Реквием по любви. Грехи отцов
***
Шмеля перекосило от ярости. И похоже, у него окончательно отключился мозг. Словно не замечая людей, столпившихся вокруг, в том числе и своих конвоиров, он издал совершенно нечеловеческий рев, и кинулся на Андрея. Разумеется, ему не позволили и шага ступить. Сразу же утихомирили, саданув прикладом автомата в живот. А как только мужчина сложился пополам от боли, и зашелся в приступе кашля, его полностью обездвижили. В Гордеева от этого зрелища, точно бес вселился. Он принялся хохотать в голос, и никак не мог успокоиться. Так и ржал до тех пор, пока не сдали нервы у Похомова. Еще крепче стискивая Лизу объятиях, он рявкнул:
- Малой, хлебало завали! Не хер тут соловьем заливаться!
Подействовало. Резко придя в себя, друг прочистил горло, буркнув тихо:
- Прошу прощения.
- Тебе разрешали приближаться к старшими? – требовательно прогромыхал Дмитрий. – Разрешали стоять рядом с ними? Разрешали рот раскрывать?
- Нет.
- А-ну… потерялся в толпе! ЖИВО. И без тебя напряга хватает!
Смиренно кивнув, Андрей подошел к ним вплотную. Улыбнувшись, нежно погладил Лизу по щеке. Чувствуя тоску и тревогу, ногтями раздирающую грудную клетку, девушка перехватила его руку. Крепко сжала, и взмолилась:
- Уезжай! Пожалуйста. Прошу тебя. Ступай к Паше, и уезжайте оба!
В ответ стиснув ее пальцы до боли и хруста, друг уставился на нее не мигая.
- А ты как же? – в глубине его темных глаз плескалось беспокойство. – Неужели думаешь, что я смогу оставить тебя здесь, а сам - спокойно свалить?
- Дрю, я…
- Тебе не придется этого делать, - вмешался Дмитрий. – Она поедет с вами.
- Другой разговор! – воодушевился Гордеев. – Тогда, погнали скорее. Меня бомбит уже от некоторых мразей!
Лиза опешила, будучи не в силах смириться с услышанным.
Отказаться от всего, пребывая буквально в шаге от истины?
Безумие, не иначе. Хватая воздух ртом, она попыталась возразить:
- Я не могу. Мне нужно…
Не позволив договорить, Похомов стремительно развернул ее к себе лицом. Встряхнул, надеясь вразумить. И прогромыхал металлическим голосом:
- ТЫ. ЕДЕШЬ. С НИМИ!
- Нет, я остаюсь! – возмущенно. – Мне еще есть, что поведать окружающим!
Он угрожающе навис над ней, опаляя ее губы своим частым горячим дыханием. На лице пляшут желваки. Вместо глаз – чертова огненная бездна.
Казалось, сорвется. Поцелует. Заткнет ей рот своим. Голодным зверем вгрызется в ее губы. Видела. Чувствовала. И… ждала, трепеща каждой клеточкой души. Забыв о существовании публики. О правилах и запретах.
Тело превратилось в один большой нерв. Оголенный и натянутый до предела. Однако, она ошиблась. Сжав губы в тонкую линию, и гневно прищурившись, Дмитрий схватил ее за горло. И Лиза осознала свою ошибку. Она невольно сделала то, чего не позволяла себе прежде. Посмела перечить ему при всех, тем самым оспаривая его авторитет. И он вынужден был публично приструнить ее. А как иначе? Жестокий мир. Жестокие нравы.
Похомов явно сдерживался, и прекрасно рассчитывал свою силу.
Она не чувствовала боли. Вообще. Но недостаток кислорода определенно испытывала. Мигом покраснела, и тихонько хрипела, с трудом втягивая воздух носом. Испугалась ли? Ни капли! Лишь смотрела на него не мигая, и подыхала от чувства единения со своим дерзким необузданным безумцем.
«Люблю! – транслировала взглядом, даже не пытаясь вырваться. – Всегда!»
Но на всякий случай подала знак дяде Боре, чтобы тот не вмешивался.
Ведь от хватки мужа вовсе не умирала. И не страдала. Она от нее оживала.
А вот Андрей, не догадываясь об этом, перепугался не на шутку.
И совершил явную глупость – попытался оторвать их друг от друга, с ненавистью выплевывая:
- Ты че творишь, припадочный? Отпусти ее!
Напрасно. Молниеносным, едва различимым глазу движением, Дмитрий схватил Гордеева за грудки свободной рукой, рывком притянул к себе, и… расквасил ему нос. Головой. А после раздраженно отшвырнул от них, взревев:
- Съ*бись!
Не ожидая от Борзого подобной скорости и силы, друг пошатнулся. Благо, равновесие все же удержал. Утирая кровь, хлынувшую из носа, громко ругнулся:
- Сука! Совсем озверел?
Он явно собирался вновь ринуться в неравный бой.
Но Лиза остановила его спокойным:
- Андрей, не нарывайся! Прошу тебя, родной. Умоляю. Ступай к Паше!
