Джурица Лабович - Грозные годы
— Я бы не сказал, что одно обязательно соседствует с другим, — возразил Бёме. — Если человек одному кланяется, то к другому он должен повернуться спиной, — добавил он, сожалея, что не может подольше задержать Бадера, чтобы составить о нем более полное представление.
— За относительно короткое время в оккупированной Сербии сменились три командующих, — продолжал Бадер в надежде разгадать тайну этих знамен.
— Я четвертый, а потом будет пятый...
— Полагаю, что именно вы больше других соответствуете этому высокому посту.
— Я тоже вначале так думал... Только недавно у меня открылись глаза, — откровенно признался Бёме. — Я понял: когда человек стремится к тому, что для него бесполезно и излишне, то он чаще всего не добивается и того, что для него жизненно важно... Но это долгая история...
— Я потому и говорю... — снова попытался направить разговор в нужное ему русло Бадер.
— Я же сказал: после меня поставят другого генерала и он, вероятно, тоже будет больше других соответствовать... — прервал его Бёме.
— А потом?
— Потом через каждые три месяца будут находить более подходящего.
Услышав это, Бадер с любопытством уставился на Бёме.
— После меня таким более подходящим будете вы, господин Бадер!.. — проговорил Бёме.
— А потом?
— А потом будет следующий... Между нами говоря, господин генерал, все мы, очевидно, не в большой чести в Берлине, если оказались здесь, на Балканах.
Пауль Бадер очень хорошо знал, что делал Франц Бёме в оккупированной Югославии, как он расправлялся с сербами. Бадеру даже на руку было то, что произошло в Рудо, поскольку ему вовсе не хотелось, чтобы в Берлине считали, что генерал Бёме действительно «стабилизировал положение».
Итак, этот сторонник чрезвычайных мер, организатор карательных экспедиций, по приказу которого были проведены массовые расстрелы в Крагуеваце, Валево, Шабаце и Скеле, основатель лагерей смерти в Сербии оставил пост командующего оккупационными войсками в Сербии в тот самый день, когда Первая пролетарская бригада покинула Рудо...
Слева от генерала Бадера сидел генерал Резенер, шеф местной службы СС и полиции, толстяк, невысокого роста, с толстой шеей и широкими жирными плечами. У него было суровое лицо, вялый, по большей части отсутствующий взгляд, который, правда, в одно мгновение мог вдруг стать твердым и пронзительным. Голос у него был мягкий, приятного тембра, что называется бархатный. Говорил он с баварским акцентом, который приобрел во время учебы в столице Баварии. У окружающих, особенно у подчиненных, он вызывал неприязнь и какую-то брезгливость. Ходил он быстро и неслышно, словно подкрадываясь. На нем был черный мешковатый мундир с Железным крестом. Он был необщительным человеком и в окружении Гиммлера считался туповатым, но безгранично преданным генералом. Подозревали, что в его жилах течет кровь с примесью еврейской, но он опроверг это с помощью подложных документов и старинных метрических записей. Резенер заявлял, что он против любых дискуссий и любой дипломатии с противником, и часто повторял, что никто, кроме него, не смог бы установить такой порядок и такую дисциплину в местных войсках СС и полиции, какие установил он. В Бледе, где находилась его резиденция, он был занят в основном заботами, как избежать мести люблянских омладинцев[4], и тем, как проникнуть в ядро их подпольной организации, которая, как он знал, непрестанно за ним охотилась.
Резенера очень интересовала та часть территории оккупированной Словении, которая была занята итальянскими войсками. Он просто не мог понять, чем руководствовался его фюрер, отдавая эти земли итальянцам. Всячески оговаривая этих ненадежных союзников Германии и понося их всеми известными ему словами, Резенер всю свою активность направил на Словению, включенную в третий рейх, считая ее одной из политико-административных областей Германии.
Напротив Резенера, справа от Бадера, расплылся на стуле старый откормленный генерал Глейз фон Хорстенау, историк и хитрый дипломат, которого Гитлер, как своего земляка-австрийца, откомандировал в Загреб с официальным предписанием контролировать и направлять соответствующим образом создание и деятельность «Независимого государства Хорватия». Будучи в подпитии, Хорстенау часто хвастался, что входит в число приближенных Гитлера. Между тем было хорошо известно, что, посылая его в Загреб, в Берлине от него попросту хотели избавиться. Клевеща на Павелича, Артуковича, Кватерника и Мошкова, которые возглавляли «Независимое государство Хорватия», и одновременно заигрывая с «представителями» третьего рейха в этом «государстве», особенно с хитрым генералом Каше, Глейз фон Хорстенау пытался осторожно нащупать связи с англо-американскими разведывательными службами в Швейцарии, стремясь обезопасить себя на случай поражения Германии в войне. Наконец ему удалось наладить контакты с американской разведкой в Берне.
Служа фюреру, он в то же время стал придумывать различные комбинации, за которые каждую минуту мог поплатиться головой. Его идеей было вывести Юго-Восточную Европу из гитлеровского лагеря, чтобы затем заключить с западными союзниками сепаратный мир. Это, по мысли Хорстенау и группы «старых» австрийских офицеров, должно было осуществиться путем выхода Австрии из рейха, присоединения к ней Словении, Истрии и Горицы и создания, таким образом, первоосновы единой Придунайской федерации, в которую потом вошли бы Хорватия, Венгрия, а затем, возможно, и Сербия. Хорстенау считал, что такая концепция будет принята англо-американцами, тем более что с ее реализацией ограничивалось бы дальнейшее усиление влияния Советского Союза. Кроме того, он верил, что таким путем возродится старая Австро-Венгрия, которая, приспособившись к изменившимся условиям, вновь превратит Германию в главную политическую силу Центральной Европы. Фон Хорстенау имел единомышленников в высших кругах вермахта, особенно среди бывших офицеров австро-венгерской армии.
Однако и тайная полиция Гиммлера не бездействовала. Находясь в Загребе, Хорстенау, не смея никому довериться, был совершенно одинок. Точно так же одинок был он и в оценках силы и размаха освободительного движения в Югославии, как и в своих выводах о том, что «Независимое государство Хорватия» вступило уже в стадию агонии.
Сейчас он смотрел на собравшихся во главе с Бадером, довольно успешно скрывая охватившее его чувство отвращения и скуки.
Слева от Резенера, поставив локти на стол, сидел генерал Гарольд Турнер. Его крупная голова на тонкой шее непрестанно вертелась то влево, то вправо, словно он все время опасался внезапного удара. Наверное, никто из немецких генералов в Югославии не умел так быстро и ловко завязывать нужные знакомства, как Турнер. Был он и самым начитанным, и самым интересным собеседником из всех, но в то же время вовсе не был расположен вести с ними какие-либо беседы. Поскольку все они наперебой выставляли свои способности, не говоря уже о чинах, которые, разумеется, были на первом плане, он тоже стал всячески возвеличивать себя, утверждая, что именно он «открыл» многих сербских коллаборационистских лидеров. При этом Турнер забывал о довоенных связях гестапо с большинством из них.
Он был прирожденным артистом и, когда хотел, мог покорить любого. Когда Бёме организовывал в Сербии карательные экспедиции, жертвами которых оказывалось мирное население, в том числе и дети, Турнер в очень тонкой форме выражал своим коллегам несогласие с такими действиями.
Несколькими минутами раньше, за аперитивом и закуской, когда подполковник Майер — известный осведомитель Канариса в Югославии — напомнил Турнеру о некоторых его прошлых «делишках», генерал, не раздумывая, прямо ответил ему:
— Знаете, господин Майер, генерал Бёме, вместо того чтобы отсечь змее голову, бил ее по хвосту.
— В основе всех его мер лежала месть, — заметил подполковник Майер.
— Я исходил из того, что мы — арийцы, а месть свойственна лишь дикарям, — строго взглянув на него, сказал Турнер.
— Да, но это Балканы, господин генерал!
Турнер был высокого мнения об Отто Майере и, поскольку верил, что тот не злоупотребит его откровенностью, ответил:
— Генерал Бёме во сто крат усугубил положение!
— Да-да, сто местных жителей за одного немца... — проговорил Майер.
— Представьте себе, что было бы, если бы я стал ему высказывать свое мнение!
— Но вы все же высказывали его кому-то конфиденциально, — неожиданно сказал Майер.
— В этой стране и в данных условиях все-таки лучше действовать по старинке: кровь за кровь, око за око, зуб за зуб... — пошел на попятную Турнер.
— Тогда бы многие из нас остались беззубыми, слепыми... И потекли бы реки крови...
Турнер смолчал, испытующе глядя на собеседника.
