Карл Вурцбергер - Туманы сами не рассеиваются
— Разве я спорю? — перебил его Ульф. — Разве я сказал что-то другое? Разве я хочу уклониться от сделанных выводов?
— От своих нет! — возразил Раудорн. — Но от наших да.
— Тогда говорите яснее, — попросил Ульф, — я намеков не понимаю.
— Я и собираюсь сделать это, — сказал Альбрехт. — Раудорф совершенно прав. Итак, мне кажется, что вы представляете себе последствия своего проступка следующим образом: я, мол, провинился, хотя у меня и были хорошие намерения. Накажите меня, и кончим с этим. Верно?
— Да.
— Кончить о этим должны вы сами. Пока вы теоретически пытались доказать опасность противника, он предпринял нападение на нашу государственную границу, и, между прочим, не теоретически, а практически! Вы должны понять, что совершили серьезный проступок.
Ульф опустил голову и прикусил до боли нижнюю губу. Аргументы Альбрехта были достаточно убедительны, но в эту минуту он был не в состоянии встать и честно признать это.
— Ну, теперь ты понял, чего мы от тебя хотим? — спросил Гартман.
Рэке кивнул. Раудорн встал:
— Я предлагаю объявить товарищу Рэке на первый раз замечание.
Некоторые согласно закивали, другие о чем-то перешептывались.
— Товарищ Рэке, ты хочешь еще что-нибудь сказать? — спросил Гартман.
— Нет.
— Все слышали предложение? Есть другие предложения? — Гартман подождал секунду. — Ну что ж, давайте голосовать… Единогласно.
Собрание закончилось. Ульф ушел первым. Альбрехт вышел за ним, догнал его в коридоре и сказал:
— Пойдемте вместе. Нужно кое о чем поговорить.
В комнате командира взвода было тепло. Альбрехт налил себе и Ульфу по чашке кофе. Они сели.
— Ну что же? — начал Альбрехт. — Как будем жить дальше?
Не поднимая глаз, Ульф помешивал ложечкой кофе, на его губах застыла грустная ироническая улыбка.
— Как будем жить? — повторил он наконец. — Как-нибудь будем…
— Как-нибудь нельзя, не имеем права, — прервал его Альбрехт. — Только не вздумайте обижаться и дуться, как мальчишка, которому запретили играть в футбол.
— Я буду стараться!
— Это хорошо.
— Вы думаете, мне сейчас легко? Думаете, я могу спокойно приступить к работе?
— Нет.
— Хорошо, я вам скажу, как буду жить дальше…
Они помолчали. Первым нарушил молчание лейтенант:
— Несколько лет назад у меня был хороший друг, инженер, который очень любил много и вкусно поесть. Еда была для него самым главным. Потом он начал истязать себя недоеданием и сильно похудел. Мы предостерегала его, но он не слушал даже после того, как за три месяца похудел почти на пятнадцать килограммов и одежда болталась на нем, как на вешалке, пока наконец окончательно не обессилел и однажды, идя домой, не потерял сознания. Было это в январе, стоял мороз, и ему просто повезло, что через несколько минут его кто-то нашел и оттащил в соседний дом. Результат — ужасная нервная лихорадка и пересуды, которые до сих пор еще не прекратились. Вот так-то.
— Сравнение явно хромает, — заметил Ульф.
— Я хочу вам помочь, — сказал Альбрехт, — но это возможно только в том случае, если вы сами этого захотите.
— Спасибо, товарищ лейтенант.
Альбрехт почувствовал отчужденность в голосе Ульфа. Он поднялся:
— Подумайте обо всем, а через несколько дней мы продолжим разговор. И еще одно: я особенно ценю ваш ум. Не теряйте его никогда. Да… Сегодня в деревне последний день ярмарки. Ваше отделение идет в увольнение?
— Так точно.
— Я бы на вашем месте сходил туда.
— Мне все равно.
— И все же сходите — не пожалеете. Ульф ответил «так точно» и вышел.
«Полное безразличие, — подумал Альбрехт, — сходил бы на ярмарку с ребятами, повеселился бы немного…»
* * *Ульф вошел к себе в комнату и нерешительно огляделся. На тумбочке лежала взятая у Трау книга. Он начал листать ее, пока не наткнулся на стихотворение, которое искал. Прочел его раз, другой. Вдруг его осенило. «Подожди, приятель! — подумал он. — Вот теперь ты мне попался! Если ты вешаешь портрет любимого поэта над своей кроватью, то уж следует знать его лучшие произведения!» Потом ему пришло в голову, что в село Кольхаз не пошел потому, что в свое первое увольнение он решил навестить свою девушку. Но это не испортило его хорошего настроения, наоборот, отсутствие Кольхаза давало возможность отложить все дела на завтра, посидеть с ребятами, выпить пива, потанцевать. Ульф быстро собрался. Дул холодный северо-восточный ветер. Лужицы покрылись первым тонким ледком. Ульф поднял воротник шинели и глубоко в карманы спрятал руки. «Снова надо привыкать к заморозкам», — подумал он.
Вокруг большой старой липы на деревенской площади была поставлена карусель, качели и несколько киосков. Толстый краснощекий продавец лотерейных билетов громко расхваливал свой товар. У прилавка, где продавались жареные сосиски, стояла очередь, и продавец сердился на нетерпение своих покупателей. Несмотря на то что было холодно и начинало уже смеркаться, у карусели толпились ребятишки, не хотевшие нести домой последние оставшиеся у них медяки.
Ульф пересек площадь и вошел в деревенский ресторанчик. В невысоком зале было тепло, в воздухе плавал табачный дым и стоял гул множества голосов. С самого полудня, почти не переставая, играл небольшой оркестр. В этой суматохе Ульф не сразу нашел своих товарищей. Наконец он увидел Шонера, который приветственно махал ему рукой, а потом Кенига: он танцевал с невысокой девушкой, едва достававшей ему до плеча и смущенно на него поглядывавшей.
Ульф усмехнулся, глядя на друзей, проходя между столиками. Тут он заметил и Поля с Раудорном и от души им обрадовался. «Отвлечься от службы, выпить пивка, поговорить, посмеяться, потанцевать — вот что мне сейчас нужно», — подумал он, здороваясь со всеми.
— Мы уж думали, ты не придешь, но на всякий случай заняли тебе место, — сказал Шонер в ответ на его приветствие.
Ульф сел. Танец вскоре кончился, и к ним подошел Кениг.
— Господи! — воскликнул он, широко улыбаясь. — Я смотрел на нее и думал: «Вот это девушка!» А когда она встала, то оказалась мне только по пояс… А какой у них ударник, ребята!.. Добрый вечер, товарищ фельдфебель!
— Ударник? — переспросил Ульф. — Что это такое?
— Вы разве не знаете? Так называют музыканта в оркестре, который играет на ударных инструментах.
Ульф улыбнулся и спросил Кенига, играет ли он на каком-нибудь музыкальном инструменте.
— Что за вопрос! На гитаре и, если нужно, могу быть ударником.
— Вот как, — заметил Ульф. Внезапно ему пришло в голову, что он уже достаточно много знает о Кольхазе и почти ничего об остальных. Он хотел кое о чем порасспросить Кенига, но оркестр снова заиграл, на этот раз модный быстрый танец. Все, кроме Поля и Ульфа, шумно поднялись и пошли приглашать девушек.
Официант принес пиво. Ульф спросил Поля, почему он не танцует.
— Честно говоря, я не умею, — признался он. — В шестнадцать лет, когда еще не стыдно было учиться, я вкалывал с утра до ночи, а потом… Однажды ребята уговорили меня пригласить девушку. Это была стройная блондинка с большими нахальными глазами и высоко взбитой прической. Сначала все шло хорошо, но потом оркестр начал играть что-то быстрое, почти как сейчас, и все рухнуло. Она танцевала, а я топтался на месте и не знал, что делать со своими руками и ногами. Когда на нас стали обращать внимание и даже смеяться, она ушла, оставив меня одного посреди зала. Больше я танцевать не пытался.
Ульф кивнул.
— Мне это чувство знакомо. Когда я был моложе, мне тоже как-то отказала девушка. Все вокруг смеялись, а я готов был провалиться сквозь землю. Прошло полгода, прежде чем я снова решился. Надо не думать об отказе, отбросить эти мысли, из-за которых сидишь как пришитый на своем месте, когда так хочется потанцевать. Единственный выход — пересилить себя.
— Верно сказано, — согласился Поль. — Так бывает не только в танцах. Что-нибудь не ладится, и вместо того чтобы отыскать причину неудачи и начать все сначала, оставляешь все как есть, боясь, что снова ничего не выйдет.
Эти слова вернули мысли Ульфа к Кольхазу, к собранию, к разговору с Альбрехтом. Он сидел в глубокой задумчивости, пока Поль не спросил:
— Вы не пойдете со мной в другой зал, товарищ фельдфебель? От этой музыки прямо голова лопается…
Ульф кивнул и прошел за ним через боковой выход в коридор, который вел в пивную.
Пивная была почти пуста. Они заняли столик у окна, Поль заказал две кружки пива и сказал, повернувшись к Ульфу:
— Я пригласил вас сюда не так просто. Хотел вам кое-что сказать.
— За кружкой пива? — скептически усмехнулся Ульф.
— Не бойтесь, я не пьян.
— Выкладывайте!
— Собрание было из-за Кольхаза, да? — спросил нерешительно Поль.
