Скажи, что ты моя
Ведь да?
Нет!
— Что? — не поняла значение не только я, но и Лидия Михайловна. — Что ты сказал? — прищурилась с подозрением. — Что значит, Юлиана?
Подозрение, кстати, адресовалось исключительно мне. Как и подтверждение всем моим самых худшим опасениям.
— Та, о ком ты спрашиваешь — это Юлиана, мама, — шагнул ближе ко мне и самым бессовестным образом подтвердил, то есть сдал меня Константин Владимирович. — Так что будь добра, выбирай выражения, когда говоришь о ней, — добавил, приобнимая за плечи.
Что я там о том, что он меня спасёт, думала?
Самое опрометчивое заблуждение с моей стороны!
Опять чуть в кресло не свалилась.
— Как это Юлиана, — ошалела от такого откровения и третья из нас. — Юлиана?.. — опять уставилась на меня, словно глазам своим не верила.
То на меня смотрела, то на руку своего сына, которая по-хозяйски устроилась на мне, как дополнительная демонстрация его словам. Я, кстати, тоже не верила. Не только ощущениям, глазам, но и ушам. Ведь вместо того, чтобы продолжить свои пояснения, не забыв обязательно упомянуть о том, как так вообще получилось, и то что лично я совсем не хотела, просто обстоятельства вынудили нас обоих, а она может совсем нисколечки не переживать, потому что это всё временное и никаких серьёзных последствий для неё и их семьи не будет, этот… который совсем-ни-разу-не-спаситель… Павлик Морозов он! И даже хуже!
— Да. Я женюсь на Юлиане, мама, — совсем страх и стыд потерял мужчина. — В самое ближайшее время.
Он-то потерял… А вот я их быстренько обрела! Заодно попыталась взять ситуацию в собственные руки, попутно скидывая с себя чужую. А то некоторым доверия больше нет!
— Лидия Михайловна, всё совсем не так, как вы… — поспешно заверила я, аккуратно отступая от стола.
Просто потому, что от шока женщина отошла гораздо быстрее меня. Она — вообще очень расторопная. Я ж договорить не успела, а Лидия Михайловна оказалась передо мной, тем самым отрезая все возможные пути моего начавшегося стратегического отступления. Поймала не только с поличным, но и за руку. За ту самую, на которой красовалось самое красноречивое подтверждение заявлению её сына. Уже никак не отвертишься.
— Так вот почему… — протянула задумчиво Агеева-старшая, разглядывая моё кольцо на безымянном.
Воцарилась тишина.
Очень нервирующая такая тишина!
Секунды тянулись и тянулись. Пока они шли, я успела и помолиться, и с жизнью распрощаться, и начальника своего проклясть, заодно прибить в мыслях.
Ну а что?
Если умирать, так хоть не в одиночестве.
— Да что б вас, партизаны! — в сердцах воскликнула Лидия Михайловна, нарушив наступившее молчание.
И так громко, что я невольно зажмурилась, вся сжалась. Малодушно решила, что когда она меня душить начнёт, не так страшно будет видеться. К тому же, душить она меня и в самом деле принялась. Очень крепко. Обеими руками. Долго и упорно. Я аж растерялась в очередной раз, когда немного погодя поняла, что… нет, всё-таки не душит.
Обнимает?
С радостной улыбкой!
— Ничего, я бы на твоём месте тоже не созналась, — погладила меня по голове, как маленькую.
Дар речи у меня снова отказал. И даже все мои предыдущие стремления к тому, чтобы разъяснить ситуацию как следует, тоже куда-то подевались.
Почему?
Да просто спустя даже минут пять после того, как душить, то есть обнимать, она меня перестала, смирившись с действительностью, выглядела Лидия Михайловна до того внезапно довольной, что стало банально жаль её разочаровывать. Уж не знаю, почему она так быстро и резко поменяла своё мнение в прямо противоположном направлении, но, наверное, в отличие от меня, Константин Владимирович непременно знал, что так и случится, потому и не стал тоже говорить ничего лишнего.
А может, было что-то ещё…
Неважно.
Главное, обошлось!
И все живы…
