Босс для Золушки
Когда адреналин несётся по телу обжигающей лавой, у каждой женщины с ребенком в голове происходит глобальная и молниеносная битва двух инстинктов. Не на жизнь, а на смерть материнский инстинкт сражается с инстинктом самосохранения... и обычно побеждает его.
Да, у меня ещё нет собственного ребёнка. Но после того, как мама умерла, я настолько привыкла заботиться о маленькой сестрёнке именно с материнской позиции, что природа позаботилась обо всем сама. Она включила мне нужный инстинкт раньше времени...
И теперь этот инстинкт действует за меня сам.
Руки уверенно хватают единственный предмет во всей тесной подсобке, которым хоть как-то можно остановить страшного ночного вторженца. Увесистый керамический горшок с кактусом. Затем ноги сами выносят меня в коридор, и послушное тело двигается удивительно бесшумно. Без единой толики сомнения я размахиваюсь и со всей дури обрушиваю горшок на голову неизвестного мужчины.
В последний момент он интуивно что-то чувствует и успевает обернуться. Но делает себе только хуже: разбившийся о его лоб горшок рассыпается по лицу и глазам грязной массой ломаной керамики и сухой земли. Заключительным штрихом кактус впечатывается ему в правую щеку здоровенными острыми колючками. А я отскакиваю на несколько шагов назад с расширенными глазами, задыхаясь от волнения.
Это он! Тот самый очкарик, который напал на нас с Костей в парке! Сейчас он без очков, но я узнаю его по кривой линии крепко сжатого рта и сильно оттопыренным ушам.
Вопреки моей надежде, сознания он не теряет. Отчаянно матерясь, трёт грязное лицо руками в попытке очистить глаза от мусора и шипит от боли. Кактус звучно шмякается на пол, а острые обломки шипов торчат из щеки, как у дикобраза.
На меня накатывает какой-то бессмысленный ступор. Топчусь на месте, не зная, то ли бежать, то ли поискать ещё какое-нибудь импровизированное оружие. Тем временем недоочкарик наконец восстанавливает зрение и впивается в меня бешеным взглядом покрасневших глаз. На его коротких ресницах висят кусочки земли.
- Ты меня достала, овца тупорылая! Чё ты везде суешься! А ну, иди сюда...!
Он делает агрессивный рывок в мою сторону, но я уже со всех ног мчусь по коридору прочь... и дальше, вниз по лестнице... к распахнутой входной двери, за которой плещется страшная тихая полночь.
Мечущийся по сторонам взгляд улавливает какие-то отдельные детали происходящей в доме трагедии: неподвижное тело домработницы, лежащей на полу возле бежевого дверного коврика... трубка домофона, валяющаяся неподалеку от ее руки... на ней мигает жёлтый огонёк уровня зарядки... И несколько темных пятен на светлой плитке за порогом. Они отливают тревожно-красным цветом под тусклым лучом уличного фонаря над крыльцом.
По ступенькам крыльца я даже не бегу, а фактически скатываюсь, не чуя под собой ног. В ушах гремят тяжёлые шаги моего преследователя.
Бух!
Со всего размаху врезаюсь в чьё-то тело, медленно бредущее в темноте. Слышу полустон-полукряхтение, а затем мужской голос как-то странно, будто заплетающимся со сна или спьяну языком произносит:
- Ека...те... рина... Николаев... на... вы в поряд... ке..?
Кажется, это один из ночных охранников. То ли Виталий, то ли Алексей. Я с силой хватаю его за руку, чтобы взмолиться о помощи... и с ужасом чувствую, как от моего толчка он заваливается в сторону. Как будто не может удержаться на ногах. И, словно в кошмарном сне, с треском падает в куст декоративного можжевельника.
Что происходит?! Почему хваленая охрана Короленко ведёт себя так, будто весь вечер бухала в будке и очнулась только сейчас?
Но гадать об этом некогда. Бегу дальше к воротам, а там меня поджидает ещё одно испытание для нервов. Со стороны ограды из темноты навстречу еле-еле хромает старый эрдельтерьер. При каждом движении он жалобно поскуливает и припадает на заднюю лапу.
- Потерпи, милый, потерпи... - шепчу я, задыхаясь от бега. - Артём-Артём, ну где же ты..?
Я успеваю выскочить за ворота и сразу же спотыкаюсь о какую-то твердую толстую палку. Нога подворачивается, а меня по инерции несёт вперёд, по дуговой траектории падения.
- Ой-й... блин... - сквозь стиснутые зубы у меня вырывается сдавленное шипение. Кожу на ободранных коленках саднит от боли.
Тяжёлые шаги за моей спиной замедляют ход.
- Попалась, - удовлетворённо выдыхает преследователь.
Я тупо смотрю на него снизу вверх. В груди колет от тяжёлого дыхания. Левая нога дико ноет и пульсирует. Кажется, повреждена щиколотка... И у меня просто нет энергии просить о пощаде или обрушиваться с холостыми угрозами о том, что здесь скоро будет мой босс со своими людьми.
«Очкарик» без очков наклоняется и подбирает с земли ту самую роковую палку, о которую я споткнулась. Только это никакая не палка. Это костыль... точнее, один из костылей, что валяются в отдалении перед воротами... вместе с цветастым платком а-ля советская бабушка и рыхлой грудой какой-то вязаной одежды, вроде шали с бахромой.
- Ну всё, овечка моя, игры закончились! - заявляет он. И сразу же без предупреждения резко замахивается костылем над моей головой.
Я успеваю только крепко зажмуриться и сжаться в позе эмбриона на земле в ожидании неминуемого удара.
Но его нет.
Точнее, звук удара-то я слышу, но лично со мной ничего при этом не происходит. Зато отлично слышны какое-то пыхтение и возня...
Открывать глаза дико страшно. Я заставляю себя разжать веки через силу и сразу же отползаю со своей растянутой щиколоткой подальше, потому что мой враг сцепился с кем-то и катается по земле.
Я на них не смотрю. Спешу прямо так, на четвереньках, в сторону ворот, пока не утыкаюсь в шерсть вышедшего навстречу Люси. Так и сидим вдвоем - хромая собака и хромая девушка. Ждём.
Потасовка распадается в считанные секунды при первых же звуках лихо мчащихся к нам машин. Одна темная фигура изворачивается и пинком в живот отбрасывает вторую, после чего с реактивной скоростью растворяется во тьме между соседними домами.
