Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955-1958) - Адамович Георгий Викторович
Я здесь еще дней 10, а потом в Париже, если все будет в порядке. То, что Вы пишете о Ваших любвях и поклонниках, мне очень по душе. Не унывайте, дорогая детка, пока душа молода, человек тоже молод. А душа не стареет, в чем я все больше убеждаюсь и из чего заключаю, что она в самом деле бессмертна (раз не стареет). Я только боюсь, что в будущей жизни окажусь лягушкой или червяком, а хотел бы быть Рамзесом или Линой Кавальери[232]. На крайность Дианой Карэн. Писал на днях о «Н<овом> журнале» и написал несколько прочувствованных слов о Жоржиных стихах, вернее, не о них, а о нем вообще[233]. Какая страшная дрянь Олег Ильинский (?)
Будапеште![234] Я все меньше выношу эти поэтические актуальности. Что Ваш Кормэйль? Неужели мечта Ваша исполнилась? Очень буду рад за Вас, конечно, но мне будет жаль, что не к кому будет ездить в Hyeres, — разве что к Зое Симоновой![235]
Ну, до свидания. Напишите, если что будет от Леонидова. Я его в Париже, м. б., где-нибудь встречу и тогда сделаю удивленное лицо. Будет — должен быть, по крайней мере — вечер памяти Алданова[236], на котором я произнесу speach[237], Леонидов, как молодой писатель, наверно придет.
Целую, обнимаю и желаю всяких успехов.
Ваш Г. А.
27. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
7, rue Frederic Bastiat Paris 8 27/VI-57
Chere Madame, amie и все прочее!
Спасибо за письмецо. Очень рад, что, наконец, «свершилось», и Леонидов прислал деньги. Я его не видел, но звонил ему и просил передать, что звонил. М. б., это на него подействовало, т. к. он, конечно, понял, зачем я звонил. О том, чтобы к Вам заехать по дороге в Ниццу, увы, как о «прыгать», нет речи: я еду автокаром, через Гренобль. Если доживу, приеду в сентябре. Кстати, во Францию приезжает моя сестра, Таня[238], и в сентябре должна быть в Ницце. Пишет, что она — «толстая старуха», что мне трудно себе представить. Относительно кружения в сливках света, Вас интересующих, могу сообщить немного: видел Гингеров, Прегелыну, Лиду, — все то же. Видел еще американцев — Гринбергов, Женю Клебанову. Гринберги спрашивали о Вас, они приехали со своим автомобилем и собираются разъезжать по Франции! Еще видел Маковского, plus «гад», que jamais[239]. Я его не выношу. Кажется, все. В понедельник алдановский вечер, на котором будут, верно, еще сливки. Я всегда лечу в Париж на крыльях любви, а долетев, удивляюсь: чего так стремился? Притом, у меня под крышей[240] жара нестерпимая. Неожиданно я получил приглашение в Мюнхен, на какой-то съезд, в конце июля (верно, устроил Бахрах, который там). Но, по здравому размышлению, не поеду и уже им ответил: хотя taux frais payes[241], но чего ради тащиться в жару и сидеть там три дня, слушая какие-то доклады? Если бы они платили, кроме расходов, дело было бы другое. Относительно Зои Симоновой, простите, дорогие товарищи, не одобряю: ну, чего обижать une pauvre mioche[242], дорвалась до литературы, и Бог с ней! Мир, мир, мир, везде и повсюду, и Блоку от ее Герцена никакой обиды нет. Оцупа о Лермонтове и высших вопросах я прочел полстолбца и бросил, решив: зачем я буду себя утруждать? Водов, кажется, думает, что это все великая мудрость и блеск, я ему смутно намекнул, но он сказал: «Кускова в восторге». А Кускова пишет о Некрасове: «и сказать, что это когда-то нравилось!» Ну, passons, так было, так будет.
Относительно любви и поклонников, то Троцкий был прав: «продолжайте, mademoiselle!»[243], только найдите кого-нибудь помоложе. Не знаю, какой великий писатель (кажется, Вольтер), сказал, что понять, что такое любовь, в смысле poignant[244], можно, лишь влюбившись в женщину на 25 лет моложе тебя. Вот с этой точки зрения я бы очень советовал Вам влюбиться в 20-летнего мальчика, на что, впрочем, Вы по легкомыслию своему не способны. А жаль. У женщин это, должно быть, она более poignant, чем у мужчин, чему пример — Федра. Кстати, я нашел у того же Вольтера строчку, от которой пришел в восторг:
C’est moi qui doit tout, puisque c’est moi qui t’aime[245].
Совсем на него не похоже. Как здоровье, Ваше и Жоржа? Напишите теперь в Ниццу (но если напишете до 8 июля, то еще в Париж!) — адрес: 4, avenue Emilia, chez Mme Heyligers, Nice, ибо моя хозяйка Lesell вышла замуж, жениху 82 года, и теперь она Heyligers. До свидания, cherie и дорогой друг. Я очень люблю Ваши письма, всячески, так что доставляйте одинокому старцу удовольствие. Жорж же, простите, свинья, ибо не пишет никогда и забыл Мурзилку. Я в жизни хочу помнить только хорошее и забыть плохое. В этом (как во всем) надо тренироваться, а в особенности ежедневно повторять: «яко же и мы оставляем должником нашим»[246]. Видите, Madame, я стал, как Гоголь перед смертью.
Ваш Г. А.
28. Г.В. Адамович — Г.В. Иванову
4, av<enue> Emilia chez Mme Heyligers Nice
Вторник <13 июля 1957 г.>[247]
Cher Жорж
Получил вчера письмо от Полякова:
«Можете сообщить Ивановым, что вчера им постановлено перевести 50 долларов».
Значит — ждите. А может быть, уже и получили.
Кроме того, у меня есть к Вам вопрос.
Я хотел бы дней через 8-10 поехать в Марсель, по делам любовным или вроде. А любовные мог бы соединить с дружеским — и быть у Вас. Но, ввиду Вашего молчания, сомневаюсь, в каких Вы настроениях и будет ли это кстати. Поэтому ответьте, можно ли, и еще ответьте, могу ли я просто написать: «приеду тогда-то», т. е. в любой день (думаю, что это, скорее всего, будет среда 21-го). Если приеду, то, как в прошлом году, между двумя поездами, но без всяких ветчин и сардинок с Вашей стороны, т. к. съем все что нужно в Тулоне.
Надеюсь, a bientot[248], а впрочем, не знаю. Зависит отчасти и от casino, где бывают les hauts et les bas[249], т<ак> что сами понимаете, что может получиться.
Ваш Г. А.
29. Г.В. Адамович — И.В. Одоевцевой
4, av<enue> Emilia с/о Heyligers Nice 9/IX-57
Милый друг, дорогая Madame’очка
Спасибо, что написали, и простите, что отвечаю не сразу. Всякие хлопоты, Таня[250], желающая обозревать Ниццу, — и прочее. Сами понимаете. Я очень рад, правда, что Вы поправляетесь, и еще больше, — если возможно, — жалею, что не видел Вас, когда приезжал. Глупо ведь то, что мне было все равно, когда приехать, и я мог бы выбрать, в сущности, любой день! Постараюсь приехать проездом в Париж, на будущей неделе. Но не знаю, удастся ли это, тоже по разным причинам. Во всяком случае, если приеду, напишу заранее, и, пожалуйста, сидите дома, какой бы это день ни был. Ужасно мне не хочется уезжать отсюда: опять зима et une solitude de plus en plus noire[251]. До свидания, дорогой ангелке vous aime bien[252] со всем Вашим наполеоновским умом и другими качествами.
