Гюнтер Прин - Командир подлодки. Стальные волки вермахта

Однажды я стоял на коленях перед трубой, счищая краску и толстый слой ржавчины, когда позади прозвучал голос Мэйланда:

– Задница трудится, а?

Я не хотел связываться с этим головорезом, ничего не сказал и продолжал работать.

– Не хочешь разговаривать? Ладно, но хорошенько выслушай меня. Ты можешь ползать перед подонками с мостика. Меня это не беспокоит. – Он сплюнул мне под ноги. – Лижи их задницы, если хочешь. Это твой способ получить проклятое удостоверение.

Я почувствовал, что кровь во мне закипела, но держал себя под контролем. Я повернулся и посмотрел на него. Он ухмыльнулся.

– Ну, – сказал я, – высказывайся. – Я встал с молотком в руках.

– Ты ходил в колледж, грязная скотина. И это вся разница между нами. Но ты злишь меня, и вот почему. – Он снова сплюнул. – Первый помощник сказал мне: «Прин работает лучше, чем ты. Пошевеливайся! Двигайся побыстрее!» Какая наглость! Хотел бы я видеть, как он сам это сделает. Прин то, Прин се, ах, ах. – Он опять плюнул на палубу.

Я промолчал, и он продолжал:

– Я работаю. Они не могут без таких, как я, а я не собираюсь надрывать кишки, хоть тебе, может, это и нравится.

Я решил побороть его грубость вежливостью:

– Теперь послушай меня. Легко злоупотреблять и обманывать. И откровенно говоря, Мэйланд, если ты делаешь меньше меня, ты обманываешь, потому что должен делать больше. Ты старше, опытнее, да и получаешь больше. Так не моя вина, если тебя начинают погонять.

Он опять сплюнул, тупо посмотрел на меня, повернулся и, ссутулившись, пошел, бормоча:

– Наглый козел. Хочет удостоверение. Я тебе дам такое удостоверение…

Плавание проходило без приключений, пока мы не подошли к Аду. Это название дано тропической части Южной Америки, где температура в тени поднимается до 40 градусов. Мы работали днем и ночью, разгружая и нагружая, иногда в четырех портах в день. Работали все, свободных не было. Я мало кого из команды видел, потому что в получасовой перерыв мы, как мешки, валились в койки и спали не раздеваясь.

Однажды ночью в Сан-Антонио я был назначен на вахту у трюма, в то время как другие отправились на берег пить. Я был бы рад пойти с ними. Трюм был освещен ярким светом дуговых ламп. Коричневые грузчики, чьи спины блестели от пота, разгружали ящики с вином из Лексоза. Это были проворные плуты, и я должен был следить, чтобы они не скрылись в темноте с другими товарами. Трюм выглядел как склад самых разных товаров. Ватерклозеты и изображения святых, лезвия бритв и инструменты плотника – все перемешано вместе.

В полночь во время перерыва грузчики уселись внизу на набережной, а я пошел на палубу, где было спокойно и прохладно. Город поднимался на холме, мерцая тысячами огней. Он выглядел как искрящаяся волна, простирающаяся до возвышающихся Анд.

Шум возвращающейся команды донесся с набережной. Все они хорошо набрались и покачивались на шторм-трапе, поднимаясь на палубу. Бич Мэйланд шел впереди. Наклонившись ко мне, он ядовито спросил:

– Снова на вахте? Снова лижешь задницы? Ты сопливый подонок!

– Сам подонок, – ответил я.

Минуту он колебался, глядя как полоумный.

– Что ты сказал? – прорычал он.

– То же, что и ты.

Он глубоко вдохнул. Мы стояли лицом к лицу, остальные окружили нас враждебным кольцом. В смутном свете палубных ламп я не различал их лиц. С носа приближался третий помощник.

– Приходи на корму, я выколочу из тебя дурь, выпущу кишки, – пробормотал Мэйланд, поворачиваясь, чтобы уйти. Остальные пошли за ним.

Я знал, что рано или поздно придется подраться, и решил, что приму его вызов здесь и сейчас. Когда я пришел на корму, я вынужден был прокладывать себе дорогу, как боксер, идущий на ринг. Люди стояли в тесном проходе между столовой и палубой, которая, по-видимому, была оставлена для зрителей, чтобы они могли видеть через открытую дверь кубрика. В кубрике было только два человека: на койке спал Мартенс, а в середине стоял бич, играя мышцами. Я подошел к койке, снял куртку, повесил на вешалку. Затем мы повернулись друг к другу.

– Сто девяносто фунтов веса против ста тридцати.

– Задай ему! – провизжал юнга.

Остальные молчали. Я принял боевую позицию, помахал руками и, пританцовывая, пошел к нему. Он стоял как глыба. Кулаки, тяжелые, как молоты, небрежно опущены. Он показывал, что не боится меня.

– Иди, иди, подонок! – насмехался он.

Я сделал выпад и ударил его правой в подбородок, но промахнулся. Тряхнув головой два или три раза, как бы прочищая уши от воды, Мэйланд медленно пошел на меня. Между койками и стеной места для движения было мало. Он широко размахнулся. Я откачнулся, но его удар пришелся мне по уху. Я ощутил резкую боль и почувствовал, что по шее течет кровь.

Теперь Мэйланд шел ко мне с вытянутыми руками, стараясь захватить меня. Я понимал, что, если он сожмет меня руками, все сразу кончится. Я отпрыгнул, схватил его правый палец и изо всех сил потянул назад. Он со стоном упал на колени.

– Пусти, вонючий подонок.

Я усилил давление. Я знал, что он убьет меня, если я его выпущу.

Капли пота выступили на его лбу.

– Пусти, ради бога! – завизжал он.

Я давил так сильно, как мог. Послышался треск. Палец был сломан.

– Боже всемогущий! – Потом более покорно, совсем другим голосом: – Пусти, ради бога, Прин!

Я отпустил и осторожно отступил на несколько шагов. Он остался сидеть на полу, сжимая сломанный палец. Как большинство физически сильных людей, он не умел выносить боль, принимая наказание.

Зрители вошли в кубрик и молча направились к своим койкам.

Я подошел к шкафчику и посмотрел в зеркало внутри его. Мое ухо почти оторвалось от его удара. Я прижал к нему носовой платок и пошел к вахтенному офицеру, чтобы он оказал помощь.

– Как тебя угораздило? – спросил третий помощник.

– Ящик упал, – ответил я.

Пришел бич, держа свой сломанный палец.

– Я упал, – хрипло сказал он.

Третий ухмыльнулся:

– Как вам это понравится? На Прина падает ящик и отрывает ухо, а ты падаешь и ломаешь палец. Вы бы придумали историю получше к завтрашнему утру. Если вы расскажете капитану эту, он повесит вас обоих.

Когда я вернулся с перевязанной головой, меня встретило враждебное молчание. Я притворился, что ничего не заметил, и переоделся.

Через десять минут пришел Мэйланд. Его перевязанный палец торчал как свеча.

– Прин не донес, – сказал он, и после этих слов воцарился мир.

Следующие несколько дней мы обращались друг с другом с утонченной вежливостью.

Однако через четырнадцать дней в Талтале он с двумя другими матросами покинул корабль. Страсть к бродяжничеству снова захватила его. Этому желанию ни один бич не может сопротивляться. Он хотел отправиться в Диамантино, и отправился, но при этом терял весь свой заработок.

Хотя с тех пор меня никто не задевал, популярности мне это не прибавило. Я все равно оставался «человеком, работающим за удостоверение». Но я побил Мэйланда, и все уважали меня за это.

Глава 5 В МОРСКОМ СУДЕ

В дверь постучали.

– Мистер Прин, мистер Бусслер просит вас на мостик, – сказал стюард.

Я выпрыгнул из койки и пошел к умывальнику.

Через окно я мог видеть часть прогулочной палубы «Сан-Франциско», а дальше – оживленную гавань Гамбурга. Светило солнце, все казалось ярким, радостным. В каюте было удобно: большое зеркало, обтянутый кретоном диван, широкая постель с множеством выдвижных ящиков внизу – все обещало приятную жизнь на борту. Я надел новую форму с узким золотым кольцом на рукаве и поправил фуражку перед зеркалом.

Я был четвертым помощником на «Сан-Франциско». С моим удостоверением помощника и сертификатом радиста в кармане я преодолел нижние ступени лестницы, ведущей к успеху. Я кивнул себе в зеркале и вышел.

Первый помощник приветствовал меня на мостике:

– Пожалуйста, мистер Прин, подойдите к офицеру американской иммиграционной службы и проводите пассажиров на корабль.

Я откозырял и вышел. У причала я взял такси.

Деревянный домишко иммиграционной службы был набит, как железнодорожный вокзал. Группами толпились мужчины, женщины, дети. Носильщики кричали, и то тут, то там через толпу проталкивались врачи в белых халатах. Я впервые сталкивался с пассажирами. Они сгрудились вокруг меня, как мухи вокруг потной лошади, и засыпали глупыми вопросами. Одна пожилая леди с блестящими глазами интересовалась, будут ли танцы на корабле и позволено ли морякам танцевать. Сильно надушенный джентльмен желал знать, приняты ли меры предосторожности на случай крушения.

Наконец я усадил всех в автобус, и мы поехали в гавань. На борту я передал болтающую толпу стюардам и пошел доложить на мостик. Там я увидел третьего помощника, которого еще не встречал. Мы познакомились. Его фамилия Шварцер.

– Благополучно доставили пассажиров, мистер Прин? – поинтересовался он. – Они очаровательны. Обратите внимание на женщин. В море они все, кажется, очень нуждаются в поддержке. У меня было несколько случаев.