Семья в аренду
Вера
День прошел незаметно. Михаил топил баню, мама суетилась на кухне, дети, укутавшись в шерстяной плед, смотрели мультики.
Который раз поймала себя на мысли, что Макар меня удивил. Мужчина с ролексами на руке помыл посуду. Даже без дорогих часов не каждый на это способен.
Мое волнение немного спадает, когда Макар рядом – я всегда настороже.
Насыпаю в фарфоровый чайник чабрец и мяту, заливая кипятком.
Горячую кружку передаю Макару.
– Вкусно, – он сделал глоток. Откинулся на спинку дивана, кажется, он расслабился. Видно, как он пытается все вокруг контролировать.
– Это твои рисунки? – Макар заинтересованно рассматривал висевшие в комнате картины. Я немного нервничаю, особенно когда люди в первый раз рассматривают мои картины. Это как снять маску и обнажить свою душу. Любое произведение художника – это его портрет, его видение мира.
– Ты очень талантливая, – указывает на холст. На нем пара танцует на набережной.
Лестно слышать комплимент от человека, разбирающегося не только в искусстве, но и в дизайне. Впервые за долгое время чувствую себя лишенной защитных механизмов. Иногда приятно выговорится и поделиться своей болью. Очень хотелось расспросить его матери Маши, но я не решилась. Сейчас ни то место и ни то время. Сама не люблю, когда лезут с вопросами о личной жизни.
– Когда-то в детстве, во время отпуска на море, я увидела, как мужчина и женщина средних лет без всякого стеснения танцевали. Они словно парили, не касаясь земли, и вокруг никого не существовало, только их любовь. Позже нарисовала свои впечатления. А ты рисуешь?
– Сейчас, нет, но раньше делал наброски. Отец вовремя заметил и отправил в художественную школу. Но сейчас это просто работа. Иногда хобби перетекает в работу, а по пути теряешь удовольствие и интерес.
Он наклоняется к следующему моему рисунку и внимательно рассматривает его.
– Не соглашусь.
– Много ты знаешь. Поработай с мои года и тогда я посмотрю на тебя.
– Хочешь поспорить? – Протягиваю ему руку, чтобы заключить нашу договоренность.
Он дразняще улыбается, но не спешит мне пожать руку.
– Если в этом мире кого ты не переспорила?
Я покачала головой.
– Нет, может, ты станешь первым.
– Тогда узнаем ответ через пару лет, – Макар дотрагивается до руки, обжигая мою кожу.
Включила торшер, мягкий свет озарил комнату. Пламя потрескивало в камине. Антикварные часы-домик пробили шесть вечера. Вообще, мы в семье любили старинные предметы. Раньше папа работал столяром, поэтому с трепетом относился к вещам, которые можно отремонтировать и привести к красивый вид.
– Неужели это альбом? – На кофейном столике лежал старый семейный альбом.
– Стой, – запротестовала я, но Макар взял его в руки.
– Боишься, что увижу твои детские фото.
Он садится рядом со мной на мягкий диван. Слишком близко, и не отодвигается. И снова этот запах – его парфюм. Терпкий и сладкий. Хочется прильнуть к нему и задержать дыхание, но я увеличиваю, между нами, расстояние.
– Оо, вы рассматриваете фотографии, – мама зашла с подносом в руках, на котором была выпечка. – Макар, угощайтесь, это мои фирменные булочки с корицей.
– Спасибо, вы меня и так откормили.
– Вон какой худой, ты обязательно должен съесть хотя бы одну штучку.
– Это ты?
Макар указал пальцем на снимок.
– Да. Это мы первый раз поехали на море.
На снимке стояла девочка с золотистыми волосами и кремовом платье с настоящей обезьянкой на плече.
– Здесь мне четыре, отлично помню, как мы отдыхали в Адлере.
На следующем снимке мы сфотографировались всей семьей. Мама, папа, я и сестра.
– О, а это Верочка первый день пошла в детский сад! – раздался мамин голос. Немного лохматая, представляете, она из-за игрушки поссорилась с мальчиком. Истерика была на целый день, никто из воспитателей не мог ее успокоить.
– Я уже не помню, почему мы поругались.
– Здрасьте, ты отобрала у мальчишки розового слона, потому что у тебя платье было розовое.
Макар берет следующий снимок.
– Меня терзают смутные сомнения, мне словно знакома эта история. И садик я этот знаю. Он называется «Черемушка».
– Откуда ты знаешь? – удивилась я.
– Я ходил в него и это мой розовый слон.
– Не укладывается в голове, ты же старше меня.
– Всего на два года.
– Это не может быть правдой.
– Может, потому что и двор мне знаком.
Он продолжает перебирать фотографии.
– Вот, это мой дом, – Он указал на серую девятиэтажку.
– Мы жила напротив почти десять лет,
– Значит, мы не только ходили в один садик, но и играли на одной детской площадке.
– Но я тебя не помню. – Я растерялась. Как такое возможно? Его, похоже, история не шокирует так же, как меня.
– Я тоже помню всего лишь розового слона.
Макар пристально смотрит на меня, опаляя своими синими глазами.
– Мне его подарила тетя, а ты пыталась его отобрать. Как нехорошо, Вера. – Он покачал головой, отчитывая как ребенка.
– Всякое бывает, – сдерживаю смех и пытаюсь вспомнить какого это отбирать любимую игрушка у Макара Викторовича.
– А это мы на рыбалке, последнее лето, когда был жив Виталий, мой муж.
Я вгляделась в поблекшую цветную фотографию. Папа держал в руках карпа, и улыбался, глядя на камеру, а мы «его девочки», как он любил называть нас, обняли его со всех сторон.
Осторожно, едва касаясь, я провела пальцем по фотографии. До сих пор грустно смотреть на старые фото с папой.
– Важней всего погода в доме, – вспомнила мама строчку из песни. – мы многое пережили, особенно нелегко пришлось в девяностые, но все испытания проходили вместе. Сердце не выдержало, слишком много работал, – мама вздохнула и перелистнула страницу альбома.
– Мне жаль, это самое сложное терять близких.
Слова Макара всколыхнули печаль и грусть, которые я пыталась прогнать от себя как можно дальше. В уголках глаз выступили слезы, чтобы не расплакаться я произнесла.
