Босс для Ледышки
Оля перезвонила мне поздно вечером. К тому времени мама уже отправилась спать, Гошка торчал у себя в спальне за компьютером, ну а я, давно вернувшись с посиделок, где подруга отпаивала меня чаем и слушала мою исповедь, скрутилась в клубок на диване в гостиной и глазела на мерцающую огоньками гирлянд ёлку.
Я даже привстала с дивана, пока Оля, захлёбываясь от восторга, рассказывала, как ей только что звонил Волков и требовал «выдать все явки и пароли». Моё сердце дрогнуло и заколотилось так, что на несколько секунд я даже оглохла от его стука.
Но из её эмоционального монолога я так толком ничего и не поняла. Зачем он вообще мной интересовался? В смысле, Катерина же наверняка ему всё рассказала. Ей же прекрасно известно, когда и как я уехала.
Удивительно, кстати, но мой рассказ о Волкове Оля восприняла с таким восторгом, будто всё это время по нему и не сохла. Это уж скорее она меня шокировала, потому что ей весь случившийся со мной кошмар виделся удивительным приключением вроде какого-нибудь киноромана. Ну, за исключением финала, разумеется… И у меня просто не было сил в чём-то её разубеждать. Подруга осталась при своём мнении, тем более сейчас, потому что утверждала, мол, таким взволнованным ещё ни разу своего начальника не слышала. Он — подумать только! — даже отбросил все формальности и перешёл с ней на ты.
В общем, Оле почему-то казалось, что нашей истории далеко до финала…
Конечно, куда там до завершения, если я пока не собиралась увольняться? Мне волей-неволей придётся продолжать с ним общаться. Но сейчас я предпочитала в будущее не заглядывать. На это моей храбрости пока не хватало. Может, к восьмому января мне удастся этой самой храбрости подкопить.
Как бы то ни было, насколько я поняла, Волков остался в «Снежном раю». По крайней мере, Ольга не упоминала, что он возвращается в город. Значит, у них там с Катериной всё хорошо. Замечательно, удачного им отдыха, пусть только меня оставят в покое.
Наверное, это и хорошо, что я потеряла свой телефон. Вздумай он мне позвонить, и я не отыскала бы в себе смелости поднять трубку. Рана была слишком свежа. Мне требовалось время.
К выходу на работу я очень надеялась хоть немного прийти в себя, чтобы к наступлению трудовых будней постараться выдержать всё, что могло поджидать меня в офисе.
Поэтому в оставшиеся праздничные дни я всеми правдами и неправдами выталкивала из себя непрошенные воспоминания, всё свободное время проводила с мамой или братом, только бы не оставаться наедине со своими мыслями, а седьмого, отпраздновав Рождество в семейном кругу, отправилась к Ольге. Мы благополучно просидели у неё на кухне до поздней ночи, а утром восьмого она растолкала меня и приказала отправляться домой — до начала рабочего дня оставалось три часа.
Мои вялые попытки мрачно отшутиться о планах взять больничный Ольга почему-то восприняла едва ли не враждебно, заявив, что нельзя бегать от проблем. Их, видите ли, нужно встречать с гордо поднятой головой. Странно, почему-то я была уверена, она меня поддержит…
Вызвав такси, чтобы не топать по морозу, я послушно отправилась домой — готовиться к самому тяжёлому рабочему дню в моей жизни.
***
О том, как он пережил следующие дни до вылета, Андрей предпочитал не вспоминать. Перевал расчищали круглыми сутками, а ему казалось, что дело там совсем не движется. Чтобы совсем не лезть на стену от бессилия, он напряг своих помощников и вместе с подтверждением информации о том, что Миронова действительно прибыла домой в целости и сохранности, раздобыл все её адреса в соцсетях, куда Женя, как выяснилось, давным-давно не заходила.
Маленькая отшельница.
А потом был самый длинный в его жизни перелёт, обеспокоенные лица родни и всё тех же помощников, наперебой предлагавших свои услуги. А он впервые чувствовал полнейшую растерянность, в которой ни за что никому не признался бы.
Да, факты ему известны: она действительно жива и здорова, она дома и у неё всё вроде бы в порядке. Но за все эти дни она даже не попыталась с ним связаться, а объяснения Ольги, мол, она в их дела лезть не хочет, явно намекали на то, что его секретарша как минимум частично в курсе: что-то действительно стряслось.
Вечером седьмого числа, отмахнувшись от всякой помощи, он сам сел за руль. И спустя неполный час заглушил мотор неподалёку от её дома, припарковавшись так, чтобы его авто не бросалось в глаза. Зато он мог видеть подъезд и светившиеся в сгустившихся сумерках окна её квартиры.
Через пять минут он уже звонил в её дверь.
Ему открыла хрупкая русоволосая женщина с красивыми светлыми глазами — наверняка Женина мать. На его просьбу увидеться с Евгенией растерянно сообщила, что она отправилась гулять. На его попытки выяснить, куда отправилась и когда вернётся, поджала губы и ответила, что не знает.
Но она, конечно, знала. Просто ему не стала говорить. Андрей проглотил всё: и свою гордость, и нетерпение, и даже порыв опуститься до какой-нибудь хитрости — в конце концов он не планировал начинать знакомство с Жениной мамой на такой скверной ноте. Смирился, отступил. Больше не стал отнимать её время, поблагодарил, попрощался и вернулся на свой пост.
Он просидел у её подъезда всю ночь, превратившуюся в новую вечность, заполненную лихорадочными мыслями и бесконечными стаканчиками дешёвого кофе из ближайшего киоска. Её телефон грел его карман, будто он приютил там нечто бесконечно дорогое ей, а значит, и ему.
