Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики
- Эй! — крикнул один из них. Шофер затормозил.
- Поторапливайтесь! Голландцы очухались и нажимают на аэродром!
Минут через десять грузовик подкатил к накрытым брезентом истребителям. Пилоты помогли техникам расчехлить моторы.
- Дьяволы! — выругался Шверин. — Они слили бензин.
Пока разыскивали бензозаправщик, бой приблизился к самой границе аэродрома. Тогда отряд парашютистов проник в тыл голландским войскам и открыл стрельбу. Голландцы отступили.
Летчики спокойно вытянули на полосу неуклюжие «спитфайры», запустили моторы и взлетели, взяв курс на восток.
В кабине Вайдеман ощутил чужой, резкий запах ацетона. Некоторое время он дышал ртом. На приборной доске система обозначений была английской, и пришлось мысленно переводить ее в метрическую. Самолет набрал скорость, и Вайдеман, пробив облачность, даже зажмурился от света, который сразу залил всю кабину. На востоке уже рассвело, и вот-вот собиралось показаться солнце. Внизу колыхались желтоватые облака. «Спитфайры» выскакивали из них, качаясь с крыла на крыло.
- 2 -В ночь на 10 мая 1940 года у самолетов 51-й бомбардировочной эскадры были закрашены опознавательные знаки люфтваффе. Летчики этой эскадры отличались особым усердием, но даже им не сообщили о цели полета и маршруте. Они вышли из своих казарм в абсолютной темноте, надели парашюты, заняли места в кабинах и по радио доложили о готовности на флагманский корабль командиру эскадры полковнику Йозефу Каммхуберу.[11]
- Превосходно, друзья! — бодро проговорил Каммхубер. — Держитесь ко мне тесней, Не рассыпайтесь. Навигационных огней не зажигать. Бомбить по моей команде. Я скажу одно слово: «Этуаль». По-французски это «звезда». Через пять минут полета поворачиваем обратно.
Взревели моторы. Прожекторы на мгновение осветили взлетную полосу. Самолеты, тяжело груженные бомбами, оторвались от земли. Штурманы догадались, что они летят к границе Франции. На картах они привычно чертили курс, вели счисление по времени и скорости полета, передавали летчикам записки с поправками.
И вот в тишину эфира ворвался веселый голос Каммхубера:
- Этуаль!
Руки привычно легли на рычаги бомболюков. Самолеты подбросило вверх — так бывает всегда, когда они освобождаются от груза бомб.
Бомбы со свистом понеслись вниз и врезались в крыши спящих домов.
Так погиб немецкий город Фрейбург. Пропагандистский повод к нападению на Францию был обеспечен. Геббельс объявил о злодейском нападении противника на мирный германский город.
В пять часов тридцать минут того же дня танковая группа Клейста ринулась через Люксембург и Арденны на Седан и Амьен к Ла-Маншу. Группа армии фон Бока вторглась в Голландию и Бельгию, отвлекая на себя основные силы французов. Группа армии фон Лееба ударила по линии Мажино.
Через семь дней премьер-министр Франции маршал Петен запросил перемирия. Оно было подписано в том же самом Компьенском лесу в специально привезенном сюда по распоряжению Гитлера салон-вагоне маршала Фоша, в котором совершалась церемония подписания перемирия в 1918 году.
…Веяло теплом. С аэродрома в Ле-Бурже Пауль Пихт, прилетевший с генералом Удетом на парад по случаю победы над Францией, сразу же поехал в центр Парижа. Он оставил машину на набережной Сены, неподалеку от Эйфелевой башни. В Париже он был всего один раз, вскоре после войны в Испании. Но он так много знал об этом городе, что все казалось давно знакомым — и бесчисленные кафе, где беспечные и шумные французы проводили время за чашкой кофе или бутылкой дешевого кислого вина, и каштаны, посаженные вдоль широких тротуаров, и запах миндаля, и заводик великого авиатора Блерио на берегу Сены, и громадное подземелье Пантеона, освещенное голубым светом, с могилами Вольтера и Руссо, Робеспьера и Жореса, и собор Парижской богоматери с химерами, которые зло и печально смотрели с высоты на плотно текущую толпу.
Пихт всмотрелся в мелькающие лица. Нет, парижане остались парижанами. Война как будто прошла мимо них. Он вступил на подъемник Эйфелевой башни и приказал служителю поднять его наверх. Когда он сошел с лифта на балкон, то услышал вой высотных ветров. Парижское небо словно сердилось на чужаков из воинственной северной страны. Башня раскачивалась. Город и далекие окраины казались зыбкими, неустойчивыми, как и пол, исшарканный миллионами ног.
На верхний балкон башни поднялась группа офицеров. Среди них Пихт увидел Коссовски и начальника отдела «Форшунгсамта» Эвальда фон Регенбаха.
- А где же ваш всемогущий шеф? — пожимая руку Пихта, проговорил Регенбах.
- Он уехал с Мильхом в штаб-квартиру фюрера.
- Разве фюрер уже в Париже?
- Нет, но его ждут с часу на час.
- Кстати, Пауль, — вмешался Коссовски, — ты не видел Вайдемана? Он тоже будет на параде. И Зейц.
- Вот уж действительно собираются старые друзья, — улыбнулся Пихт. — Ты где остановился?
- В «Тюдоре». Там отвели генерал-директору апартаменты.
- Вот как! — воскликнул Коссовски. — Мы тоже там остановились. И Вайдеман, и Зейц…
В небе послышался гул моторов. Над Парижем в сопровождении «мессершмиттов» пролетел трехмоторный «юнкерс». Он заложил вираж, сделал круг, словно накинув петлю на шумный и беспечный город. Это летел Гитлер.
- Скажите, Коссовски, что вы думаете об Удете и его окружении? — спросил Регенбах, когда Пихт, простившись, спустился вниз. — Кажется, генерал много пьет и заметно поглупел.
- При всей прямоте, даже пьяный, Удет не скажет и не сделает ничего компрометирующего. Он абсолютно лоялен.
- Может быть, может быть, капитан. Но меня интересует не генерал, а его умный адъютант. Вы, я заметил, лично знакомы с Пихтом? Расскажите мне о нем. Давно хотел порыться в картотеке, но сейчас решил, что ваш проницательный ум, Коссовски, откроет мне больше любых характеристик. Вы друзья?
- Мы встречались в Испании. Там Пихт воевал вместе с известными вам Мельдерсом и Вайдеманом. Там и удостоен. Железного креста.
- Храбро воевал?
- Не видел. Я ведь в боях не участвовал. А по их словам, они все орлы. Как вы заметили, Пихт исключительно приятный в общении человек. С теми, кто ему полезен. С посторонними и подчиненными он резок, даже, пожалуй, нагл.
Впрочем, наглость импонирует некоторым политикам, как развязность — дамам.
- Женат?
- Холост.
- Родители живы?
- Воспитанник сиротского дома в Бремене. Его родители погибли на пароходе «Витторио» в двадцать восьмом.
- Вы интересовались списками пассажиров?
- Конечно. Среди пассажиров были Якоб и Элеонора Пихты.
- С Удетом он познакомился в Испании?
- Нет. В Стокгольме, когда Удет был на гастролях в Швеции. Удет взял Пихта к себе механиком, ввел в клуб Лилиенталя и научил летать.
- Он хороший летчик?
- Его хвалил Вайдеман.
Регенбах рассмеялся:
- Лоялен?
- Безусловно. Партии обязан своей карьерой. И характер у него истинного наци. Ницшеанский тип, если хотите. Обожает фюрера и поклоняется ему. На мой взгляд, искренне. А почему бы нет?
Регенбах не ответил. Он задумчиво разглядывал Париж. Вдруг он снова повернулся к Коссовски:
- Вы знаете о том, Зигфрид, как ловко Пихт топит Хейнкеля? Хейнкеля не любит Гиммлер.
- Почему топит?
- Подслушанный мною разговор…
- Вы считаете, Пихт работает на гестапо?
- Я спрашиваю вас.
- Ну что ж, коль скоро он не работает на нас, должен же он на кого-то работать. Ведь кто-то приставил его к Удету.
- Вы мудры, Зигфрид. Но ведь мог бы он работать и на нас. Не правда ли? Как часто вы с ним встречаетесь?
- У нас мало общих знакомых, — ответил Коссовски.
- Напрасно. Таких людей не следует выпускать из поля зрения.
Коссовски вспомнил, как совсем зеленым предстал перед ним Пихт в Испании. Нечто вроде близости даже возникло потом. Но после случая с полковником Штейнертом — связным адмирала Канариса — дружба как-то расклеилась. «Штейнерт, Штейнерт, царство тебе небесное…»
- 3 -Пихт увидел Вайдемана на параде в честь победы над Францией. Вечером они договорились встретиться в «Карусели». В этом фешенебельном ресторане немецкие офицеры чувствовали себя довольно уютно. Чужих туда не пускали. Скандалов не было. Вайдеман уже неделю жил Парижем, и в «Карусели» его знали все, и он знал всех.
И Вайдеман и Пихт обрадовались встрече. В последние месяцы (что не месяц, то новая война!) им было не до переписки. На письмо Пихта, полученное в Голландии, Вайдеман так и не собрался ответить.
- Что-то тогда стряслось, Пауль. Какая-то малоприятная история. — На лбу Вайдемана собрались рядами морщины.
Ширококостный, чуть косолапый, с толстой багровой шеей и опущенной головой, отчего создавалось впечатление, будто он собирается боднуть собеседника, Вайдеман походил на молодого быка, еще не достигшего зрелости. Пихт за годы, проведенные в Швеции и Испании, хорошо изучил его достоинства и недостатки, Он знал, что Альберт был лукав, но справедлив; силен, но мягок; вспыльчив, но отходчив, В свои двадцать шесть лет он довольно легко добился приличного чина. Начальство знало его как энергичного офицера, подчиненные уважали за то, что Вайдеман мог кричать, бить кулаками по столу, сажать на гауптвахту, но стоило кому-либо из вышестоящих командиров высказать неудовольствие его подчиненными, как Альберт горой становился на их защиту. Об авиагруппе, которой он командовал после Польши и Голландии, прочно укрепилось мнение, как о самой отчаянной, готовой на все.
