Илья Маркин - Впереди — Днепр!
— Это очень важно, товарищ генерал, — взволнованно проговорил Бочаров, сразу же поняв, какое огромное значение этот факт может оказать на весь ход борьбы на орловском и курском участках фронта, — надо сообщить об этом командованию Воронежского фронта.
— Погоди! Не спеши! Доложишь. Это еще не все, — нетерпеливо остановил его Баграмян и, склонясь к Бочарову, понизил голос:
— Оказывается, удар наших отдельных батальонов так переполошил немецкое командование, что оно не решилось продолжать наступление на Курск со стороны Орла. Не решилось! — воскликнул он, резко взмахивая рукой. — И даже более того: из ударной группировки, что била на Курск, Модель начал выводить целые дивизии и подтягивать их сюда, к участкам наступления 63-й и 3-й армий, к Болхову, против 61-й армии. В Орел маршируют 36-я моторизованная и 292-я пехотная немецкие дивизии, в Болхов идет 12-я танковая дивизия. По всем дорогам с курского направления на север движутся артиллерия, танки, пехота, специальные части.
— Значит, конец наступлению противника на Курск? — жадно ловя каждое слово Баграмяна, спросил Бочаров.
— Пока, может, и не конец, — в раздумье ответил Баграмян и резким, полным радости голосом воскликнул:
— Но утром завтра, когда ринемся на них главными силами, можно сказать, что начнется конец. Да, — помолчав, с напряжением и тревогой продолжил он, — под Курском-то легче станет, а вот у нас… Сюда же, к нам, он тянет эти дивизии из группировки, наступавшей на Курск. Нам с ними драться придется. Ну, ничего, — мгновенно переменил он и тон речи и выражение лица, — главное-то сорвать их наступление на Курск. А это, вроде, уже сделано. Садись-ка, дорогой полковник, пиши шифровку. Надо порадовать и Николая Федоровича Ватутина, и Никиту Сергеевича Хрущева, и всех товарищей под Курском. Пиши, отправим и спать, спать. Нынче были цветочки, а завтра ягодки начнут вызревать.
* * *Наступила душная, темная, полная тревожного напряжения ночь на 12 июля. Сгущая мрак, с востока поплыли редкие грозовые тучи. Бледная россыпь звезд то исчезала, скрываемая тяжелыми водянистыми облаками, то вновь скупо мерцала, бросая на землю холодные отблески. Между Белгородом и Курском и ночная тьма не приглушила все разгоравшихся боев. Последние сведения, что удалось получить Бочарову от Решетникова, были мало утешительны. Прорвавшиеся северо-восточнее Белгорода немецкие танковые дивизии узким клином продолжали надвигаться на Прохоровку с юга. Вдоль линии железной дороги от Белгорода на Прохоровку под угрозой окружения оказалась большая группа советских войск. Командование Воронежского фронта приняло решение отвести эту группу к Прохоровке.
С каждым часом росла угроза Прохоровке и с запада, где готовились к новому удару немецкие танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Райх», «Мертвая голова» и «Великая Германия». А из Харькова к Белгороду уже двигались колонны танковой дивизии СС «Викинг» и еще двух немецких танковых дивизий.
Бочаров стоял в узеньком окопе командного пункта 11-й гвардейской армии Западного фронта и тревожно смотрел на юг. Временами ему казалось, что сквозь эти три с лишним сотни километров, что разделяли незаметную высотку на лесистом просторе северо-западнее Орла и охваченную огнем сражения Прохоровку между Курском и Белгородом, он отчетливо слышит противный скрежет танковых гусениц, угрожающий рев моторов и неумолчную пальбу. Когда минутная стрелка на цифре «12» обогнала часовую, Бочаров уловил отдаленный гул моторов. Сняв фуражку, он настороженно прислушался. Сомнений не оставалось: действительно где-то далеко, все усиливаясь, глухо, монотонно гудели моторы.
— Наши, наши пошли! Тяжелые бомбардировщики дальней авиации, — взволнованно проговорил кто-то в соседнем окопе, и Бочаров сам едва удержался от радостного крика.
Да это было начало большого наступления ударных группировок Западного и Брянского фронтов на орловский плацдарм немецко-фашистских войск!
Бочаров выпрыгнул из тесного окопчика, распахнул китель и, не чувствуя ночной сырости, смотрел в темное небо. Гул тяжелых, машин все нарастал, растекался вширь, приближаясь сюда, к северо-восточной оконечности Брянских лесов, где в бесчисленных траншеях и окопах приготовились к броску на врага гвардейцы генерала Баграмяна. Это шли первые вестники решающих событий, которые через несколько часов вихрем разольются северо-западнее, севернее и восточнее Орла, захватывая в свой неудержимый поток сотни тысяч людей и оказывая свое решающее влияние на ход войны не только здесь, в районе Орла, но и под Курском, Белгородом и на многих других участках фронта. Эхо этих событий несомненно прокатится не только по всему советско-германскому фронту, но и неудержимо разольется по всей земле.
«Сообщить, немедленно сообщить в штаб Воронежского фронта, что здесь началось авиационное наступление, — решил Бочаров, — это поможет там, под Прохоровой. Нет, — тут же отверг он свою мысль, — рано, еще рано. Вот разгорится артиллерийское наступление, тогда можно. А пока все это еще тайна».
Первая партия тяжелых бомбардировщиков уже подходила к линии фронта. В расположении противника испуганно взметнулся белесый луч прожектора, скользнул по небу и уткнулся в черное брюхо грозовой тучи. Там, где поднялся луч, разнобойно, не в лад, ударили немецкие зенитки и сразу же обвальный грохот поглотил их лающие хлопки. Закрывая темный горизонт, по земле широкой полосой плеснулись взрывы, мерцающим багрянцем вспыхнуло небо, и опять в разных местах забухали взрывы тяжелых бомб.
А вверху все продолжали неторопливо и ровно гудеть авиационные моторы. К мощным звукам тяжелых, высоко летевших машин присоединились дерзкие стрекотания вездесущих «кукурузников», и взрывы в расположении противника приблизились почти к самому переднему краю.
— Как полковник, ничего? — услышал Бочаров бодрый голос Баграмяна, — это пока еще прелюдия. На рассвете начнем увертюру, а потом уж вступят в дело и наши главные музыканты — стрелки и танкисты. Да, увертюра, — глуше, с заметной тревогой в голосе, продолжал генерал. — А каково музыкантам нашим и главным исполнителям! Пока что зритель помалкивает, а вот начнет аплодировать, да в ответ с земли и с воздуха швыряться…
Баграмян смолк, вслушиваясь в гул самолетов, и подозвал кого-то из офицеров своего штаба.
— Проверьте еще раз, чтобы ни стрелков, ни танкистов пока не беспокоили, — строго сказал он, — пусть отдыхают, им впереди самое трудное.
На востоке едва уловимо начало светлеть. Все яснее и отчетливей вырисовывались низкие холмы, где проходил передний край, скрытая белесым туманом долина реки Жиздры, призрачные очертания дымчатых лесов и рощ. Гул самолетов все усиливался. В мощные перепевы тяжелых бомбардировщиков и беззаботное стрекотанье легкокрылых «У-2» вплелись свистящие, катившиеся сверху вниз раскаты «Петляковых». Частые взрывы бомб почти сплошь покрыли все ближнее расположение противника. Еще минут сорок гудели самолеты. Исчезли звезды, и легкой синевой неуловимо наливалось небо. Можно уже было видеть нырявшие к земле и взмывавшие в поднебесье мощные силуэты пикировщиков.
И почти разом все стихло. Только, удаляясь к северу и к востоку, облегченно гудели моторы самолетов. Зыбкая тишина на несколько минут замерла над фронтом. В расположении противника в разных местах что-то горело. Над Жиздрой еще гуще поднимался туман. В наших траншеях и ходах сообщения изредка мелькали каски, фуражки, пилотки. У орудий и минометов хлопотливо суетились расчеты.
«Сейчас начнется артподготовка», — взглянув на часы, подумал Бочаров и сразу же вздрогнул от обвального грохота, прокатившегося по всему опоясанному лесами и Жиздрой пространству. Он долго не мог понять, откуда и сколько било артиллерии. Казалось, каждый кусок земли вокруг грохотал, извергая в сторону противника пламя и дым.
Баграмян стоял около рогатой стереотрубы и неотрывно смотрел вперед. Смуглое лицо его словно окаменело. Крупные руки недвижно лежали на мокром от росы бруствере. К нему то и дело подходили офицеры штаба и что-то докладывали. Он в ответ только едва заметно кивал головой, все так же сосредоточенно и напряженно глядя на дым и пламя, бушевавшие на позициях противника. Только когда сообщили, что начали артподготовку и армии Брянского фронта, он облегченно вздохнул и присел на земляной выступ окопа.
— Сообщи, дорогой, своим, — тихо сказал он Бочарову, — мы начали.
Томительно долго телефонисты «ВЧ» дозванивались до штаба Воронежского фронта. От нетерпения Бочаров курил одну папиросу за другой, слушая, как над тяжелым накатом блиндажа все так же неумолчно бьют артиллерия и минометы.
Когда, наконец, телефонист подал трубку, Бочаров услышал заметно усталый, но бодрый и сильный голос Ватутина.
