Реквием по любви. Грехи отцов

— Не забывай свои корни. Помни. Всегда их помни…

Удара не случилось. Гарик так и замер с поднятой вверх дрожащей рукой.

Неизвестно, о чем именно думал, но от ее слов он ощутимо напрягся.

Словно догадывался. Словно предчувствовал свой неминуемый крах.

Усиливая эффект, девушка горько улыбнулась, качая головой:

— Как же сильно ты окрылился за эти годы. Как высоко поднялся. И забыл то, о чем забывать не стоило. Напрасно. Придется тебе кое-что напомнить.

Пескарь истерически рассмеялся и выплюнул презрительно:

— Зря я верил Макару все это время! Зря принимал его условия. Мерзкая ты сука! Нужно было удавить тебя еще в колыбели. Обезглавить, как ту змею!

Лиза задумчиво протянула:

— Ну, тут у нас один-один. Тебя тоже следовало уничтожить давным-давно.

Пескарь замолчал, гневно сжимая губы в тонкую линию. Теперь он смотрел на нее, в точности как Шмель недавно – с затаенным страхом в глазах.

А Лиза внезапно вспомнила о существовании Соколовского-старшего.

И с волнением осознала, что не видит его среди присутствующих.

Паника железной клешней стиснула горло, мешая нормально дышать. Ее трясло от переизбытка эмоций. Прямо лихорадило при мысли, что он мог скрыться. Залечь на дно. Или же… избежать расплаты за содеянное.

— А где твой цепной пес? — прохрипела она не своим голосом. — Где он?

— Это я должен у вас спросить! Где, бл*дь, мои люди?

Лиза отступила на пару шагов, невидящим взглядом шаря по толпе.

— Шмель! — ее требовательный возглас эхом разлетелся по открытому пространству. — Где же ты? Неужели прячешься? После всего, что натворил, прячешься? Чертов трус! Яви себя народу! Хватит прикрываться спинами единомышленников. Выходи! Расскажи им всем, как ты без тени сожаления расстреливал своих же ребят, притворяясь одним из наших! Шмель? Шмель!

— Милая, ты не там его ищешь, — голос Прокурора проник в ее воспалённое сознание. — Он у нас. Вместе со своей матерью и другими приспешниками.

С небывалой теплотой посмотрев на родственника, девушка попросила:

— Хорошо. Раз так… пусть его приведут.

— Лиза! — строго.

— Дядя, пожалуйста! — почти взмолилась она. — Отдай приказ!

И с облегчением заметила, что, поразмыслив некоторое время, Борис Андреевич кивнул кому-то из охраны. А тот, в свою очередь, связался с кем-то по рации. Она благодарно улыбнулась ему. Однако всего спустя секунду улыбка стремительно сползла с ее лица. Среди огромного количества людей Лиза внезапно увидела Пашку. И внутри у нее все тотчас же оборвалось.

***

«Какого черта? — шарашило по мозгам. — Какого черта?»

Уставившись на Соколовского, Лиза растерянно буркнула себе под нос:

— Паша? Это, должно быть… шутка? Почему он здесь?

Внезапно с ней поравнялся Андрей. Тяжело дыша, он встал плечом к плечу.

Машинально взглянув на друга, она поняла, что с ним творится что-то неладное. Он был слишком напряжен. Слишком взвинчен. Стискивал зубы так сильно, что его кадык ходил ходуном, а на скулах играли желваки.

Гордеев смотрел на Соколовского с таким гневом, презрением, с такой всепоглощающей яростью и откровенным вызовом, что Лизе стало дурно.

Последний, в свою очередь, горько усмехнулся. Понимающе кивнул, соглашаясь с агрессией в свой адрес, и… сокрушенно опустил голову.

А у нее от этого жеста ком в горле образовался, а на глазах выступили слезы.

Ужаснувшись собственной догадке, Лиза изумленно выдохнула:

— Ты с ума сошел? В чем ты его обвиняешь?

Андрей продолжал буравить Пашку убийственным взглядом.

— Его отец заживо сжег моих родителей! — отчеканил чужим металлическим голосом. — И чуть не убил моего брата! Единственного родного человека!

— Дрю!

— Ты что, не слышишь меня? — вспылил друг. — Рыжик, его отец…

— Я знаю! — не менее раздраженно перебила его Лизавета. — И знаю также, что каждый из нас в ответе лишь за свои поступки! ЗА СВОИ!

— Но…

— Никто не должен отвечать за чужие грехи! — закричала она, обхватывая ладонями его лицо и вынуждая смотреть строго на нее, строго в глаза. — И только конченый идиот способен обвинить человека в преступлениях, к которым сам он не имеет вообще никакого отношения! Это глупо. Господи, как же это глупо! Давай тогда и меня обвиним? И тебя? Или наивно полагаешь, что наши отцы были святыми? Нет, Андрей. Подумай лучше!

Она отстранилась, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица.

Как стремительно бледнеет кожа. Как лоб покрывается крупной испариной.

Как глаза наполняются осознанием, пониманием и неподдельным ужасом.

Будто разговаривая с самим собой, Гордеев отчаянно прохрипел:

— Черт подери! Что я наделал? Мне нужно… я… ЧЕРТ ПОДЕРИ!

Сорвавшись с места, он, точно обезумевший, рванул в сторону «Газели», на которой они приехали. Однако и трех метров преодолеть не успел. Догадавшись о его намерениях, Зарутский остановил Андрея словами:

— Позже, сопляк! По своим делам свалишь позже. Эта тачка нам еще нужна!

Нехотя, но друг остановился. Лиза же вновь сосредоточилась на Пашке.

И вновь ощутила предательское жжение в глазах. На Соколовского было больно смотреть. Сломленный. Ссутулившийся. Погруженный в тревожные безрадостные мысли, он не поднимал ни головы, ни взгляда. И это стало для нее последней каплей. От сочувствия на душе стало очень-очень горько.

Он стоял гораздо дальше своих лидеров. С основной массой людей.

В толпе, но один, как бы странно это ни звучало. С трудом понимая, что творит, поддавшись исключительно зову своего сердца, Лиза медленно двинулась в его сторону. А оказавшись рядом, вымучила из себя нервную улыбку, обратившись к нему по имени:

— Пашенька?

Он встрепенулся от неожиданности и уставился на нее пустым, почти безжизненным взглядом:

— Рыжая?

Несколько мучительно долгих секунд они напряженно таращились друг на друга. Молча. С плохо скрываемым сожалением и чувством полнейшей безнадеги. И с каждым новым вдохом у нее за ребрами ныло все сильнее. Ей даже представить было страшно, какие эмоции сейчас испытывает Пашка. И каких усилий ему стоит это показное безразличие ко всему происходящему. Ее самообладание дало-таки критический сбой. Из глаз хлынули слезы. Тихонько всхлипнув, она обняла его так крепко, как только смогла. Шумно выдохнув, Соколовский в ответ тоже стиснул ее что было мочи.