Николай Михайловский - Час мужества
Увы, это почти невозможно.
— Правый борт — мина! — почти одновременно раздаются громкие доклады сигнальщиков.
Рогатое чудовище зловеще раскачивается на волнах.
Отданы команды, и «Киров», а по его сигналу и другие корабли отворачивают и обходят мину стороной...
— Слева по борту мина! — снова кричит сигнальщик. На ходовом мостике ее уже заметили.
И эту мину обошли, она осталась в стороне... Расстрелять ее нельзя — кругом корабли.
Опасность с каждой минутой нарастает. Она будто витает в воздухе, напоминая морякам: «Смотрите! Смотрите!». Сейчас все: от командующего флотом и до краснофлотцев, находящихся на верхней палубе или на мостиках — зоркие наблюдатели. И когда в правом параване «Кирова» показался темный шар с гладкой блестящей поверхностью, со всех сторон слышатся голоса:
— Мина в правом параване!
Командир корабля сбавил ход до малого. А волны все ближе подталкивают черный шар к борту. Все понимают: достаточно ему прикоснуться к корпусу корабля — взрыв неизбежен.
В эти роковые минуты на палубе появляется необычная команда во главе с минером корабля Михаилом Андриановичем Вакуленко. В руках у каждого длинный шест.
Напряжение предельное. Все взоры обращены на смельчаков, все ждут, затаив дыхание, следя за странным поединком с миной: выскользнет она из-под шестов и навалится на борт корабля... или ее удержит команда Вакуленко. Это тоже поле боя, и длинные деревянные шесты — сейчас оружие в натренированных руках.
Спокойны, деловиты лица Вакуленко и его бойцов, движения рук плавны, осторожны, как будто эти люди родились минерами и это для них самая привычная работа.
Мина сближается с кораблем, ее потихоньку отводят дальше и дальше от борта крейсера.
Но опасность не миновала. Что с ней делать дальше?
— Ваше решение? — спрашивает контр-адмирал Дрозд командира корабля.
— Обрезать параван, — отвечает Сухоруков.
— Действуйте!
С мостика по трансляции передают команду:
— Сварщика Кашубу с электросварочным аппаратом на полубак!
Десятки глаз следят за миной, которая то всплывает, обнажая гладкую, почти полированную спину, то снова исчезает в волнах.
На полубаке появляется щуплый паренек. Теперь ему предстоит выручить корабль из беды.
Обвязавшись линем и зажав в руках держатель с электродом, Петр Кашуба спускается на беседке и повисает над волной. Он сидит на узенькой дощечке, похожей на детские качели, ноги чуть-чуть не достают воды. Вспыхнул огонек, из-под электрода брызнули искры, и у всех на глазах тралящая часть паравана хрустнула, переломилась, оторвалась от борта корабля и вместе с миной пошла прочь.
Не успел Петр прийти в себя, отдышаться, как новая мина появилась в левом параване. Теперь уже другой краснофлотец, Шуляпин, висел над пропастью и отрывал от корабля его страшного спутника.
Эскадра шла своим курсом. По-прежнему «Кирову» прокладывали путь тральщики. За ними шли эсминец «Сметливый» и ледокол «Суур-Тылл», и все время то появлялись, то исчезали юркие, быстроходные катера — «морские охотники»...
«Яков Свердлов» тоже шел в охранении крейсера и, зарываясь в волну бортами, оставлял за кормой пенистый след. И там матросы несли вахту у пушек, пулеметов, торпедных аппаратов, а на ходовом мостике уже несколько суток кряду находился капитан 2 ранга Спиридонов. Время от времени он переводил взгляд на громаду крейсера, на ходовой мостик, где неизменно различал фигуры Трибуца и Дрозда. Они тоже не упускали из вида корабли охранения...
И вдруг раздался страшной силы взрыв. К небу взлетела шапка огня, дыма, воды. Когда она осела, то стало видно, что миноносец переломился и начинает погружаться. К гибнущему кораблю тут же пошли на помощь катера.
Ночью крейсер «Киров», как и все остальные корабли, стал на якорь — слишком велика была минная опасность. И только с рассветом эскадра продолжила путь.
Показался горбатый, взъерошенный остров Гогланд, словно гигантское чудовище, поднявшееся из воды. А над кораблями послышались звонкие голоса наших истребителей — это было лучшей музыкой для моряков. В ней звучал привет балтийцам от Кронштадта и Ленинграда.
«Киров» отдал якорь на большом Кронштадтском рейде 29 августа 1941 года в 16 часов 29 минут. Здесь уже ждал пограничный катер. Он подошел к борту крейсера. Моряки вновь образовали живой конвейер и выгрузили все ценности, доставленные такой нелегкой ценой.
Вспоминая бой за Таллин, моряки думали о судьбах своих товарищей, вспомнили и Петра Григорьева, что с ним, жив ли?
А в это время вслед за «Кировым» приближался к Кронштадту один из тральщиков.
Вот и «Рогатка», Петровская гавань, корабли на рейде и у причалов...
У Григорьева сжалось сердце, когда его на носилках несли с корабля и он видел ветвистые дубы, а вдали знакомое здание штаба флота, увенчанное башенкой, и передним памятник русскому мореплавателю.
— А где «Киров»? — волнуясь, спросил моряк.
— Вон видишь мачты, — кивнул санитар туда, где поднимался целый лес мачт.
Какая из них крейсера «Кирова» — Григорьев не узнал. Но того, что «Киров» цел, невредим и находится здесь, в Кронштадте, было для него вполне достаточно...
Верность
Дороги войны... Они пролегли по всей Эстонии через города, небольшие поселки, крестьянские хутора.
Поселок Локса на восточном побережье Финского залива один из тех, где в августе 1941 года развернулись события, глубоко запавшие в сердца людей старшего поколения.
Шли первые недели войны, и это остро чувствовалось даже здесь, в далекой бухте. По ночам издалека доносился гром артиллерии: война приближалась к поселку.
Несколько дней здесь стояла воинская часть, и население успело подружиться с бойцами. Но вот и они снялись, оставив на попечение сельского Совета несколько лошадей. Активисты сельсовета были теперь озадачены, думали-гадали, что делать с лошадьми, куда их передать. Ведь они, наверняка, необходимы на фронте.
Особенно беспокоился Леонхард Гнадеберг, высокий, немного неуклюжий эстонец, которого знали решительно все. Знали всю его родословную, помнили еще, как его отец занимал у соседей деньги, чтобы свести жену в частный родильный дом. Помнили, как белобрысый мальчуган работал у кулака, пас коров. Когда Леонхарду минуло четырнадцать лет, он пошел на завод, таскал в мешках глину, тяжело заболел и все же работал...
Придя с завода в маленький одноэтажный домик, расположенный на окраине поселка, он брал лопату и шел в огород. Не так-то просто прокормить жену и двух маленьких детей.
Так же, как и для всех трудящихся Эстонии, 1940 год был переломным в жизни Леонхарда. Ему казалось, что именно в те июльские дни он перешагнул в другой, еще непонятный для него, но обещающий хорошее мир.
Теперь его жизнь наполнилась иным содержанием. Он становится активистом профсоюзной организации завода, помогает сельскому Совету.
И вот сейчас он был озадачен: что делать с лошадьми, принадлежащими Красной Армии?
Гнадеберг решил еще раз пойти посоветоваться с директором школы Арнольдом Миковичем Микивером и встретился с ним в ту самую минуту, когда прибежали ребятишки и сообщили, что в бухту идут какие-то корабли с военными моряками.
Зная, что военные корабли не очень-то удостаивали своим вниманием бухту Локса — здесь даже причала не было — Леонхард и директор школы поспешили к берегу.
Действительно, причалило сразу несколько моторных ботов, и в них раненые моряки. Командир, невысокий, плотный человек с круглым лицом и ежиком волос на голове, сложил рупором ладони и что было сил крикнул эстонцам, собравшимся на берегу:
— Кто у вас тут старший?!
Его не сразу поняли, ведь далеко не все знали русский язык. Он повторил свой вопрос, и тогда из толпы вышли Гнадеберг и Микивер.
Бригадный комиссар Василий Васильевич Карякин представился им, объяснил, что он заместитель начальника политуправления флота.
— Наш корабль потопили фашистские самолеты. — Он показал рукой в сторону рейда. — Просим оказать помощь раненым и срочно переправить их в Таллин.
— Мы все сделаем, — заявили Гнадеберг и Микивер.
Они побежали в поселок и скоро вернулись, ведя за собой целую толпу рабочих кирпичного завода с их женами и детьми, учителей, школьников и даже провизора из аптеки. Спокойно и деловито они подошли к баркасам и стали помогать легкораненым выбраться на берег, тяжелораненых выносили на руках.
Медсестра Юхана, маленькая сероглазая женщина с коротко остриженными и зачесанными назад волосами, первая осматривала раненых. Вместе с ней оказывали помощь еще несколько женщин.
Вот когда пригодились перевязочные материалы, заранее припасенные провизором. Школу превратили в госпиталь, раздобыли в поселке кровати, одеяла, чистое белье. Быть может, многие годы полотняные простыни хранились в сундуках для дочерей-невест, а сейчас все это отдано раненым морякам.
