Валентин Бадрак - Родом из ВДВ
– Так точно!
3Распоряжения летели во все концы, словно телеграммы-молнии, разрезая пространство, ужасая точностью и смертоносной сутью происходящего. Затем командир батальона закинул за плечо обе лямки радиостанции и, расправляя плечи, как паруса, уверенно направился в единственном направлении – навстречу темным демонам гор. Но сам он, легко двигающийся, упруго перепрыгивающий с камня на камень, казался наблюдавшим бойцам и офицерам беззащитной мишенью, маленькой черной точкой, то исчезающей за валунами, то снова возникающей. Игорь Николаевич знал об этом, как знал наверняка, что и свой, и чужой снайперы ведут его, прищурившись в прицел. Он меньше всего думал об опасности, понимая, что только так можно сейчас действовать, что это, как ни странно, самый безопасный путь. Потому что он играл не по общепринятым правилам открытой войны, а по их, чеченским законам. И хотя омерзительное ощущение того, что он мишень, которую в любой момент может бестрепетной рукой снять невидимый снайпер, никуда не улетучилось, он двигался с невыразимой легкостью и внутренним спокойствием.
– Стой! – услышал Игорь Николаевич у себя за спиной голос с характерным акцентом. Он ждал этой встречи и все же вздрогнул от неожиданности. Но уже в следующее мгновение оправился. Решил помолчать, не отвечая и не оборачиваясь.
– Подними руки! – грозно приказал голос, и комбат так же молча повиновался, приподняв вместе с руками и лямки радиостанции.
Вдруг прямо перед ним как из-под земли вырос огромный, заросший черной щетиной, одетый в странный балахон чеченец. Лицо его было сумрачным и беспристрастным, в глазах светилась непреклонная воля, свойственная прирожденным душегубам. Таких бесполезно просить о чем-нибудь; они живут в мире своих звериных представлений, где властвуют инстинкты. Чеченец молча расстегнул у него на поясе кобуру и ловким движением извлек пистолет. Затем вырвал из правой руки радиостанцию и посмотрел на Игоря Николаевича взглядом дикаря, красноречиво говорящим что-нибудь устрашающее, типа: «Ну, теперь мы тебя изжарим и сожрем». «Добро пожаловать в ад», – с холодной ухмылкой сказал сам себе Игорь Николаевич, и сердце его непроизвольно сжалось, а затем вдруг раскрылось, как у сильно захмелевшего человека, которому море по колено. Оно забилось беспокойным, диким боем, как будто хотело вырваться из груди независимо от его желания, и он физически ощущал клокочущую у горла кровь. Нельзя сказать, что ему не было страшно и это ощущение было приятно. Но невозмутимость уже взяла верх над всеми чувствами, глубокий глоток прохладного горного воздуха вернул ему самообладание в тот самый момент, когда он почувствовал ствол, воткнувшийся в спину. Игорь Николаевич был только в разгрузнике, поскольку тяжелый бронежилет, непригодный для задуманной операции, он небрежно бросил сержанту вместе с автоматом перед тем, как отправиться к горцам.
– Сэчас за мной. Бэз глупостей, – проговорил чеченец, показывая взмахом согнутой руки направление движения, и Игорь Николаевич с удивлением обнаружил, что в грязно-черной бороде все-таки существует щель, напоминающая человеческий рот. А он полагал, что это существо способно изъясняться лишь знаками.
Комбат, слегка наклонив голову от закипающей внутри ярости, все же покорно последовал за громилой на расстоянии двух метров, в то время как сзади слышал легкое шуршание тела, такого же проворного и юркого, как горный баран. Они шли не слишком долго, не больше четверти часа, пока наконец не оказались в хорошо защищенном месте между возвышающихся скал. «Да, сюда, пожалуй, и минометы не достали бы», – с тоской подумал Игорь Николаевич, глазами скользя по местности и определяя предполагаемые маршруты движения групп захвата. На всякий случай. Для командира такая информация никогда не бывает лишней.
К удивлению Игоря Николаевича, после прохода под нависшей над тропой угрюмой скалой, которая, кажется, вот-вот готова была обрушиться на испытывающих ее терпение людей, он вдруг оказался перед вооруженной группой. В ней было не более полутора десятка человек, и одеты они были совершенно по-разному: кто в потрепанном камуфляже, кто в нелепом сочетании всех возможных видов одежды – национальной, военной и спортивной. У некоторых на голове были с лихим вызовом навороченные повязки, как у головорезов. Игорь Николаевич вспомнил, что точно так же нередко повязывают платки и его десантники, что придает им грозно-величавый вид и делает их похожими на дерзких пиратов из древних легенд. Но комичность оттопыренных коленок грязных спортивных брюк и потрепанных кроссовок входила в противоречие с трагичностью, возникающей, когда глаза упирались в увесистые стволы автоматов и сталкивались со свинцово-тяжелыми взглядами «чехов». Эти люди, расположившиеся небольшими группками у камней, отдыхали и курили, сжимая в руках автоматы. Очевидно, они ждали распоряжений. При появлении Игоря Николаевича горцы с наглой угрюмой молчаливостью принялись разглядывать офицера, как порой хищники смотрят с тусклым, приглушенным блеском в зрачках на посетителей зоопарка сквозь прутья ограды. Глядя на видавших изнанку жизни чернобородых воинов со злобными взглядами и оскаленными выражениями лиц, он подумал: вот оно, обличье войны, ненасытная ненависть волчьей стаи. Эти люди, готовые зубами разрывать человеческую плоть, стояли, словно разбуженные тени далекого прошлого. В самом деле, они ничем не отличались от средневековых пилигримов, отрешенных и беспощадных искателей Гроба Господнего. Или от воинов Римской империи, продавших душу ради радости легкой наживы и вечного вожделения насилия. И чем больше офицер всматривался в остервенелые лица этих диких людей, чем больше впитывал их мертвую ауру, чем больше ощущал их примитивные, звероподобные устремления, вызывающие ужас и неприятие у нормальных людей, тем больше он переполнялся лютой ненавистью к ним, желая одного: истреблять их, без сожаления и раздумий. Удивительно, но он не мог выделить из толпы ни одного лица: одинаково горящие углями кровожадные глаза, выражающие готовность горцев в любой момент отразить нападение. Просто масса. Масса обезумевшего зверья. Потревоженный осиный рой. Но потревоженный, между прочим, ими самими – россиянами. «Интересно, а ведь, пожалуй, и десантники выглядят точно так же, когда врываются в их селения, каждое из которых – искусно сформированный укрепрайон, – мелькнуло почему-то у Игоря Николаевича в голове. – И точно так же эти потрясенные вторжением на их территорию люди горят жаждой мести нам, пришельцам великой империи, диктующей им свои права на их территории. Но наплевать нам на их чувства и желания, мы тут сила, а силу слушают всегда! Все в мире всегда было, есть и будет свершаться по закону джунглей!»
Громила с густой бородой круто повернулся к комбату, продемонстрировав ему свое большое круглое лицо и грозный орлиный нос с горбинкой, и знаком показал остановиться. Взгляд этого человека оставался угрюмым. «Разве с такими можно договариваться? – подумал комбат. – Эх, зря, кажется, поперся в логово». Теперь Игорю Николаевичу было неуютно под испытующими взглядами чеченцев. Насупившись, по-командирски взявшись руками за портупею, так, чтобы большие пальцы провалились под ремень, а локти образовали острые, как бы защищающие его углы, он отвернулся и стал смотреть куда-то вдаль. Пальцами он тихо гладил грубую, добротно выделанную кожу портупеи, и эти малозаметные чужому глазу движения немного успокаивали его. Он всегда принимал такую позу, когда чувствовал себя неуверенно, но сейчас стало особенно тошно: никто уже не мог поручиться за следующую минуту зыбкого бытия.
Но так продолжалось совсем недолго. Не прошло и минуты, как к нему подошел чеченец помоложе, в камуфляже и разгрузнике, с ухоженными короткими бородой и усами и проницательными хитрыми, как у кота, глазами.
– Э-э-э-э, – зацокал он языком с деланым удивлением, – нэ ждали, что Дэд сам заявится. – После этих слов его губы скривились в подобии улыбки, казавшейся мрачно-зловещей еще и оттого, что в ряду мраморно-белых зубов обнажился один потемневший. Комбат вздрогнул при звуке своего училищного имени – немногие люди знают, как его называют близкие товарищи. В звуке, разнесшемся дробным эхом по скованному скалами пространству, офицеру почудилась некая недосказанная тайна.
Подошедший остановился в двух метрах и, сунув руки в просторные карманы камуфляжа, фамильярно, но почтительно стал рассматривать комбата. Он был без головного убора, и наспех бритая голова придавала ему характерное сходство с уголовником. Игорь Николаевич также счел необходимым немного помолчать, хотя мысли его кружились немыслимым калейдоскопом. «Откуда они меня знают?! Что они задумали?! Что ждать от этих вооруженных людей, которых его батальон несколько дней назад старательно выкуривал из их же селений?! Если так детально работают их осведомители, то нам нелегко будет противостоять…» Интуиция подсказывала ему, что ничего хорошего ожидать не следует.
