Джеймс Джонс - Только позови
— Ты что, шутишь? На черта он мне сдался? Туша такая. И противный — жуть! Я таких и не видела. Зато деньги гребет со всего Люксора.
— Гребет. Но я в его делах не участвую.
— Знаешь, он на черепаху похож, огромную-преогромную.
— Это точно. Если прижмет, мокрое место останется.
Фрэнсис недовольно вскинула голову.
— Выходит, все эти роскошные рестораны, дорогие обеды, шик…
— Ага, — ухмылялся Стрейндж, — все кончилось. Разок — другой в неделю, может, осилю.
— У меня, конечно, есть немного денег, — неуверенно произнесла Фрэнсис. — Но живу-то я на зарплату. Ну квартирка, правда, есть. — Она усмехнулась. — Можешь располагать в случае чего.
— И не подумаю.
За эти три месяца Стрейндж по крайней мере узнал, где работает Фрэнсис. Она была помощником заведующего в дамском магазинчике «Леди, жена и хозяйка» на Главной улице, который входил в торговую систему, раскинувшуюся по всему Югу и Среднему Западу. Квартирку она делила с молодой женщиной, муж у которой воевал где-то на Тихом океане, но та была домоседка.
— С другой стороны, мне не хочется торчать в четырех стенах и целыми вечерами слушать радио, — вслух рассуждала Фрэнсис. — Или по киношкам таскаться. — Она искоса поглядела на него.
— Зачем же? Заведи себе кого-нибудь — и дело с концом.
— Ни за что! Хотя… как ты думаешь, когда кончится война?
— Война? Года через два, не раньше, — беспечно сказал он.
— Ну вот! А потом опять все пойдет по-обычному. Опять… — Она замолкла.
— Потом — как в сказке о Золушке. Карета опять сделается тыквой, а лошади — мышами. — Стрейндж улыбался. — Так оно и будет.
— Похоже на то, — задумчиво сказала Фрэнсис. Так закончился их разговор. Стрейндж догадывался, как она отнесется к известию о его назначении в Кэмп О'Брайер.
— Ты, я вижу, не рвешься переехать поближе к военному городку?
— В этот занюханный поселок? — Фрэнсис изо всех сил старалась не выпалить сразу же «нет». — Придется ведь уйти с работы. Кроме того, квартира. А там, уж конечно, никаких удобств. Не знаю, могу ли я бросить работу.
Стрейндж молчал. В горле у него запершило.
— И ты ни разу не говорил, что хочешь жениться на мне.
— Это верно, не говорил. Стрейнджу показалось, что она облегченно вздохнула.
— Не представляю, как я вдруг снимусь с места, все брошу.
— Само собой. С моей стороны было бы неправильно настаивать.
— Понимаешь, я люблю вольно жить. Не по расписанию. Ждать у моря погоды — не по мне. Ты часто сможешь выбираться в город? Наверно, по субботам и воскресеньям?
— Раз в две недели. На ночь.
— Ну вот видишь…
Стрейндж кивал.
— Но ты звони мне, — великодушно предложила Фрэнсис. — В любое время звони. И заранее, чтобы мы могли условиться.
— Ладно, — заключил Стрейндж. — Так я и сделаю.
Он врал, ничего подобного делать он не собирался. Зато та ночь у них была самая жаркая и самая сладкая за все время. Фрэнсис потом плакала, Стрейндж тоже едва удерживался от слез. Но ехать в Кэмп О'Брайер она не решалась.
Странно, думал Стрейндж, спускаясь по лестнице вместе с водителем, Уинч и словом не обмолвился о Фрэнсис. Он говорил только о Линде, его законной супруге. Странно потому, что если в нем, Стрейндже, и шевелились остатки любовного чувства, то они были связаны с Линдой Сью, а не с Фрэнсис Хайсмит. Если он кого и любил — допущение, которое он всей душой хотел бы отрицать, — так это Линду. Стрейндж не знал, почему и за что он ее любит. Но Уинчу-то откуда знать?
Если ему и снились эротические сны, когда он обосновался в Кэмп О'Брайере, то в них непременно присутствовала Линда, а не Фрэнсис. Если он раздражался или злился, то опять-таки из-за Линды, а не из-за Фрэнсис. И если его терзала ревность и рисовались картины, как она с другим, то ею была обязательно Линда, а другим — ее паскудный подполковник из ВВС, но никак не Фрэнсис с каким-нибудь незнакомым типом.
Как бы то ни было, любовь не очень-то занимала голову Стрейнджа в Кэмп О'Брайере. Он был по горло занят приведением в порядок своего хозяйства и сколачиванием сколько-нибудь работящей кухонной команды. Когда они с Уинчем подыскивали ему место, тот высказал предположение, что в подразделении, которое подает заявку на заведующего столовой в звании сержанта, кормежка, как видно, поставлена из рук вон, потому что в противном случае они выдвинули бы своего, из главных поваров. Уинч как в воду глядел. Стрейнджев предшественник опрокинул на себя кастрюлю с кипящим жиром и получил серьезный ожог — вещь вообще немыслимая при элементарном порядке на кухне, и Стрейндж застал после него развал и полнейшее запустение. Один главный повар был толст, другой тощ, но оба никуда не годились. Ему пришлось уговаривать, улещивать, угрожать, и раза два дело едва не дошло до кулаков — надо же было привести их в чувство. Зато, когда пришел приказ о подготовке к десятидневным полевым учениям, Стрейндж где лаской, где таской сколотил нормальную команду.
Уинч позвонил ему насчет Лэндерса за три дня до начала учений.
Стрейндж не переживал такого потрясения с того дня, как увидел с судна открывшиеся перед ними Золотые ворота. Было десять часов утра. Сшибло Лэндерса примерно в восемь тридцать. Тело перевезли обратно в госпиталь, позвонили Уинчу в Кэмп О'Брайер, и он тут же помчался туда. Поэтому не смог сообщить Стрейнджу раньше.
— Можешь сейчас приехать в наш гарнизонный центр? — спросил Уинч хриплым, придушенным голосом. — Я буду тебя ждать в баре старшего сержантского состава. Дневной пропуск туда есть? Нет? Хорошо, скажи, что ко мне идешь.
Когда Стрейндж положил трубку, его встретил тревожный вопрошающий взгляд его нового начальника, первого сержанта.
— Что случилось? На тебе лица нет. Как будто привидение увидел.
— Что? А… и правда привидение. Дружка моего по тихоокеанскому только что убило. Здесь, в зоне.
Первый сержант оторопел.
— Как же это? Под стрельбы попал? Или гранатой?
— Да нет! Машиной сшибло.
— Ну и ну! — качал головой сержант. — Вы, фронтовики, друг за дружку как за родных переживаете.
— Будь другом, подпишись здесь. Мне надо с моим старшим повидаться. — Стрейндж оторвал от книжки бланк для дневного пропуска в гарнизонный бар. Сержант сначала заколебался: пропуска подписывали только офицеры, и Стрейндж знал правила, но потом вывел на листке неразборчивую завитушку.
— Я недолго, — заверил его Стрейндж. — На кухне полный порядок. Народ при деле.
Пропуск ему не понадобился. Никто не остановил его, никто ни о чем не спросил. Пропуска в гарнизонное заведение ввели совсем недавно, после того как во всю мощь развернулась подготовка к дню «Д» в Европе. За все время Стрейндж только второй раз пришел в главный дом торговли.
Народу было мало, и Стрейндж без труда разыскал Уинча. Тот сидел за большим круглым столом. Стрейндж сел рядом.
— Ну, рассказывай.
Уинч подробно пересказал показания женщины и как она утверждала, что происшествие смахивало на самоубийство. Они обменялись мнениями на этот счет.
Уинч отвергал возможность самоубийства, но Стрейндж колебался.
— Какого черта? — раздраженно доказывал Уинч. — Он же сам хотел уволиться, об этом и офицеру из роты говорил. Самоубийцы не ждут демобилизации.
— Он просто не знал, чего хочет, я так понимаю, — вдруг произнес Стрейндж, как будто это было начертано на картонной подставке под кружкой пива и он читал по писаному. — И уволиться хотел, и остаться. Одинаково хотел. А когда поровну хочешь разного — кончено дело. — Он оторвал глаза от кружки.
Уинч смотрел на него с изумлением.
— Ты полагаешь, его ничего бы не спасло?
— Не-а. Ничего.
— Вот оно что… А я-то старался, — добавил Уинч самому себе.
Кто-то опустил монету в высоченный, переливающийся разноцветными огнями, словно подрагивающий изнутри музыкальный автомат «Вурлитцер». Большой пустынный зал заполнился щебетанием сестричек Эндрюс.
— Меня воротит от этих поганых «вурлитцеров», — зло прошипел Уинч.
— Ты его видел?
Уинч допил стоявший перед ним бокал вина и сделал знак бармену за стойкой, отделанной под красное дерево, чтобы подал еще. Выпив два бокала подряд, он начал что-то мямлить насчет того, что полиции потребовалась еще одна подпись для подтверждения личности погибшего, это помимо подписей госпитальных медиков. Не хотели сноситься с его частью — понятно, какая там часть, когда отчислен вчистую? И тогда кто-то припомнил, что он служил с ним, Уинчем.
— Так видел или нет? — опять спросил Стрейндж.
— Да видел — чего там смотреть-то? Покойник он и есть покойник. Лицо серое, даже в зелень больше. Но цело, только на левой щеке ссадина.
— Что с телом будут делать?
