Наталья Ломаченкова - Переиграть время
Скорость. Мне нужна скорость.
В эту эпоху машины ещё не умеют соревноваться с мыслью. В эту эпоху не требовалось искусственно выводить себя из апатии. В эту эпоху всё было так просто и понятно — где враги, а где друзья, в кого стрелять, а кому подать руку.
Это только у меня такие сдвинутые с места понятия.
Внезапная мысль приходит в голову, я поворачиваю к зданию Горкома. Ещё пара улиц — шаг невольно убыстряется, хотя дыхание всё ещё слишком хриплое для здорового человека. Наверное у меня сейчас жар, как у всякого, одержимого параноидальной идеей. Не хочется об этом думать, благо цель уже почти достигнута. Да, так и есть — здесь ещё не полностью полагаются на машины. Сейчас я почти благодарна за это.
— Товарищ майор? Как вы себя чувствуете?
Игнорирую. Не до того.
— Мне нужна лошадь. Быстрая лошадь.
Спросить в чём дело молодой солдат не решается, чересчур большая разница в чинах, да и выражение лица у меня вряд ли располагает к задушевным беседам. Молча жду, пока он выводит и седлает красивую каурую кобылу, явно не предназначенную для полевых работ. Ещё раз мысленно хвалю себя за предусмотрительность — два месяца усиленной учёбы верховой езде не прошли даром. Элитного наездника из меня, конечно, не вышло, но удержаться в седле я теперь вполне в состоянии.
Коняка нетерпеливо фыркает и переступает с ноги на ногу, пока я забираюсь на неё верхом. Тяжело, особенно после вчерашней встряски. Интереса ради стоило бы узнать, сколько времени я провалялась без сознания, но решаю этого не делать, дабы не вызывать ненужных расспросов. Подбираю поводья.
— Верну часа через три. Н-но, хорошая!!
Лошадь срывается с места.
Застоялась, сразу видно — рвётся вперёд, а я и не думаю придержать поводья. Только сильнее пригибаюсь к гладкой шее, искренне надеясь, что никому из жителей сейчас не придёт в голову выйти на улицу. Затормозить я просто не успею, ибо подобной педальки у кобылы, разумеется, не наблюдается.
Чистый вихрь — как мне этого не хватало. Мельком пролетает ошарашенное лицо вышедшего покурить Дёмина, всплеснувшая руками Неля. Усмехаюсь.
— Неля… — чуть придержав лошадь, не обращая внимания ни на кого другого. — У тебя было так, что тебе приходилось выбирать между сердцем и долгом?
— Было, — она смотрит внимательно и взволновано, будто пытаясь понять, к чему был задан подобный вопрос. — Я выбрала долг.
Вот как.
— А я кажется, сердце. И теперь вот не знаю, чем буду расплачиваться.
И чем будут расплачиваться за мою глупость другие.
— Н-но!! Пошла! — лошадь птицей вылетает из ворот посёлка и своим стремительным летящим галопом мчится по полю. Ветер бьёт в глаза и мешает смотреть. Зато не мешает думать.
Мне сейчас не перед ними объсняться. Перед своей совестью.
Мы другие, люди двадцать первого века. Как отчётливо теперь я чувствую себя чужой здесь. Мы, может быть, утратили понятия чистой славы, верности, доблести. Может выставили своими приоритетами умение делать прибыль и извлекать выгоду. Но мы однозначно разучились думать стереотипами. Нас от рождения учат не вешать ярлыки, а каждый раз искать индивидуальность. Мы ценим не исполнение, а оригинальность идеи. И поэтому мне так сложно ставить себя на позицию этой эпохи.
Я видела человека — я действовала не задумываясь. Причин много и все разные; да в конце-то концов, разве мне сейчас это важно? Важно то, что я не представляю, что сейчас делать.
Вариант всё исправить и вернуть на место — единственный. Смерть Онезорга — именно сейчас, пока ещё есть время до очередного вмешательства. Смогу я это сделать? Разумеется, нет.
Вариант второй — бросить всё и вернуться обратно в будущее, пока я не натворила ещё чего-нибудь более опасного. Оставить всё как есть, прямо в эту самую минуту — и я вновь окажусь в привычном и таком настоящем мире.
Правая рука невольно тянется к прочной цепочке на шее, выуживая из под рубашки заветный медальон. Открываю минатюрную крышку, под ней горит электронным зелёным светом дата временного перемещения. Осталось нажать только незаметную кнопку под дисплеем, и лошадь понесётся дальше с пустым седлом, и наша бригада лишь разведёт руками — пропала без вести…
Раздражённо закрываю медальон, прикусываю губу. Что теперь меня ждёт в будущем? Это же будет совсем не тот мир, который я знаю. Я ещё не готова к такому шагу.
Третий и последний путь — остаться здесь. Остаться, хотя бы до того момента, пока не будут разминированы все объекты. Остаться… что-то меня здесь держит — какая-то невидимая нить; что-то, помимо обыкновенного любопытства, чему я пока боюсь дать название. Что-то — или кто-то?..
Лошадь мчится, не сбавляя скорости; откидываю голову, полной грудью вдыхая свежий воздух. На лицо падают первые крупные капли дождя. Усмехаюсь — даже не заметила, как быстро набежали тучи. А теперь небо лилового цвета — рваным плащом вьётся за плечами. Вспышка молнии с грохотом расколола мир, лошадь шарахнулась в сторону с отчаянным ржанием.
С трудом удержалась в седле, но на лице расползается счастливая улыбка. Да, именно так. Именно сейчас — навстречу вихрю. Попутный ветер — не для меня.
Сзади доносится крик, оборачиваюсь, с удивлением вижу скачущего ко мне Дёмина. Его конь тоже испуганно прядает ушами при каждом раскате грома, но пока что слушается наездника. Чуть хмурюсь — какого лешего он тут делает?
— Ольга! Надо возвращаться!!!
— Что случилось? — кричу, но голос гаснет за грохотом грозы. — Что-нибудь произошло?
Он резко осаживает лошадь рядом со мной. На лице гамма эмоций, начиная от негодования и заканчивая искренним восхищением.
— Куда ты умчалась в такую погоду?! Неля места себе не находит, да ещё после твоей фразы. Послала с приказом без Ольги не возвращаться! Да ещё и Рудольф… как узнал, что ты уехала, чуть сам следом не бросился!
Со смешком разворачиваю лошадь. Вновь срываемся на стремительный галоп.
— Разве ты не чувствуешь стихию? Разве ты не готов броситься в пропасть — именно сейчас, на пике ветра, когда молнии сверкают вокруг, и ветер хлещет по лицу. Когда весь мир под твоими ногами — есть только ты и буря — грозная, неистовая, опасная! Когда ты сам — буря!
Он запрокидывает голову, ловя губами капли дождя, но я вижу, как блестят его глаза. Да, нам так редко выходит поиграть со стихией — не стоит упускать свой шанс.
Абсолютное всемогущество — пусть даже лишь видение. Сейчас — можно!
— Я вообще не понимаю, как ты смогла встать с кровати после подобной контузии, — ему приходится кричать, чтобы я услышала. — А ещё и сесть в седло!..
Смеюсь. Нет — хохочу во всё горло, потому что наконец принято мучившее меня решение, и теперь можно позволить себе не думать о нём больше. Верное ли, ложное — будет видно потом. А сейчас — свобода! А сейчас — неистовая скачка, наперегонки с ветром, как вызов целому миру. Что миру! — целому времени!
— Запомни этот день! Запомни — это день, когда разрушаются цепи старых законов! Это миг, после которого мир начнёт обновление!
Вряд ли он понял, что я имела в виду. Я говорила больше для себя, чем для кого-либо ещё. Для своей совести — для своего сердца.
Лошади влетают в посёлок, из-под копыт во все стороны летит грязь. По улицам, до Горкома — соскочить с сёдел и перебросить поводья изумлённому солдату. Перебежками добежать до своей временой квартиры и, хохоча во весь голос, ввалиться внутрь — мокрые, грязные, уставшие, но совершенно, невероятно довольные.
— Витя! Оля! — Неля с восклицанием бросается к нам, останавливается, недовольно оглядывая. — Ну во что вы превратились! Мокрые, хоть выжимай! А ну быстро снимать одежду и сушиться! Мало что ли тебе, Ольга, сегодняшней головной боли?!
Смеюсь, отряхиваюсь, с волос и формы на пол натекла уже довольно большая лужа. Мы с Дёминым наверное смотримся сейчас как две псины — только он матёрый овчар, а я какая-нибудь учуявшая добычу гончая.
Виктор фыркнул, ещё больше усилив сходство.
— Нель, не сердись. Ты не представляешь, как было здорово!
С лёгкой улыбкой прохожу в глубже комнату, скидывая мокрый пиджак, зябко передёргиваю плечами. Сзади кто-то бережно накидывает мне на плечи тёплое одеяло, мгновенно окутывающее всё замёрзшее тело блаженным теплом. Довольно урчу. Оборачиваюсь.
— Спасибо, Рудольф. Ну, как вы себя чувствуете?
Короткий кивок и улыбка, видимо означающие, что просто замечательно. Мне остаётся только фыркнуть — ну кто бы сомневался! В серых глазах, которые теперь отливают не сталью, а какой-то незнакомой мягкостью, светится невысказанная благодарность. Наклоняю голову — не все вещи необходимо говорить вслух. Ведь молчание порой бывает намного более красноречивым.
— Вот и прекрасно! Значит, жизнь продолжается и жить стоит весело. Нельчик, солнышко моё, не можешь поинтересоваться, что у нас там с ужином?
