Только не трогать
Я - на корабле. Попала в шторм. Укачивает так сильно, что еще секунда - и желудок выскочит через горло. Голова гудит, шея затекла, ладони и колени горят, будто их поджарили на костре.
С трудом открываю глаза. Нет, это не каюта: я - на заднем сидении машины, а под головой - жесткая подушка.
Как я здесь оказалась?
Пытаюсь вспомнить: траттория, разговор с Майером, парк, дорога… я выбежала на красный, а потом… это Майер меня схватил? В таком случае… куда он сейчас меня везёт?
Поднимаюсь и верчу головой, всматриваясь в окна, но в темноте ничего не разобрать. Какой-то незнакомый район. Частный сектор?
Марк поворачивает голову в мою сторону.
- Не вставай!
- Где… - во рту страшная сухость, и я откашливаюсь. - Куда мы едем?
- Ты слышала, что я сказал?
- Скажите, куда мы едем! - голос срывается на крик.
Больше я его приказам подчиняться не собираюсь.
- В больницу, - он отворачивается и снова смотрит на дорогу.
- Нет! Мне нужно домой!
- София, ты…
- Д-домой! Н-немедленно, или я…
Замолкаю, пытаясь сообразить, что в противном случае я могу сделать. Выпрыгнуть на ходу из машины? Вообще-то - да, могу. Наверное.
Дергаю ручку двери - закрыто.
- Ты что творишь? - Майер резко тормозит и опять поворачивается ко мне. На лице - лишь раздражение и ни тени сожаления.
- В больницу не п-поеду! Откройте машину, я сама доберусь, куда мне надо!
- Да мы уже почти приехали.
Почти приехали в больницу? Чувствую, как слёзы застилают глаза, а через секунду уже рыдаю в голос:
- К-какого ч-чёрта? Что за издевательство? Есть в вас хоть что-нибудь человеческое, а? Чего вы д-добиваетесь? Если я сказала, что не хочу в больницу, как можно насильно…
- Ладно-ладно, - он не даёт договорить. - Угомонись. Отвезу домой.
Разворачивает машину на перекрестке, и мы едем в другом направлении. Я замолкаю, облизывая соленые губы, а потом вспоминаю кое-что важное.
- Где моя сумка?
Не останавливаясь, Марк с холодной учтивостью отдаёт сумку - она лежала на переднем сидении. Я прижимаю её к себе, как самое дорогое сокровище на свете. Хорошо бы сейчас обработать раны - хоть салфеткой. Но при Майере даже шевелиться лишний раз не хочется, поэтому я просто закрываю глаза.
Это ужасно - быть такой тряпкой. Ведь я дала себе слово, что этот человек больше никогда не увидит меня слабой. Как же вышло, что так легко, по щелчку пальцев, он опять превратил меня в маленькую отчаявшуюся девочку?
Теперь мне стыдно, очень стыдно за свой срыв. Не знаю, что делать дальше, и не хочу сейчас об этом думать. Добраться бы домой. Раны. Обработать.
Едем в полной тишине. В машине тепло, но меня трясет. Желая унять дрожь, еще сильнее вцепляюсь в сумку.
Когда подъезжаем к дому, я пытаюсь вспомнить, когда сообщила Майеру адрес. Потом вспоминаю - не сообщала. Впрочем, какое это имеет значение?
Марк выходит на улицу и открывает заднюю дверь. Протягивает руку, но мне и дела нет до этой показной вежливости - нахмурившись, я выхожу из машины без всякой помощи.
Прохлада осеннего вечера еще более неприятна, чем тепло салона. Опять чувствую горечь во рту.
Поднимаю голову и смотрю на Марка. Из освещения во дворе - лишь тусклый свет из окон, так что его лицо кажется совсем другим. Кожа - слишком бледной, глаза - слишком глубокими и тёмными, а их выражение - не безразлично-холодным, как обычно.
Сейчас Марк выглядит растерянным, хотя я знаю: это - лишь игра теней. И моего воображения.
Чувствую: надо что-то сказать. Не потому, что мне этого хочется, а просто поставить точку. И говорю:
- Вы ничего обо мне не знаете, чтоб меня судить, и не имеете права что-то обо мне придумывать.
Он пристально смотрит на меня. Отвечает - и кажется, что хриплые изломы голоса царапают кожу сильнее сухих веток:
- Ты тоже ничего обо мне не знаешь, чтоб меня судить.
А потом разворачивается и садится в машину, с силой захлопнув дверь.
