Владимир Кашин - С нами были девушки
Андрей смотрел на Зину, не зная, что сказать.
— Зачем… вы это?.. — с трудом произнес он, и в его охрипшем голосе почувствовалась боль.
Да, Земляченко понимал, что долг солдата обязывал Зину поступить именно так — закрыть своим телом офицера. Но ведь одно дело солдат и офицер, а другое — Андрей и Зина, он и эта девушка…
Сейчас ему было очень неловко… Казалось, Зина лишила его чего-то очень важного… Будто улетела, так и не осуществившись, какая-то надежда.
Все эти чувства на короткое мгновение овладели им.
Он не услышал, что ответила ему Зина, так как зенитчики продолжали яростно бить по самолетам и гасить «фонари», которые шипя рассыпались в воздухе.
Андрей выглянул из щели, увидел сваленный деревянный забор. В полутьме догорающих «фонарей» теперь вырисовывалась открытая улица. Над местом взрыва медленно оседала пыль.
Зина посмотрела в сторону штаба и вскрикнула. На гребне крыши не было девушки-наблюдателя. Там, где она стояла, лежало что-то бесформенное. Потом этот черный клубок задвигался: наблюдатель, держась руками за флюгер, медленно встал на ноги. Андрей догадался, что девушка упала, сбитая воздушной волной, и, видно, железный стояк флюгера спас ее от гибели. Зато сам стояк наклонился и потерял свое украшение — ветровую стрелу.
Чайка облегченно вздохнула…
А бой разгорался. Фашисты, разъяренные тем, что их самолеты постоянно попадают под огонь зенитной артиллерии и истребительной авиации, намеревались осуществить «звездный» налет. Если раньше авиационное командование противника выбирало какое-нибудь одно направление и волну за волной бросало на него самолеты, то на этот раз оно решило напасть со всех сторон и нанести удар по важнейшим коммуникациям Третьего Украинского фронта.
Фашистские бомбардировщики шли с севера и юга, с запада и даже с востока на разных высотах. Такой маневр, по мнению штабистов «Люфтваффе»[1], должен был сбить с толку наблюдателей противовоздушной обороны. А если вносовцы запутаются, то артиллеристы и авиаторы, не имея точных данных, не смогут одновременно вести борьбу на всех направлениях, на разных высотах. И тогда бомбардировщикам удастся прорваться к узлам коммуникаций.
Первыми пересекли линию фронта «Юнкерсы-88». Хотя они появились неожиданно в разных секторах воздушного пространства, вносовцы засекли их всех. На подступах к железнодорожным станциям, к мостам, речным причалам и крупным населенным пунктам стеной встала завеса зенитного огня. Тогда фашисты ввели в бой пикировщиков Ю-87. Эти хищники забирались высоко в ночное небо и с воем сваливались на зенитные батареи, прожекторные установки, предполагаемые вносовские центры.
Прожектористкам приходилось мгновенно находить в небе самолет, девушкам-артиллеристам нужно было хотя бы на долю секунды опередить врага, чтобы сбить его раньше, чем он успеет сбросить свой смертоносный груз. Успех решала не столько техника, сколько выдержка, стойкость, воля бойцов.
Полагая, что воины противовоздушной обороны увязли в поединке с пикировщиками, фашисты пустили в ход главный свой козырь — в непроглядном небе проплыли «хейнкели».
Вокруг стоял оглушительный грохот. Тяжело вздыхала, вздрагивая под взрывами бомб, земля; гулко били мощные зенитные пушки — словно сотни хозяек изо всех сил хлопали вокруг простынями; без умолку татакала малокалиберная зенитная артиллерия; цветистыми стежками тянулись от земли к «фонарям» пулеметные очереди, похожие на праздничные струи фонтанов.
В минуту затишья во дворе штаба услышали отдаленный шум моторов.
— Наконец! — воскликнула Зина.
— Что? — не понял ее Андрей.
— Идут наши соколы, товарищ лейтенант! Слушайте!
Земляченко, который в обычной обстановке мог отличить шум моторов наших самолетов от прерывистого, астматического завывания фашистских, теперь растерялся. В небе было очень много самолетов, и рокот их моторов сливался в сплошной гул.
«Попробуй разобраться в такой мешанине», — подумал лейтенант. Но удивительная вещь — соколы не терялись. Раз за разом то в одном, то в другом уголке темного неба вспыхивал воздушный поединок.
— Как же они знают, где чужой?
— Таня! — кивнула Зина на девушку, которая, как и раньше, стояла на своем посту возле флюгера. — Она помогает…
Появление ночных истребителей решило исход битвы. Легкие быстроходные самолеты почти вплотную подходили к фашистским бомбардировщикам и открывали огонь. Время от времени красно-желтый хвост тянулся через все небо.
Первыми начали удирать тяжелые «хейнкели». Сбрасывая куда попало бомбы, они торопливо поворачивали на запад. Вслед за ними потянулись пикировщики. Истребители гнали их за линию фронта.
Все тише и тише становилось на земле и в небе: умолкли пушки, пулеметы, гасли один за другим прожекторы, далеко на запад отхлынул шум самолетов. Под черным шатром неба воцарилась тишина.
На разрушенной улице послышались возбужденные голоса, стоны, чей-то плач. Заурчала автомашина, недалеко от дороги запрыгали лучи фонарей — там откапывали и грузили на машины раненых жителей.
Двор уже наполнился солдатами. Моховцев распорядился сменить наблюдателя на крыше. Зина и два солдата забрались по каменной лестнице на чердак. Через несколько минут, поддерживаемая с двух сторон, по этой же лестнице спускалась девушка, которая стояла на площадке во время налета.
Когда она появилась во дворе, Моховцев громко скомандовал: «Смирно!» Все замерли.
— За отличную службу и проявленное самообладание рядовой Койнаш объявляю благодарность!
Койнаш что-то тихо проговорила, и только те, что стояли рядом с ней, услышали: «Служу Советскому Союзу!» Это была та самая девушка, которая ходила с Зиной на речку стирать. Но теперь ее глаза не сверкали лукавством, девушка еле держалась на ногах.
Моховцев тихо сказал:
— Чайка, Незвидская, помогите ей. Пусть идет отдыхать.
Девушки повели подругу в казарму. Андрей пошел вслед за ними.
В казарме было пусто, многие постели разбросаны. На столе лежала развернутая книга.
Кровать Койнаш была застелена, и девушка тяжело опустилась на одеяло.
Но вот она будто опомнилась, вздохнула и, уткнувшись лицом в руки, тихо заплакала.
Земляченко, который остановился в дверях казармы, стало жутко.
Зина и Незвидская сидели возле Койнаш и гладили ее по плечам, словно маленькую.
Они не говорили ей ничего, не утешали. Сами переживали такое и знали: ничто не поможет, пока не пройдет шок и подруга не выплачется.
Андрей подошел ближе.
Зина подняла голову и словно впервые в жизни увидела его. Взгляд девушки был холодным, даже враждебным. Лейтенант понял, что его появление некстати, что сейчас он здесь лишний. Ничего не сказав, он повернулся и вышел…
Глава третья
1
Лето было в разгаре. Очень короткими стали ночи. Не успевало как следует стемнеть, а небо начинало сереть, наполняться далеким светом нового дня.
То ли в результате потерь во время «звездного» налета или по каким-то другим причинам, но немцы угомонились. Радио ежедневно приносило вести об освобождении белорусских городов и сел, о неудержимом продвижении советских войск, а здесь, в юго-западном углу гигантского фронта, опять наступило затишье. Так прошла неделя, вторая.
На оперативной карте батальонного поста короткие синие черточки вражеских маршрутов Андрей прокладывает только над линией фронта. В большинстве это самолеты-разведчики: длинношеий «юнкерс» или «Фокке-190», которого солдаты назвали «рамой». Они торопливо пролетали над передовой, фотографировали наши позиции, пытались рассмотреть дислокацию частей, передвижение войск.
Чаще всего вражеские летчики возвращались ни с чем. Немецкие дешифровщики до боли в глазах всматривались в фотоснимки, доставленные разведчиками, но ничего интересного для себя не могли заметить. Не больше везло и штабистам разведотдела «Люфтваффе»: им приходилось довольствоваться весьма однообразными рапортами своих воздушных шпионов. На переднем крае, казалось, не было никаких изменений.
Немецкие и румынские генералы нервничали: возможные планы советского командования, оставаясь неразгаданными, пугали их. И хоть не терпелось штабистам «Люфтваффе» проникнуть в глубину советских позиций, увидеть, что делается на железнодорожных и автомобильных коммуникациях, которые тянулись из глубокого тыла, однако в их памяти еще жила неудачная попытка «звездного» налета.
Затишье не уменьшало боевой настороженности наблюдательных постов. Но все же люди почувствовали облегчение.
Моховцев, который в тяжелые дни не любил беседовать в оперативной комнате, теперь дружески шутит с телефонистками. Он садится то возле одной, то рядом с другой, расспрашивает о службе, о семье.
