Буду твоей женой
Чеки!
Много чеков.
Все суммы и наименования были мне вполне знакомыми, я ж и сама принимала непосредственное участие в тратах. На будущую свадьбу. В том числе и на платье, сшитое на заказ. Часть расходов я оплатила сама, другую часть вложил Романенко. И именно последнее он выделил красным маркером на некоторых из чеков, обозначив свою долю. Не забыл приложить и общий подсчёт итоговой суммы, которую… что? Я должна ему возместить? Или над которой призадуматься и в связи с ней срочно опомниться? А может… Да кто ж его знает! Лично я гадать не хотела. Зато что-нибудь разбить — ещё как. Настолько нестерпимо и остро забурлили эмоции, хоть в ледяной проруби утопись, и та закипит.
Прям как я — прямо сейчас!
— Ну, знаешь… — прошипела сквозь зубы в сердцах.
Кулаки сжались сами собой. До боли на внутренних сторонах ладоней, пока я впивалась в них собственными ногтями. До судорог в суставах. И новой порции нестерпимой боли, от которой хотелось громко-громко кричать, хотя бы таким образом выместив всё то, что жгучими осколками переполняло изнутри.
Так и сделала!
Пусть и не сразу. Сперва вытащила платье, которое пару дней назад банально засунула в тумбу под раковину, спрятав с глаз долой и ещё не успела выбросить. Затем запихнула его в мусорный пакет. Конверт — туда же. Добавила бы много чего ещё из того, что нас когда-то связывало, но то уже выброшено. Вместе со всем этим на улицу и направилась, спешно одеваясь.
— Пап, я возьму твою машину? — попросила, прежде чем подхватить ключ от автомобиля.
— Надолго? — только и спросил родитель.
— Нет, скоро вернусь, — сообщила.
Папа кивнул. Бабуля явно засобиралась влезть в наш скудный диалог и узнать побольше, но мама её остановила. Ей одного взгляда, брошенного на меня, с лихвой хватило, чтобы понять, насколько я не в духе и не расположена ни к каким беседам. Если и обсуждать что-либо — не сейчас.
А сейчас…
Я сожгу всё дотла!
Пусть не только моя душа пылает. Но и те жалкие остатки, от одного вида которых буквально трясёт.
Может, тогда полегчает?
Не полегчало. Даже морозный воздух, и тот не остудил внутренний пожар, когда я доехала до ближайшего пустыря, где знала, было полно старых бочек, в одну из которых я и вытрясла из мусорного пакета все бумажонки вместе с платьем, а после воспользовалась найдённой в папином Патроле зажигалкой. Просто потому, что… не горело!
— Да чтоб тебя! — окончательно сорвалась.
Часть чеков от порыва ветра разлетелась в разные стороны. Возможно, если бы я среагировала сразу, а не вымещала всю свою злость на ту же бочку, которую от души попинала, смахивая с лица скатывающиеся злые слёзы, то успела бы их поймать. Но я не поймала.
Хотя и одна в своей беде не осталась…
— Кхм-кхм… — донеслось со стороны хриплое покашливание. — Барышня, а вы что тут делаете?
Голос принадлежал мужчине пенсионного возраста. И он сюда явно не прогуляться перед сном вышел. Высокий ворот засаленного местами дырявого бушлата времён Союза прикрывал красные от холода уши, уж не знаю, почему ворот, а те та же шапка-ушанка, венчающая грязную макушку. Он тут… жил? Неспроста ж вылез из-под кучи картонных коробок, сваленных высокой горой неподалёку и столь ревниво уставился на бочку, которая с глухим звоном стойко терпела мои побои. Стало немного совестно. Но только немного. Решила быть честной. Слишком уж пекло до сих пор в районе солнечного сплетения, чтоб изощряться на притворство или вежливость.
— Да вот… — махнула рукой на своё платье.
Той же рукой, в которой держала зажигалку. И это не осталось незамеченным. Местный житель приблизился. Оценил не только наличие моих мокрых от слёз щёк, а также зажигалки, зажатой в моей ладони, но и наличие замученного жизнью свадебного наряда со здоровенным кровавым пятном. Оно самым предательским образом поверху оказалось.
— Чьё? — нахмурился.
— Моё, — обречённо призналась.
Мужик хмуриться не перестал.
— Невеста что ли? — уставился на меня с подозрением.
— Угу, — кивнула. — Была. Уже нет, — добавила.
— А жених где? — прищурился не менее подозрительно.
— Тоже теперь нет, — обозначила очевидное.
Собеседник призадумался ещё крепче прежнего. Почесал макушку поверх шапки. Ещё раз оценил зажигалку в моей руке, затем — платье, и меня всю — тоже.
— Кто ж так от улик-то избавляется? — удручённо покачал головой в итоге. — Погодь, я щас!
Развернулся и… ушёл. Обратно к коробкам. Ненадолго. Правда, и того короткого времени хватило, чтобы наша сомнительная компания разбавилась появлением ещё двух мужчин. Выглядели они примерно также. Да и допрос начали одинаково:
— Барышня, а вы что тут делаете?
Правда, в отличие от предыдущего, на бочку с платьем не обратили особого внимания. Озабоченно уставились на Патрол, который стоял в десяти шагах и светил сюда фарами, раз уж я их не выключила, как и сам автомобиль не заглушила. А ответить им я не успела.
— Чего пристали?! — вернулся от коробок первый местный житель. — Не видели что ли? Проблема у неё!
Не с пустыми руками вернулся. С двумя бутылками. Водки. Одна была полностью запечатана, другая частично отпита. Крышку последней он и отвинтил, вручая мне.
— На, заливай, — велел.
Ну я и…
— Куда?! — спохватились ещё двое.
Судя по их ошалевшим лицам, такое богатство, если и заливать, то явно не в бочку, а исключительно внутрь. Мигом дёрнулись ко мне, это богатство спасать.
— Сказал же, не лезьте! Слепошарые что ли?! — стало им ответом.
Хотя они и тогда не особо поняли.
— Саныч, ты чО, охренел?! — в голос выкрикнули.
— Михалыч, вот тебе полтинник давно стукнул, а мозг так и не появился! Пошто не в своё дело лезешь?! — огрызнулся тот самый Саныч. — А ты, Савельич, вообще к своей иди, не то и она сюда припрётся, — проворчал, выставив руку перед собой.
Ещё и помахал им. Видимо, чтоб наверняка восвояси отправились. Но они никуда не отправились. Остались с сожалением глядеть на то, как водка в бутылке заканчивалась по мере того, как оставалась на платье. Я его с особой тщательностью полила, стараясь не промахиваться. Вместе с тем представляла, как не только не менее тщательно от вещицы избавляюсь, но и от того, из-за кого она у меня в жизни вообще появилась.
