Скажи, что ты моя
Быть лживой бессовестной дрянью в глазах общественности и абсолютно чужих мне людей — обстоятельство очень неприятное, могло бы испортить мне нервную систему, репутацию или возможную карьеру, но не смертельное. А вот выглядеть таковой в глазах того, кто сейчас находился за моей спиной, продолжая мёртвой хваткой удерживать меня за плечи — приговор.
Ни единого слова ведь так и не обронил…
По крайней мере, по-русски.
Значение резкого и отрывистого по-корейски я не поняла. Я же не сильна в данном языке. Зато реакция госпожи Джи-Хе вышла очень красноречивой. По бархатной коже на идеальном личике пошли красные пятна. Ответила она мужчине не менее резко.
А я…
Я воспользовалась случившейся перепалкой, чтобы сбросить со своих плеч хотя бы один груз. В данном случае — удерживающие меня ладони генерального директора. Неспроста говорят, нет человека — нет и проблемы. И раз уж так вышло, что проблема тут — это я… уйти — лучший вариант, как и собиралась изначально.
Вот и…
Нет, не ушла. Лишь шаг в сторону ступила, прежде чем Константин Владимирович поймал меня за запястье. И ведь не посмотрел даже в мою сторону. Схватил интуитивно, не глядя. Продолжил резко и отрывисто говорить по-корейски, что-то высказывать госпоже Джи-Хе, отчего она то опять краснела, то резко бледнела. Не знаю, как долго бы это продолжалось, но поднявшийся шум дошёл вплоть до самой важной здесь персоны. Разумеется, господин Ким не собирался давать свою дочь в обиду, поспешил ей на помощь. Ещё полминуты, и громких голосов на корейском стало минимум три. На этой совсем ужасной ноте я предприняла новую попытку бегства. Та тоже оказалась безуспешной. Да и разговор на повышенных тонах тут же моментально прекратился.
Не имела ни малейшего понятия, какой получился итог, но господин Ким с таким же красным лицом, как и у его дочери, забрал Джи-Хе и повёл на выход с мероприятия. Та, кстати, тоже сопротивлялась поначалу, но в итоге всё-таки пошла за родителем. Шепотки в толпе стали активнее. Скрипки заиграли громче.
— Советую поступить их примеру, — сухо произнёс Константин Владимирович, вернувшись к изложению на русском, обратившись к Беляевым.
Юра, очевидно, вспомнил, чем знаменовался предыдущий разговор с моим боссом, и быстренько внял услышанному предупреждению. Подхватив начавшуюся возмущаться Ингу, силком потащил её куда подальше.
Я же… Всхлипнула. И только тогда осознала, что по моим щекам давно текут слёзы.
— Надо было мне уйти, — единственное, с чем нашлась, когда хмурый стальной взор Константина Владимировича сосредоточился на мне.
— Отступает тот, кто проиграл, — не согласился он.
Склонился ближе и бережно подобрал каждую из слезинок, а затем притянул к себе вплотную, крепко обнял, подарил не только тепло, но и укрыл собой от всего мира с такой ощутимой надёжностью, словно не существовало больше ничего и никого вокруг, кроме нас двоих.
Ну как тут вновь не всхлипнуть?
Я и всхлипнула. Вместе с оправдательным:
— Всё не так было. Они сделали монтаж. Вырезали часть моих слов. Всё исковеркали. Я совсем не то ей говорила на самом… — как начала, так и замолчала.
— Я знаю, — тихо произнёс мой босс.
Всхлипывать я не перестала. Но это ничуть не помешало рефлекторно возмутиться:
— То есть как это знаешь?!
— Я видел то видео.
Вот же…
— Когда?!
— В тот же день, когда сняли, прилетело. Один их наших технарей прислал, — с самым обыденным видом сообщил Константин Владимирович. — Тебе показывать не стал, чтоб ты не расстраивалась по пустякам.
Шумно выдохнула. Всхлипнула ещё разочек. Распрощалась с возможным чувством вины и стыда за произошедшее. Предъявила бы ещё встречно за то, что раз знал, мог бы и не позволять тогда Беляевым сливать свой яд и так жестоко позорить нас при всех, всё-таки на нас надеты парные кольца. Но всё же не стала. Во-первых, если не сейчас, так при других бы обстоятельствах попытались испортить мне жизнь. И кто знает, как бы то обернулось потом, если бы не вмешательство Константина Владимировича в принципе. А во-вторых вспомнила о том, что не у меня одной отныне имелись последствия от поступка вероломной госпожи Джи-Хе, и те были куда более существенными, нежели моё уязвлённое самолюбие.
— Договор корейцы продлять теперь не станут, так понимаю, — уткнулась носом в белую рубашку.
Ещё раз шумно выдохнула. Чувство вины вернулось.
Ровно до последующего!
— Я от него сам отказался.
Всхлипывать я моментально перестала!
— Как отказался? — ошарашенно уставилась на мужчину, задрав голову вверх. — Сам?
Он на это лишь улыбнулся. И пожал плечами.
Но это не значит, что мне стало более понятно!
— Вы разве не говорили, насколько этот договор важен для нашей организации? Мы же из-за него здесь оказались. Из-за него парой для всех официально назвались. Мы же… — осеклась. — Нет, вы! — решила сменить тактику. — Вы же сами сказали мне, что ни за что на свете нельзя портить отношения с господином Кимом! А в итоге всё равно они напрочь испорчены и вряд ли восстановятся! Но вас это больше не беспокоит? Где тут логика? Я не понимаю!
