Письма Кэмптона — Уэсу - Лондон Джек

XV

ДЭН КЭМПТОН — ГЕРБЕРТУ УЭСУ

Лондон.

3-а Куинс Роод. Челси.

15 марта 19… г.

Клайд Стеббинс был у меня через час после того, как я получил письмо с изложением твоих теорий и определений. Это письмо, являвшееся изменой его сестре, заставляло меня тщательно следить за разговором, что лишало беседу сердечности. Письмо лежало перед нами на столе, и мои глаза часто останавливались на нем: я думал, что бы сказал брат Эстер, если бы он прочел это письмо. Я теперь думаю с беспокойством не только о тебе.

Я не принимаю твоего определения любви. Любовь не болезнь ума и тела, и она не является исключительно орудием воспроизведения. Я отвергаю различие между добрачным и послебрачным чувством. Затем я считаю, что не следует базировать брак на одном лишь расположении, и расхожусь с тобой в вопросе о том, что увеличение народонаселения выше принципа. Совсем не обязательно, чтобы дети появлялись на свет во что бы то ни стало.

Любовь не болезнь, любовь — рост. Рост духовный и физический. Некоторые люди никогда не дорастают до любви. Их развитие останавливается, или, рожденные от жалких созданий, они с самого начала обречены давать жизнь таким же жалким, бессильным калекам. Другие могут любить, и это не несчастье, не болезнь ума и тела, требующая вмешательства психиатра и врача. Это — сила, это достижение, это завершение. Перейдем от следствия к причине. Откуда проистекает это безумие? Отнюдь не из слабости. Ты никогда не увидишь влюбленных людей, ослабевших от любви. Любящий завоевывает мир не только для себя, но для всего человечества. Влюбленный непременно полюбит весь существующий мир и все нерожденные миры.

Так развертывается жизнь. Иными словами, это научный факт. Чувство, толкающее людей на подвиг и жертву, не болезнь души и тела. Это величайшая из сил, и она превращает сварливое хищное создание в вдохновленного поэта.

А причина этого? Стремление к продолжению рода и воображение. В этом мы с тобой согласны. Но существуют иные, более непосредственные потребности, вызывающие любовь, чем продолжение рода, потребности, связанные с настоящим моментом. Человеку необходима помощь, необходим товарищ на трудном жизненном пути. Если бы любовь была исключительно орудием воспроизведения, ты был бы прав, настаивая на бесполезности и неестественности той разборчивости, которую я считаю необходимой для подлинного брака. Если бы любовь была орудием, и только орудием, любви вообще не существовало бы, а это звучит парадоксом.

Позволю себе формулировать: вначале любовь вырастала из стремления к продолжению рода; сегодня стремление к продолжению рода вырастает из любви. Мы становимся на путь естественного подбора, причем наше эстетическое чувство заставляет нас противопоставлять микрокосм макрокосму, — и мы переставляем процесс, казавшийся прежде законом. Эта перестановка и есть цивилизация.

Любящий должен продолжать себя в мире. Закон жизни требует у него дани. Воображение дает любящему ключ к объекту его любви. Он входит и видит ее идеальный образ; ее земная оболочка и реальная обстановка не существуют для него. Условия любви присущи культуре. Когда даль высока и чувство богато, когда человек жаждет «вечного обладания», тогда раздается голос любви: «Я есмь».

Теперь о моем определении. Говоря отрицательно, любовь не болезнь души и тела и не безумие, если она зарождается в самом ценном чувстве, если она является завершением высокого внутреннего процесса и если она оздоровляет душу, делая человека сильным и счастливым. Говоря положительно, любовь — пробуждение личности к восприятию красоты и ценности другого человека, вызванное стремлением к продолжению рода и воображением. Любовь — это желание слиться с началом добра и исчезнуть в нем.

Аристотель к удовольствию своих современников доказал, что у женщины меньше зубов, чем у мужчины. Аристотель был великий человек, философ и крупнейший ученый своего времени. Полезно вспомнить об этом его заблуждении. Кто знает, может быть, определение любви как болезни ожидает та же судьба, что и классификацию мужчин и женщин по признаку количества зубов.

Я продолжу свое письмо завтра. Меня вызывают запиской к Эрлу. Он болен, но не серьезно. Барбара прописала ему партию в шахматы. Я горю желанием увидеть тебя снова. Я думаю, что скоро буду в Новом Свете, у тебя.

XVI

ТОТ ЖЕ — ТОМУ ЖЕ

Лондон.

Воскресенье, утром.

16 марта 19… г.

Я должен перейти к рассмотрению трех положений моего письма, поэтому я остаюсь дома и пишу, хотя на улице веет свежий ветерок, и солнце кокетливо прячется за облаками, и какая-то сила тянет меня на улицы города. Это не беспокойство — это любовь к простору. Мне хочется покинуть свои стены, более того, слиться душой с городом и дать городу слиться с собой. Я никогда так сильно не чувствую своей общности с миром, как на прогулке, если исключить письменную беседу с тобой. Оспаривая тебя, я расту и преисполняюсь гордости. Мои чувства оживают, и я становлюсь снова молодым. Я выступаю защитником мира, и энтузиазм не изменяет мне на этом высоком посту. Пред лицом неразделяемого мной скептицизма я ощущаю прилив веры, и в ответ на унижение брака во мне поднимается чувство уважения к унижаемому. Я становлюсь фанатиком и изливаю свои чувства в восхвалениях. Я поддаюсь очарованию гармонии, ибо я служу, защищаю и восхваляю то, что считаю добром.

Поэтому в ответ на твое заявление, что романтическая любовь существует лишь до брака и что она в браке умирает так же, как, по уверению некоторых, она умирает с приближением бедности, я с радостью устанавливаю, что это неправда. Я тщательно пересматриваю факты, которые до сих пор только допускал, и убеждаюсь в своей правоте. Ты ошибаешься, утверждая, что возлюбленный и супруг взаимно исключают друг друга. Если любовь была в начале, она будет и в конце. Любовь крепнет и растет. Близость закрепляет узы, и душа расцветает в лучезарной атмосфере. Неудачные браки представляют союзы, основанные на расположении. В этом случае наступает момент утомления, ибо брак требует, чтобы обе стороны были друг для друга всем во всем; если этого нет, то жизнь «договаривающихся сторон» по всем законам логики и по законам утонченного искусства жизни навсегда испорчена.

Да, иногда люди, и по-настоящему любящие друг друга, тоже с сожалением вспоминают о добрачной любви. Но эти, по крайней мере, хорошо начали. Их жизнь бесконечно обогатилась любовью. Неудача тем самым становится менее тяжелой, чем неудача других, пошлых людей, требующих от жизни так мало, что даже это малое ускользает от них. На тех, что могли бы любить, нет земных пятен. Они непонятны другим, но они безупречны. Это была не их ошибка и не ошибка любви, и даже ошибаясь, они живут «жизнью, более богатой», чем другие люди.

Ты последователен, утверждая, что любовь — это страсть. Ты думаешь, что она не более как предварительное содрогание. Ты отмечаешь некоторое изменение; трепет и возбуждение стихают с исчезновением неизвестности, но ты не знаешь, что они уступают место неизменной радости, что обещание сменяется исполнением, и надежда не более прекрасна, чем воплощение; оба чувства отмечены печатью божества, и любовь никогда не разочаровывает.

Скажи мне, эти мирные браки по склонности, которые ты так расхваливаешь, всегда ли они спокойны? Совершают ли супруги дружно и рука об руку весь свой жизненный путь? Воздержание, терпение и жертвы, о которых ты говоришь, — охотно ли идут на них ради другого человека, которого можно легко заменить двадцатью другими? Не легче ли идти на все ради единого, когда любишь и боготворишь, когда все силы твоего существа приказывают тебе служить ему в жизни и смерти? Обычный брак не блещет этими добродетелями. Скорее они являются идеалами на ходулях, при помощи которых страдающие стороны пытаются перебраться через отделяющую друг от друга пропасть. Разумеется, всякая сколько-нибудь нравственная личность проводит в своей жизни начала воздержания и жертвы. Но средним людям в твоем браке это дается с великим трудом, и они живут стиснув зубы. Какое бы ни было спокойствие, оно всегда покупается ценой крови. Дидро, будучи супругом глупой швеи, не имел права на любовь мадемуазель Волан. Было великим грехом взять от этой женщины все и дать ей взамен такую малость. Это такой же грех, как трусость и себялюбие.