Збигнев Домино - Блуждающие огни
Такое рассредоточение сил дает нам больше возможностей и преимуществ в вопросах размещения, снабжения, не говоря уже о том, сколько новых сил и средств придется бросить против нас войску и органам безопасности. А чем больше они выставят против нас сил, тем больше шума поднимется за кордоном. Этим они вызовут также ненависть к себе у местного населения, поскольку тот, кто приютил бы нас на ночь, дал напиться воды, снабдил нас информацией, увидел и не донес, привлекался властями к ответственности. Ты понимаешь, что этим они только льют воду на нашу мельницу? А мир, старый мир, смотрит на все это, внимательно за всем наблюдает. Не успеем мы и глазом моргнуть, как он выступит против них. А что выступит, и причем скоро, на это указывают все признаки. И последнее. Слушай меня внимательно. Ты все время отпускаешь колкости в мой адрес. Вот и сегодня прицепился к моей английской форме. Должен сказать, что это меня крепко задело, ты даже не знаешь как. Ведь для меня, старина, тоже нет лучшего мундира, чем наш польский, и более элегантного головного убора, чем наша конфедератка… А впрочем, что там говорить… Ты называешь это маскарадом. Верно, это маскарад, как и верно то, что он предназначен не для тебя, а для тех бедных шляхтичей, которые идут за нами и которые расскажут об этом другим. Неужели ты еще не понимаешь, зачем я это делаю? Ведь люди возлагают все надежды на Запад! Для некоторых из них, старина, это английское барахло, в которое я одет, или американские сигареты значат иногда больше и являются более веским аргументом, чем любая наша боевая операция. Ты знаешь, что для них означает Рейтар, одетый в западную, английскую форму? Знаешь? Тогда зачем прикидываешься дурачком, цепляешься ко мне? Временами нужен и маскарад. А между нами говоря, не такой уж это и маскарад.
Скажу тебе правду: да, я поддерживаю контакты с Западом. Недавно получил радиостанцию, немного долларов, инструкции, через несколько месяцев жду от них связного. Не обижайся, что раньше тебе об этом не говорил: во-первых, не было возможности, а во-вторых, они установили связь только со мной и предупредили, чтобы я не очень-то распространялся об этом. Разумеется, они знают и о тебе. Возможно, когда представится подходящий случай, войдут в контакт и с тобой, но это уже не мое дело, а Центра, и извини, что подробнее пока не могу рассказать. Во всяком случае, они рекомендуют нам охватить своею деятельностью как можно большую территорию.
Итак, теперь ты можешь понять, что мои предложения — плод не только одних размышлений. Собственно, я уже выложил тебе все, что хотел с тобой обсудить. Извини, может быть, чем-то я тебя и задел, возможно, наш разговор получился не совсем дипломатичным, но я высказал тебе все откровенно, по-солдатски. Да, вот еще что. Я хочу, чтобы ты это знал: я считаю тебя храбрым и честным воином. Я помню тебя, когда ты был заместителем у Шумного. Знаю также, кем ты был для Лупашко, ценю твои заслуги, но сегодня дела обстоят иначе и речь идет как раз о том, чтобы мы оба, как подобает старым друзьям, решили их вместе.
Утомленный слишком длинным монологом, Рейтар уселся напротив Молота, а поскольку тот молчал и, закрыв глаза, как будто бы сосредоточенно о чем-то думал, подцепил вилкой кусочек огурца и начал его жевать. Молот медленно открыл глаза, взглянул на Рейтара и, не вставая, потянулся к бутылке, чтобы наполнить стаканы.
— Ты закончил? — словно желая удостовериться, переспросил он Рейтара. Тот, продолжая с наслаждением хрустеть огурцом, утвердительно кивнул головой. — Ну, тогда можно за это и выпить. Ты — поскольку утомился, наверное, от своей болтовни, а я — поскольку всухую говорить не люблю: через мокрое горло слова легче проходят. Выпей, Рейтар. За твое здоровье!
— За твое! Будь здоров!
Чокнулись, выпили.
— Ну, а теперь послушай, что я тебе скажу! Я запомнил, чего ты хочешь от меня, а если и упущу что-то — напомни. Ты правильно подметил, что мы связаны одной веревочкой. Я бы даже сказал, что мы оба в одной упряжке, и сам черт погоняет нас, и заедем мы с тобой прямо в ад…
— Ну это мы еще посмотрим.
— Не перебивай. Разумеется, мы можем заехать и в рай, во всяком случае, власти постараются отправить нас на тот свет, ну хотя бы твой дружок Элиашевич.
— Руки у него коротки. Еще посмотрим, кто кого скорее отправит на тот свет. Кстати, об Элиашевиче. Ты слышал, как он метался после расправы Угрюмого с семьей Годзялко? Облаву при помощи КВБ устроил. Набегались как дикие коты — и все псу под хвост. А этот новый командир группы КВБ из Ляска — какой-то сопляк, зеэмповец[4], только что после училища, опыта ни на грош…
— Вот видишь! Так-то они нас с тобой боятся, если неоперившегося подпоручника назначают командиром отряда и верят, что он справится и с тобой, и со мной, и со всеми другими разбойниками, которые, как и мы, бродят еще по лесам.
— Не волнуйся! Как только представится подходящий случай, подкараулю этого подпоручника. В штаны он наложит от страха.
— Пожалуйста, я не против… Говоришь, что я делаю глупости. Возможно. Ну, а что ты с этими Годзялко натворил? Ведь это тоже бессмысленно и неразумно. На кой черт было дразнить гусей? Вот хотя бы поэтому, мой миленький, обижайся на меня или не обижайся, ты не дорос еще, чтобы самостоятельно командовать отрядом. Для этого надо поднабраться опыта.
— Когда я командовал самостоятельным отрядом и по сто и даже больше штыков и сабель водил за собой, некоторым в то время это еще и не снилось.
— Допустим. Ну было и прошло, и, как ты сам сказал, пора наконец взглянуть правде в глаза. Мы уже потеряли сотни людей, и их не воскресишь.
— Да стоит мне только захотеть, пальцем шевельнуть — и я подниму всю окрестную шляхту и поставлю ее под ружье.
— В сапоге можешь шевелить пальцами. Эффект один и тот же. Смотри, чтобы тебя не сглазили, Рейтар.
— Лучше о себе подумай!
— Не перебивай, я тебе не мешал, хотя, ясновельможный пан шляхтич, не только мед тек из ваших уст в мой хамский адрес. Шляхта, шляхта! А чем вы, черт возьми, отличаетесь от обычных крестьян? Наверное, только тем, что во многих ваших дворах грязи, вони и нищеты больше, чем у хамов. И больше ничем — ни речью, ни одеждой, ни честью, ни умом. Скажи мне в конце концов, какой смысл был убивать Годзялко, причем накануне нашей встречи, да к тому же еще и его бабу?
— Баба — дело рук Угрюмого! Он за это свое получил!
— Получил. Скотина твой Угрюмый, вот кто он. Ну а я все равно не вижу во всем этом деле никакого смысла. Ты не ответил на мой вопрос.
— Это ведь тоже о чем-то говорит, раз ты не можешь найти в этом смысла.
— Склероз?
— Я этого не сказал. А знаешь ли ты, что год назад Годзялко хотел заманить Угрюмого в засаду, навел на него солдат?
— Знаю.
— Так заслужил он за это пулю в лоб?
— Согласен. Но почему ты решился на это именно теперь? Ведь, того и гляди, эти черти могут свалиться нам на голову. Очень тебе это нужно?
— Ну, например, сейчас я в этом как раз не очень-то заинтересован — хозяин гостеприимный, водка крепкая, закуска приличная.
— Брось шутить!
— А ты, как я вижу, все еще не можешь сообразить, что если бы мы не отвлекли их внимание семьей Годзялко, то я не знаю, смогли бы мы сегодня гулять спокойно вместе. Ты мог бы, например, предугадать, когда этому чертову татарину придет в голову организовать очередное прочесывание, и можешь ли ты быть уверенным, что его маршрут не прошел бы как раз через эти места? А так по крайней мере на какое-то время голова у нас о нем не болит. Если хочешь знать, а впрочем, ты наверняка об этом знаешь, что этот новый подпоручник направил своих солдат по ложному следу и ему придется возвращаться в Ляск несолоно хлебавши. Все идет как надо, старина!
— Однако я предпочел бы на всякий случай не дразнить собак.
— Во-первых, это еще не собака, а щенок, во-вторых, как говорится, волков бояться — в лес не ходить, а ведь лес — это наш дом, старина.
На этот раз стаканы наполнил Рейтар. Выпили. Молот продолжил разговор:
— Добиваешься самостоятельности, не доверяешь мне и хочешь избавиться от меня, хочешь, чтобы я ушел отсюда.
— Да не в этом дело!
— Я же просил тебя, не перебивай. Так знай, я не имею ничего против этого. Если до сих пор, хотя и формально, говорилось о нашем единстве, так это же в интересах нашего общего дела! В этом была какая-то преемственность, какое-то единство, какая-то идея. А ты все это хочешь разрушить ради своих амбиций, ради того, чтобы не подчиняться хаму. Давай. Я возражать не буду. А знаешь почему? Да потому, мой миленький, что мне теперь на все это уже наплевать. Не кидайся на меня, не смотри так грозно, я не из пугливых, а выслушай меня до конца, может, и тебе это когда-нибудь пригодится. Мы оба часто говорим: наше дело, и это верно. Я для Польши готов голову отдать на отсечение. Но подумай, кому нужна такая Польша, о которой мы с тобой мечтали? Годзялко наверняка не нужна, он ведь отправился к ним, а не к тебе. А из таких вот Годзялко и состоит на девяносто процентов вся Польша. Понимаешь, Рейтар! А если не понимаешь, то должен понять. Пожалуйста! Сейчас выйдем отсюда, и я объявлю о том, чего ты добиваешься. Но запомни, не потому, что ты прав или я тебя испугался, а просто — делай что хочешь, играй во что хочешь, а мне эти игрушки уже надоели.
