Хороший брат
Он поднимает глаза и смотрит на меня. Я его не боюсь, но мне хочется сжаться в маленький комок и спрятаться под столом.
На самом деле, он дико странный. Я никогда не могла понять, что у него на уме. Его взгляд всегда прожигает, будто сканирует, анализирует тебя. Вгрызается в самую суть, читает мысли и просчитывает ходы.
Пока Ярослав пытается привести себя в чувства в душе, я ставлю перед Маратом, не сводящего с меня взгляд, тарелку, наполненную едой, и отхожу подальше.
Для опасного маневра нужно безопасное расстояние.
– Почему ты так смотришь на меня, Марат? - спрашиваю смело, в упор, хотя на самом деле у меня дико трясутся поджилки.
Я бы отправила его к бабушке, но та как всегда в самый неожиданный момент ушла из дома.
– Как? - спрашивает хищник, сидящий передо мной в расслабленной позе, но с дико напряженным выражением лица.
Его не волнует горячая еда, только свежее мясо и горящая, дрожащая от страха кровь.
– Как будто тебе есть что сказать мне, - рискую, но без этого никак.
– Есть? - переспрашивает он, а я киваю вместо ответа.
Ну давай же. Скажи, что я сошла с ума и мне привиделось. Плод моего больного воображения и больной фантазии. Он может соврать, успокоить меня, но это не тот человек, который будет заботиться о твоем внутреннем мире.
– Ты простила его, Наташа? - задает вопрос, а у меня сердце выскакивает из груди.
– Кого? - я так разнервничалась, что даже не поняла, о ком он говорит. - Ты о Ярославе? Простила.
Он смотрит и смотрит, а мне кажется, что даже стрелки на часах замерли в ожидании что же будет дальше?
– А меня?
Он спрашивает, а я вообще путаюсь во всем. Возможно, я не знаю чего-то?
– За что мне прощать тебя, Марат?
Он молчит, только темные глаза пьют каждую мою нервную и дерганную эмоцию, при этом он сам выглядит странно. Желваки ходят, руки сжимаются в кулаки.
– За то, что не спас, - отвечает не сразу.
А у меня будто все пазы становятся разом. Тогда, год назад, я грешным делом подумала, что, возможно, не безразлична ему. Подумала, что, может быть, он испытывает ко мне что-то? Ведь он приезжал. И не раз. Заботился обо мне. Как мог - грубо, сухо. Бесцеремонно появлялся на пороге, будто и не было ничего. Будто он не видел моего падения и всей этой грязи. Будто не он подобрал меня на обочине босую, растоптанную и уничтоженную. Будто не он привез меня домой, в тепло и безопасность.
А он спасал меня.
Раз за разом спасал. Пока один топтал, другой протягивал руку. Вытягивал. И уходил.
Спасал на дороге, когда со мной могло случиться все, что угодно. Спасал, когда я загибалась дома от болезни. Даже увезти меня из города хотел. Спасал ведь.
– Ты спас меня, Марат, - отвечаю ему без тени улыбки.
– Ты действительно так считаешь? - чуть вскидывает брови.
– Ты мог пройти мимо. Не приехать ко мне домой, не вызвать врача. Но ты сделал все это.
Он качает головой, не соглашаясь со мной:
– Я выполнял просьбу друга. Он попросил меня отвезти тебя, а потом приехать к тебе. Это не было моей инициативой.
Примерно так я и думала.
– Разве это что-то меняет? Ты мог отказаться, - я уже гораздо спокойнее пожимаю плечами. - И еще - если бы он не попросил тебя об этом одолжении, ты бы остался в стороне?
Мар снова медлит с ответом. Мы смотрим испытующе друг на друга. Так, будто находимся на очной ставке, только кто из нас двоих преступник?
– Я мог спасти тебя от Яра, - отвечает тихо, и я вижу в его глазах червя, который изводит его.
Ест живьем изнутри, душит мерзкими щупальцами, мешая дышать и существовать.
– Винишь себя? - спрашиваю его, хотя ответ уже и так мне известен.
– Да, - отвечает он.
И у меня впервые за этот разговор с плеч падает каменная плита, которая больно давила на позвоночник. Я-то думала, что он влюблен в меня и сейчас, убедившись в отсутствии романтических чувств, я испытываю огромное облегчение:
– Не вини, - уже без боязни подхожу к столу и сажусь напротив друга Ярослава. - Ты бы не смог ничего сделать, я бы все равно летела на этот огонь, пока не спалила бы себя живьем. Видимо, это должно было случиться, чтобы мы поняли, что друг без друга нам с Яром никак. Ты в этой ситуации постороннее лицо, а мы взрослые люди, которые ошиблись. Или нет. Я больше не хочу вспоминать прошлое.
Отважившись, кладу свою рук поверх его рук, сцепленных в замок:
– Посмотри на наше с Ярославом настоящее. Мы счастливы, собираемся пожениться. Впереди целая жизнь из ошибок и прощения, падений и взлетов. Ты не сможешь всегда нам стелить соломку, Мар. Но можешь быть рядом и протянуть руку помощи, когда поймешь, что она действительно необходима.
Марат улыбается уголками губ, вытаскивает свою руку из-под моей и накрывает сверху:
– Договорились.
Я искренне улыбаюсь и даже подмигиваю ему.
– Так-так. Мне уже начинать ревновать? - Ярослав заходит в кухню и наигранно упрекает нас.
– Тебе теперь предстоит делать это всю оставшуюся жизнь, - парирует Мар, и я впервые вижу на его лице широкую улыбку.
Мы размыкаем наши руки, я встаю с места и подхожу к Яру. Он ожидаемо распахивает для меня объятия, и я ныряю в них, трусь носом о его разрисованную грудь и счастливо улыбаюсь.
– Ну что, Карасик, готова начать спасательную операцию двух заблудших душ?
– Конечно, садись, все готово.
Ярослав усаживается за стол и приступает к еде, а Марат, будто опомнившись, спрашивает:
– Кстати, а где остальные мушкетеры?
Я сажусь рядом с Яром, замираю и начинаю хохотать:
– Так вот как вы прозвали друг друга? Мушкетеры…
Гогочу не сдерживаясь, я парни прячут улыбки и обмениваются заговорщическими взглядами.
– Ваши коллеги по ансамблю, они же хор синих мальчиков-зайчиков, они же, как вы выразились, мушкетеры, оказались посильнее вас, так как уже распивали живительную воду дяди Сережи и выработали, так сказать, иммунитет. Поэтому они погрузили ваши вмиг отключившиеся тела, а сами отправились домой. Кстати, Петя уже звонил мне. Он уточнял - будет ли у Ярослава мальчишник и если все-таки будет, то попросил Ярослава обойтись без жидкостей собственного производства Сергея Палыча.
