Сергей Михеенков - Русский диверсант
Воронцов взял руку Степана. Лицо его сразу вздрогнуло.
— Ну, как ты, Степ? Я ротного попрошу, чтобы в тыл тебя отнесли. А?
— Спасибо, Сань. — Степан говорил с трудом, медленно разлепляя спекшиеся черные губы. — Помнишь, как мы… наша Шестая… на речке той…
— Тихо, тихо, молчи. Тебе больно?
— Сань, в кармане у меня письмо от матери. Старое… прошлогоднее… Адрес на нем обратный… Не хочу под чужим именем…
— Хорошо, Степ, ты только не переживай. Все сделаю. Будем жить, Степ! Будем жить!
Ротный снова позвал Воронцова.
Степан шевельнул губами:
— Не оставляй меня, Сань. Умирать скоро… Боюсь один остаться… А там… там не боюсь… Там нас много…
— Я с тобой, Степ. С тобой. Ты, может, хочешь чего? Пить хочешь? У меня и водка есть. — Воронцов достал из кармана трофейную фляжку, потряс ею.
Степан снова шевельнул губами. Голос его уже стал совсем тихим. Воронцов наклонился к нему и услышал:
— Сань… устал… Ох, как я устал…
Через двадцать минут, когда на гору заволокли три 76-миллиметровые пушки и минометы, рота снова пошла в атаку.
Связисты тащили катушки с проводами. И спустя некоторое время старший лейтенант Солодовников уже кричал в трубку со своего передового НП:
— Первый! Давай огня! Где батальоны?
— Дуй вперед и не оглядывайся! — слышал он в трубке возбужденный голос полковника Колчина. — Твое дело — выйти на шоссе, оседлать его и отрезать их к чертовой матери!
— Я и иду! Иду, товарищ Первый! Но у меня оголенные фланги!
— От твоих флангов я их сейчас отгоню минометным огнем! Так что не бойся! Вперед! Какие потери?
— Большие, товарищ Первый. Семьдесят пять человек выбыло из строя. Тридцать два — безвозвратные.
— Лейтенанты?
— Трое.
— Убиты?
— Двое ранены. Эвакуированы в тыл. Один убит.
— Этот-то, курсант, как себя ведет? Не зря я его водкой поил?
— Воронцов?
— Да, он.
— Младший лейтенант Воронцов действует храбро и уже отличился при штурме траншеи и отражении контратаки. После боя буду ходатайствовать о награждении его орденом.
— Готовь, Андрей Ильич, представление. Я подпишу. И на всех, кто отличился. А младшему лейтенанту скажи об этом. Пусть старается, землю когтями рвет.
— Да он и так рвет, товарищ Первый.
— Боеприпасов мы вам подбросим. Держитесь. Скоро пойдут батальоны. Все. Конец связи.
Старший лейтенант Солодовников положил трубку на рычаг, вспомнил капитана, который сидит сейчас внизу, под горой, в своем теплом блиндаже…
— Скоро пойдут… Скоро… Это когда? Когда у меня от роты взвод останется? Хер ты, Илья Митрофанович, их с места сдвинешь, свои батальоны. Они по взводу бросят на пулеметы, положат на проволоке по десятку людей и назад отведут. Захлебнулась атака! Что ты тут сделаешь? Хвать ее в душу! — Так рассуждал сам с собой командир штрафной роты старший лейтенант Солодовников. Уж он-то воробей битый, знал, что почем на войне. Он бы и сам, будь у него простая стрелковая рота, без основательного усиления и без обеспечения флангов не полез бы на скаты. Так, потоптался бы внизу и — ползком, с кровавыми соплями, назад.
В следующее мгновение справа и слева все потонуло в черных взрывах. Батя не обманул, подбросил огоньку. А через минуту зазвонил телефон:
— Пошли батальоны, Андрей Ильич. Встречай. Ты скажи вот что: до второй траншеи дошел?
— Дошел. Третий взвод ворвался и ведет рукопашный бой. Четвертый пытается атаковать минометную батарею. Второй и первый прижаты сильным огнем с флангов. Еще бы туда огоньку.
— Дадим. Третий — это кто у тебя?
— Власовцы. Воронцов. С ними лейтенант Гридякин ушел.
— Зачем? Не его это дело, в атаку ходить. Зачем ты его отпустил?
— Останови их… Молодые, ретивые. Дело пошло… Азарт…
— Срочно отзови его на свой НП! Отзови, слышишь? Скажи: Колчин приказал срочно выйти из боя! Ранят, не дай бог, а то еще и убьют, затаскают тогда нас с тобой. Сами в штрафбат пойдем. Пленные есть?
— Нет пленных.
— Как нет? Траншею взяли и пленных нет?
— Не берут они пленных.
— Вот и прикажи Николаю, чтобы организовал захват пленных, и пусть с ними возвращается назад. Жду его здесь, внизу. Я — на НП Второго. Ты меня понял?
— Все понял, товарищ Первый.
Прибежали связные:
— Третий в траншее! Большие потери!
— Второй пытается атаковать! Четвертым отделением уже ворвался! Идет рукопашный бой!
— В первом большие потери! Прижат плотным огнем пулеметов. Бьет снайпер! Есть потери от огня своих минометов!
— Четвертый двумя отделениями зацепился за траншею! Большие потери! Убит младший лейтенант Никонов! Ранен младший лейтенант Тимошкин!
Из второй траншеи немцев они через минуту-другую выдавят. Изрубят саперными лопатками самых упорных и займут вторую линию. Но после этого надо ждать контратаку немцев. И судя по тому, как они пролезли узким клином, не обеспечив флангов, на этот раз немцы контратакуют не так, как час назад. Было бы слишком примитивно с их стороны…
Уже рассвело. Воронцов и не заметил, как всплыло над дальним лесом, над верхушками не тронутых снарядами берез оранжевое солнце. Вдруг спохватился, что не взлетают ракеты. Да и вообще тихо стало кругом. Немцы притихли. Наших не слыхать. Первая мысль: где батальоны? Почему не слыхать боя на флангах? Там сейчас должна стоять пальба и дыбом вставать земля! Значит, не пошли батальоны?
Приполз связной с НП командира роты:
— Донесение лейтенанту Гридякину! Кто из вас лейтенант Гридякин?
— Я. — Гридякин открыл глаза. — Давай, что там у тебя.
Связной передал записку. Гридякин прочитал ее и порвал.
— Скажи ротному, что приказ будет выполнен. Можешь быть свободным. — И лейтенант Гридякин снова закрыл глаза.
Левая ладонь его была перевязана. Когда прыгал во вторую траншею, немец встретил его на штык. Гридякин машинально выбросил вперед руку, и штык проткнул ладонь. Сейчас, после второй траншеи, он выглядел ничуть не лучше штрафников. Вот почему связной не сразу разглядел его среди бойцов. В оборванной шинели, с закопченным лицом, кровоподтеком на скуле, разбитым лбом и рассеченной губой. Теперь он дремал, прижавшись к пулеметчику.
Воронцов обошел свой взвод. Бойцы провожали его молчаливыми взглядами. Послушные и безропотные в бою, они во время отдыха не досаждали своими вопросами и просьбами. Будто все знали наперед, смирившись со своей судьбой и готовностью свою чашу нести до конца.
— Чинко, — окликнул он помкомвзвода, — раненые до сих пор не отправлены. Почему?
Взгляд у сержанта Чинко спокойный. Будто и не было двух рукопашных. Голос тоже:
— Снайпер бьет, товарищ младший лейтенант. Сами видите, что делается. Дождемся темноты, отправим. Ребята потерпят.
В строю из семидесяти пяти человек оставалось тридцать восемь. Тридцать девятым был лейтенант Гридякин.
— Дронов, оба пулемета — на фланги. Пусть заряжают диски.
— Они уже заряжают, — ответил зам по строевой.
Трупы немцев бойцы выбросили из траншеи, образовав с западной стороны бруствер. Теперь сидели в ячейках и делили трофеи, щелкали зажигалками, курили в рукава, посмеивались друг над другом. Обычная реакция после атаки. Живые вспоминают что-нибудь смешное. О мертвых не говорят. Мертвым уже ничего не нужно, они даже покурить не просят.
— Чинко, откуда бьет снайпер?
— Да кто ж его разберет. Лупит на каждое движение. Двоих уже в блиндаж унесли.
— Ты МГ освоил?
— Да я его давно освоил, — признался Чинко тем же спокойным тоном.
— Стреляешь хорошо?
— На сто шагов в середину корпуса не промахнусь.
— Тогда слушай меня внимательно. По фронту снайпер огонь не ведет. Как правило, стреляет с фланга. Я сейчас высуну каску, а ты понаблюдай. Постарайся засечь вспышку выстрела. — Воронцов протянул сержанту бинокль.
— Не нужен мне никакой бинокль. У меня глаза хорошие.
— Когда увидишь вспышку, молоти по тому месту, пока ствол не перегреется. Кончится лента, спрячь голову и лежи, не высовывайся.
Воронцов подобрал винтовку с разбитым прикладом, надел на нее каску, валявшуюся под ногами, и поднял ее на четверть над трупом немца. Затем он шевельнул труп, подтащил его к себе. Пусть снайпер подумает, что русские продолжают обшаривать убитых. Опустил каску и снова приподнял. И в это мгновение пуля щелкнула по каске, так что та отлетела в глубину траншеи. И тут же торопливо заработал МГ. Воронцов на четвереньках подбежал к сержанту. Тот, прижав к щеке верхний рог короткого приклада, молотил из пулемета по крыше сарая, стоявшего возле дальнего леса, метрах в ста пятидесяти от их траншеи. Вскоре плоский наконечник целиком отстрелянной ленты, щелкнув, выскочил из приемника. Сержант быстро убрал с бруствера пулемет и поставил его на дно траншеи.
