Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.
Рано утром 23 мая «Мусаси», стоявший на рейде Кисаразу, стали чистить и убирать, готовясь к церемонии прощания на корабле. В 11.30 урна с прахом Ямамото перенесена на эсминец «Югумо», который пришел за ней. Затем «Югумо» в сопровождении однотипного «Акигумо» отплыл в Йокосуку, а вся команда флагмана Объединенного флота «Мусаси» выстроилась на палубах для прощания с адмиралом.
Урну с прахом нес Ватанабе Ясудзи. На причале в Йокосуке его ждал сын и наследник Ямамото, Йосимаса, вместе с Хори Тейкичи и другими лицами; с урной на руках он сел в специальный поезд на станции Йокосука. В поезде капитан 1-го ранга Исобе Таро, офицер штаба, представлявший корабельных адъютантов, вручил Хори и бумажный сверток. Развернув его, Хори увидел локон волос Ямамото вместе с листком бумаги, на котором были стихи, написанные Ямамото 3 апреля.
Многие, узнав о том, что проследует специальный траурный поезд, выстраивались вдоль полотна дороги, чтобы наблюдать его прохождение. Пока его могли видеть люди, Ватанабе был обязан сидеть у окна и держать урну с пеплом; когда поезд вошел в туннель, Хори произнес с нетерпением:
— Ладно, дай и нам ненадолго подержать!
Так Хори и Йосимаса смогли какое-то время подержать урну в своих руках.
В 14.43 поезд подошел к Токийскому вокзалу, где его ожидали примерно двести человек, включая представителя императора Дзо Эйичиро (военный советник императора), представителей разных имперских принцев, вдову Ямамото, Рейко, и других членов его семьи, а также представителей правительства и военных кругов. На платформе стояли Тодзио, Симада и Нагано, там же был и Коноэ Фумимаро. Как только урну с пеплом отца вынесли из вагона, вторая дочь Ямамото, Масако, уткнулась лицом в носовой платок.
Урну вначале установили в особой комнате, где присутствующие отдали последний долг погибшему, а затем с автомобильной процессией, возглавлявшейся капитаном 1-го ранта Янагисавой, старшим адъютантом морского министерства, она проследовала мимо ворот Сакурадамон Императорского дворца и здания морского министерства до Морского клуба в Сибе. В пристройке, так хорошо знакомой Ямамото, немедленно воздвигли буддийский алтарь.
4
В том году с февраля до апреля хозяйка чайного дома Того в Сасебо госпожа Цурусима Масако, серьезно больная, была прикована к постели. Однако, почувствовав себя лучше в мае, двадцать первого числа она написала Ямамото письмо, впервые после долгого перерыва. Немного погодя, после того как отправила его, она узнала от кого-то, что было по радио сообщение императорского генерального штаба о том, что он погиб в бою. Тут же решила поехать в Токио. Вечером двадцать третьего, приехав в столицу, посетила дом Катаямы Нобору, отставного адмирала и бывшего одноклассника Ямамото, над которым тот всегда любил подшучивать. В доме адмирала висела большая фотография Ямамото, стоявшего на палубе своего флагмана с биноклем на груди. Обернувшись к фотографии, Катаяма произнес, обращаясь к ней:
— Смотри! Она добралась сюда аж из Сасебо! Положил перед фото коробку с японскими пирожными, которые Масако привезла с собой — эти деликатесы в то время были почти никому не доступны, кроме лиц ее профессии, — и ласково сказал ей:
— Ну, ну, полно, видишь — он улыбается!
Хотя Масако знала Ямамото дольше, чем Чийоко, и даже дольше, чем его жена, Рейко, он не показывал ее в обществе больше, чем других, и ей пришлось поклониться его останкам и в Морском клубе, и в доме Ямамото в Аойяме, не выдавая себя.
Среди других приношений на алтарь в Морском клубе — дорого выглядевшая коробка сигар. Ее принес министр императорского двора Мацудайра Цунео, с которым Ямамото работал в Лондоне, где Мацудайра был послом. Это как раз те сигары, которые Мацудайра хотел подарить Ямамото в момент начала «китайского инцидента». Ямамото попросил его сохранить их для него, поскольку решил не курить до тех пор, пока не разрешится инцидент. Несколько лет спустя Мацудайра напомнил ему, что сигары могут заплесневеть, но Ямамото попросил подержать их еще немного. Так что в конце концов они остались с нетронутыми печатями; Ямамото так и не получил шанса «накуриться так, чтобы из задницы дым пошел».
Охару, дочь хозяина Такарая в Сасебо, в то время жила недалеко от дома Ямамото в Аойяме и, пока Рейко оставалась в Морском клубе (со дня прибытия урны), вместе с сестрой помогала по дому семье Ямамото. Однажды, когда Хори Тейкичи случилось заглянуть по делам в Аой- яму, появился курьер генерального штаба с приношением для почившего. Охару уже собралась положить при- ношение перед алтарем, как вдруг Хори категорически запретил ей это.
— Ямамото это пришлось бы не по душе, — объяснил он.
Масако, «старшая сестра» Томи и Охару в мире гейш, воспользовалась своим знакомством с ними, чтобы попасть в дом Аойяма и отдать почести покойному. Однако уже в доме к ней подошел какой-то мужчина, вероятно с родины Ямамото — Нагаоки, и громким, обвиняющим голосом стал расспрашивать ее, каковы были ее отношения с усопшим.
— Никаких отношений вообще-то, — ответила она. — Моей сестре пришлось присматривать за этим домом, поэтому я только… — И убежала из дому.
Хори просил ее собрать письма Ямамото в одну пачку и отправить в Токио, но она заколебалась, а вернувшись в Сасебо, заперла их на замок в чемодане, чтобы флотские не смогли их получить. Однако два года спустя американские «Б-29С» сожгли их все до одного.
Государственные похороны наметили через пятнадцать дней после извещения о смерти Ямамото. До этого пепел Ямамото поделили на две части в Морском клубе. Когда урну вскрыли, листья папайи на дне были все еще зелеными. Одну часть похоронили на кладбище Тама, а другую отвезли домой, в Нагаоку. Чийоко хотела получить свою толику, но она надеялась на слишком многое. Однако локон его волос вернулся в дом в Камийячо — вместе со стеганым одеялом, подушкой, бумажником и игольницей, которую она изготовила для него из остатков ткани своего повседневного кимоно. Как только 24 мая разрешили свободный доступ в Морской клуб к праху покойного, она пошла туда сама. Нескончаемый людской поток, причем не видно, чтобы кто-то тут имел личные связи с Ямамото; многие плакали, оставляя ладан перед фотографией, помещенной на алтаре.
В тот вечер капитан 3-го ранга Ватанабе пришел к ней домой в Камийячо принести свои соболезнования.
— Не знаю, как извиниться, что вернулся домой один, — сказал он ей. — Еле нашел силы переступить порог этого дома. Он был настолько убит, что, скорее, Чийоко было надо его жалеть. В Камийячо хранились часы, принадлежавшие Ямамото, — подарок императора. Хори их забрал, заявив, что это единственная вещь, которую невозможно ей оставить. Еще раз он появился 1 июня, объявив, что действует по инструкции морского министерства, и унес все письма Ямамото, включая последнее, написанное на «Мусаси» в Труке 2 апреля. Какое-то время письма находились в сейфе в морском министерстве, но позднее их вернули Чийоко: у нее они и остаются. Перед торжественными похоронами Фурукава Тосико, Сано Наокичи, Шираи Куни (хозяйка Ямагучи) и другие, многие их них — женщины из Симбаси, хорошо знавшие Ямамото, собрались в доме на Камийячо на неофициальные поминки.
— Именно здесь его дух, — говорили они друг другу. — Хори достал хрустящие банкноты по сто иен, которые обнаружились среди личных вещей Ямамото (он всегда любил хрустящие купюры, о которые можно чуть ли не порезаться), завернул каждую в листок бумаги, на котором написал «Хори: для Ямамото», и раздал женщинам, которых знал Ямамото, со словами:
— Вряд ли это подарок на память, — сказал он им, — считайте, что это как платеж Ямамото, чтобы вас не волновали его ошибки…
Как говорит Чийоко, некий майор армии после этого посещал ее несколько раз, от имени Тодзио призывая совершить самоубийство. После этого всякую ночь она робко смотрела на дверные и оконные косяки, выискивая место, где можно привязать веревку, и даже просила доктора Ои Сеийчи, который сопровождал ее в поездке в Куре, дать ей таблетки. Сам Ои, если позволительно добавить, признается — она просила таблетки, и он отказался их дать, но никогда не слышал ни о каком постороннем посетителе, призывавшем ее покончить с собой.
Примерно за две недели до похорон Рейко с детьми и другими родственниками по очереди оставались в Морском клубе. Никогда раньше дети Ямамото не проводили столько времени рядом с отцом, как в дни после прибытия его останков в Японию. Самый старший сын, Иосимаса, в то время учился во втором классе средней школы Сейкей. Старшая дочь, Сумико, посещала женскую школу Ямаваки, а Масако? вторая дочь,— Женский научный колледж. Самый младший ребенок, Тадао, ходил в пятый класс национальной начальной школы Сейнан.
— Вряд ли мы что-то знали об отце, — вновь и вновь повторял Иосимаса сослуживцам отца и их женам. — Надеюсь, вы нам все о нем расскажете…
