Босс для Ледышки
Да, я храню деньги наличными — вот такой я динозавр. Потому что с банковскими карточками у меня складывались такие же непростые и нервотрёпные отношения, как и с мужчинами. Я их теряла, у меня их крали, восстановления всегда сопровождались какими-нибудь форс-мажорами, вдобавок несколько раз мои карточки просто-напросто взламывали, в том числе мой нынешний бывший.
Поэтому с некоторых пор в день аванса и зарплаты я бежала к банкомату, снимала все средства и хранила кровно заработанное дома. И опять же, до некоторых пор это прекрасно срабатывало.
После звонка я, плохо соображая, попрощалась с Ольгой, отпросилась у шефа и помчалась домой.
Мама встретила меня в прихожей нашей скромной, давно требовавшей ремонта двухкомнатной квартиры на самой окраине города. Зарёванная и бледная, она смотрела на меня, прижав к груди руки. А я… меня будто придавило её растерянным видом к месту, ноги сами собой подкосились, и я, опустив на пол сумку, плюхнулась на пуфик у входной двери.
— Гошка где? — я поискала глазами брата, вот-вот ожидая, что он выскочит в коридорчик, ведший в прихожую из дальней спальни. Развешанный под потолком блестящий разноцветный дождик сейчас совсем не вязался с моим настроением, а выглядел скорее жестокой шуткой.
— После универа с д-друзьями в бассейн поехал, — голос у матери дрожал и срывался.
Я кивнула, потёрла лицо, наплевав на тушь и подводку.
— Рассказывай.
— Женя, я, ей богу… — и мама снова залилась слезами.
После смерти отца я долго не могла смириться с тем, что именно мне придётся взвалить на себя его обязанности. И не то чтобы я характером в него пошла, просто мама была слишком мягким, слишком ранимым, слишком доверчивым человеком. А младший брат… скажем так, в этом они с матерью были схожи.
С тех пор, как папы не стало, я и наревелась, и нагоревалась, и вдоволь позлилась даже, но бесконечно длиться это не могло. Пришлось принять очевидное. Правда, и не без ошибок с моей стороны.
Познакомившись с Сергеем, я смалодушничала — сейчас-то я могла себе честно в этом признаться. Вообразила, что он сможет стать надёжной опорой не только мне, но и моим родным. Сама виновата. И виновата вдвойне, сразу не сообразив: расплачиваться за мои заблуждения будут и мои родные.
Итогом этих отношений вопреки всем моим мечтаниям о «долго и счастливо» стал повешенный на меня чужой долг, потому что мне хватило дурости оформить на себя крупный кредит. Да, доверчивостью к людям в нашей семье отличалась не только моя мама. Зато с тех пор я накрепко выучила этот урок и повторять своих ошибок впредь не собиралась.
А вот мама…
— Я же предупреждала, никогда и ни за что не пускать его в квартиру. Мам, ну как так-то?..
Я стащила сапоги, вокруг которых на линолеуме успели набежать лужицы обтаявшего снега, и повела рыдающую мать на кухню. Усадила её за стол, вынула из шкафчика успокоительное:
— Выпей-ка. Вот вода, — выхватив из зажима пару бумажных салфеток, протянула вслед за стаканом. — Всё, бог с ним. Что сделано, то сделано. Не рви себе сердце.
На душе кошки скребли, но никакие деньги не стоили того, чтобы так по ним убиваться.
— Мам, ну пожалуйста…
Как-то уж так вышло, что мне второй раз за день пришлось унимать чужие слёзы. И во второй раз очень хотелось расплакаться самой. Но нельзя, сейчас нельзя. Может быть, потом, ночью, когда все благополучно уснут и никто меня не услышит.
Мама понемногу успокоилась и, поддавшись моим уговорам, рассказала, как всё произошло. Никаких открытий, впрочем, я для себя не сделала. Сергей, умело играя на эмоциях, умудрился наплести ей с три короба о том, что мы с ним обо всём договорились, и он вернулся за своими вещами с моего разрешения. Мать, растерянная его уверенностью и напором, почти не сопротивлялась. Вот и вся история.
В итоге он прихватил с собой не только давно упакованные мной в две больших коробки остатки его одежды, игровую приставку и какую-то мелочь, но и, как мне казалось, надёжно спрятанную в одном из закрытых на ключ ящиков стола шкатулку с деньгами.
Кажется, я теперь никогда и не узнаю, откуда ему стало известно, что я вообще хранила там деньги. Складывать их туда я начала уже после того, как он меня подставил, мы с ним расстались и я выставила его из дома.
— Женя, я честно… он говорит, что, вот, Елена Степановна, хоть сейчас ей наберите и спросите… но, говорит, очень спешу… говорит, у его матери операция на сердце… и что ему сейчас же надо забрать вещи… что договорился продать что-то из них…
Я слушала сбивчивые объяснения матери, и всё, чего мне сейчас хотелось, это крепко её обнять и вдоволь нарыдаться вместе с ней. Но я знала, как сильно её пугали мои слёзы. Как-будто стоило мне заплакать, и рушилась последняя стена, на которую она ещё могла опереться.
И я, конечно же, сдержалась. Хотя бы ради неё. Иначе, не дай бог, по жестокой иронии судьбы именно нам потом и не обойтись без поиска денег для операции на материнском сердце.
— Бог с ним, мам, говорю же, — пробормотала я, поспешно смахивая с щеки предательски выкатившуюся из уголка глаза слезу. — Забудь. Знал же, сволочь, что я на работе, а ты не откажешь. Ну вот так по-дурацки в жизни бывает. Ну что теперь, вешаться? Из-за этого гада? Не разбогатеет он от этих денег. Просадит где-нибудь опять, да и всё.
