права, — права распорядиться моими произведениями, в пределах уступки их возможному издателю будущего русского семейного журнала, — по типу былой «Нивы», — «для приложения к журналу», а не в полную собственность, меня очень заинтересовало. Обсудить условия и, при благоприятных результатах, заключить нотариальную сделку, я готов и постараюсь приехать в Арнхем. Тогда и с тобой встречусь, и мы о многом поговорим, Олюшенька. Обсуди с инженером подробней, выясни степень серьезности его предложения. Если у тебя не возникает сомнений в его доброй воле, тогда мне стоит приезжать, — ты же знаешь, как теперь затруднительны поездки. Но в таком случае мне необходимо представить строго мотивированные соображения при ходатайстве о разрешении поездки в Голландию. Я должен получить предложение об уступке — частичной — моих литературных прав от самого лица, желающего их приобрести, — конечно, лучше на немецком языке, — для представления при просьбе. Мне сказали в эмигрантском комитете, что предпримут шаги в помощь мне, дадут ход моей просьбе, — словом, будут содействовать. Что из этого выйдет, — не знаю. В нынешних условиях моих я, конечно, охотно пойду навстречу предложению, тем более, что мои авторские права при мне и остаются, а приложение моих книг к журналу лишь поспособствует — как это уже не раз оправдывалось, — более широкому ходу книг в отдельных изданиях. Вот видишь, как удачно складывается, — т. е., вернее, может сложиться: и с тобой встречусь, хотя бы в Арнхеме. Не представляю себе только, сколько я мог бы получить и в какой валюте. Очевидно — в гульденах? Конечно, эта нотариальная сделка должна получить, для своей юридической силы, какие-то одобрения со стороны экономического контроля… но это, конечно, выяснится на месте. Итак, буду ждать письменного предложения предполагаемого покупателя, а там увидим. Подобное предложение — только на _в_с_е_ права! — мне уже делалось, года полтора тому, но тогда я отказался обсудить условия, испуганный мыслью — продать в полную собственность мое заветное!.. — это же — совсем осиротить себя. Этого я не мог.
Сегодня очень жарко, а мне сейчас надо к доктору, — впрыскивание ляристина! потом на чай, по приглашению, а в 7 — панихида, 9 день по дорогому кн. А. Н. Волконскому. Слава Богу, болей у меня нет.
4-ый день нет писем от тебя, мне грустно, но я не пеняю, — очевидно, ты ездила на Троицу, а там гости… — ты без гостей, ведь, не можешь, опять вертишься с хозяйством… Я не стану платить той же монетой, — я пишу тебе почти каждый день, хотя меня и очень донимают болтовней… и тревогами. Не знаю, — удастся ли закабалить себя в писание «Путей», как было с 1-ой частью25, когда я начал печатать, не написав и трех глав: вопрос в том, будет ли в Париже издаваться газета26. Это должно решиться на днях.
Родная детка, целую тебя, жду увидеть тебя… ах, если бы устроилось! Тоскую по тебе, сникаю порой… и — борюсь с наплывающим безволием. Особенно ранят дни, когда нет весточки твоей… — и тогда — будто выпал тот день из жизни.
Твой всегда Ваня. Господь с тобой, моя бесценная детка!
3
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
10. VI.42
Бесценный мой Ваня, обнимаю тебя и нежно благодарю за праздник, который ты мне вчера устроил! Я чувствовала, что ты со мной был! Накануне я плакала, думая, что уж письма не будет, — я же его давно получила… И кроме того С. звонил, и я маме велела спросить, получил ли для меня — нет! Но вот с вечерней почтой подали твою заказную открытку на меня и маме заказное «pour nouveaunée»[5]. Открытку я проглотила тут же, а письмо отдала обратно маме до утра… Томилась, жгла себя терпеньем. Я прочла его 9-го утром, сразу же после того, как умылась и причесалась. В 10 ч., с первым автобусом является шофер и тащит целый ворох цветов. Открываю: огромный букет(ище)[6] роз чайных. Без карточки, без письма… Кто? Из Утрехта, из магазина рядом с Фасей… Она? Нет…
Сережа приезжает лишь вечером. Мама мне говорит: «Ну, известно от кого, конечно от И. С., я то знаю, Сережа мне говорил…» Мама смотрит розы и… в ужасе, в отчаянии: «Ну, что за болван, ну как же это можно, все испортил, всю радость мне отравил!.. И. С. просил гардению или апельсинчик!» Мама расстроена, чуть не до слез! «Столько просил его И. С.!» Сережа вечером приезжает сам и тоже огорчен, но объясняет, что задолго уже он справлялся, где мог, и для него звонили из магазинов в садоводства. Но оказалось, что гардения (я не знаю, кажется, этого цветка, это беленькие, маленькие цветочки? Да?) почти вся вывелась в Голландии, т. к. за недостатком топлива, это хрупкое растение не перенесло зимы. М. б., они будут к осени, — не требуется тогда угля. А апельсина тоже нигде не сыщешь, и вряд ли будут. Раньше (ему так сказали) будто бы в Голландии была огромная продукция гардении, огромный экспорт. Цветов здесь теперь мало, бери, что есть. Пионы… уж кажется самое то время, — не найти! Их продают бутонами, совсем бутонами, меньше голубиного яйца. Ни красоты, ни уверенности, что распустятся. И за розы не ручались, что найдутся в магазине такие, как хотел ты. Ванечка, транжирка! Что ты делаешь?! Это же безумно! Не смей! Не хочу! Буду злиться! Божественно раскрылись сегодня розы! Аромат чуть чаем! Правда! С каждым часом великолепней! Роскошный букет. Стоит в большой хрустальной вазе, тяжелой, дорогой, — достойный сосуд для твоих цветов. Эту вазу подарил мне один несчастный человек в благодарность за «спасение» его и его семьи. Кавычки, впрочем, можно снять, т. к. это было воистину спасение. Это давно было. И много чего они надарили мне тогда. Готовы были на руках носить, и не только меня.
Вчера меня ужасно все баловали. А мне было грустно… Я нехорошая. Подумай, вчера, когда все были так трогательно-внимательны, — я поддалась припадку вспыльчивости. И мне стыдно… Ужасно было больно. Ну, момент один, но все же! Я должна была встать, и что-то было не так, я боялась встать, приехали поздравители уже, а я не могу никого дозваться. Трамбовка провалилась куда-то, а мама в кухне. Когда пришли, то
