Канта Ибрагимов - Учитель истории
В письмах убедительная просьба приехать в гости, у Безингера по всему миру жилье и даже в нескольких городах Старого и Нового Света частные галереи, и в одной из них, в Милане, он выставил несколько картин Шамсадова, в том числе коллаж, посвященный лидеру чеченской революции. И тут же пару слов о самом лидере: оказывается, Безингер с ним уже знаком, они встречались по каким-то делам в Европе, короче, по словам автора, они (с лидером) в духовном родстве, и Безингера давно приглашают в Чечню, чем он непременно воспользуется.
Содержание обоих писем интригующе интересно, но, что самое удивительное, Безингер откуда-то знает, что Малхаз был арестован в Ставрополе, и просит больше в такие аферы не пускаться, а заработать достаточно денег он ему поможет — нет проблем. И в самом конце, на отдельном листке, вновь несколько иероглифов или знаков, над смыслом которых Безингер просит подумать Малхаза.
Эта отдельная страничка особо привлекла учителя истории, что-то похожее он вроде видел на стенах одной пещеры. В волнении он несколько раз выходил во двор. Ночь на редкость тихая-тихая, даже рева водопада не слышно, все живое замерло, луны нет, и только вечные звезды жадно манят к себе, сквозь туманность загадочно мерцают.
До глубокой ночи, пока не стала угасать керосиновая лампа, сидел Малхаз, завороженный этими знаками; ему представлялось, что от вида их он переместился на тысячу лет назад. И тут то ли ему показалось, а на следующий день он даже думал, что так оно и было: вдруг, как от легкой поступи, заскрипел старый деревянный пол, женщина сошла с картины, склонясь над ним, тоже глядит на эти старые знаки, и он явственно, очень явственно, ощущает не только ее тепло, ее частое дыхание, но даже пьянящий аромат ее очаровательного тела, чувствует, как золотистые локоны ее волос, свисая, шелестят над ухом, распространяя в комнатенке сказочный дух; он онемел, боясь шелохнуться, глубоко дыша... а керосин иссякал, фитиль слабее и слабее мигал, ему становилось все страшнее и страшнее; боясь мрака, он сам сомкнул глаза, все дрожал, как в детстве, когда дедушка ночами в горах рассказывал ему древние легенды... И так же, как в детстве, его разбудили легким прикосновением — только на сей раз будила бабушка.
— Что ж ты прямо за столом заснул, — слабым голосом, волнуясь, сказала она. — Разве так можно? Ну, ты спишь... а я все кричу, все зову, а тебя будто нет. Нельзя читать про плохое, особенно на ночь глядя... Пойди скотину отгони, стадо уходит.
Только к обеду решил Малхаз войти в свою комнату: «Фу, ты», — глубоко, облегченно вздохнул, избавляясь от наваждения: все как должно быть, и картина, как обычно, только тоже вроде не выспалась, будто круги под глазами. — «Ну, это плод моего воображения», — улыбнулся учитель истории, сел за стол, и обмер: длинный светлый женский волос, извиваясь, лежал на листке с иероглифическими знаками. — «Может, бабушкин?» — подумал он, бросился во двор, на солнечном свету гадал: будто бы волос золотистый, а может, серебристый, из-под бабушкиного платка. Ну а почему волос так пахнет, неужели бабушка чем-то ароматным голову моет?
В этот и последующие дни Малхаз, как никогда ранее, был внимателен к бабушке, больше обычного обнимал, все принюхивался, разобраться никак не мог. И что самое странное, кажется ему, что женщина с картины снисходительно смеется над ним, чуть ли не подтрунивает. Вроде понимает он, что все это от его безграничного романтического воображения, и все равно кажется ему, что-то здесь не совсем так, какая-то сверхъестественная мистика окружает его, довлеет над ним. Посему стал он каким-то рассеянным, полуотстраненным, будто пребывает в прострации, в полузабытьи, в полуреальности.
И в эти дни как-то поутру прибегает к нему весь запыхавшийся председатель сельсовета:
— Малхаз! — кричит он, хоть и рядом. — В наши горы большая делегация на вертолете прилетела. Сам президент-генерал здесь, с ним важные иностранцы, и автоматчиков не счесть. Тебя лично зовут, вон даже охрану прислали.
На живописнейшем цветастом склоне альпийской горы, местами поросшей густым кустарником, отдельно от других, любуясь водопадом и всей живописнейшей панорамой Аргунского ущелья, стояли статный Безингер, с биноклем на груди, с логотипом «US army», и лидер чеченской революции в генеральской форме, на которой соседствовали знаки отличия армии СССР и тут же что-то красочное из геральдики свободной республики.
— Ох! Какая красота, какая прелесть! —услышал, подходя, Малхаз голос Безингера.
— Да-да, действительно прелесть! — поддержал генерал, и, тыкая пальцем в даль. — Здесь удобно будет воевать, отличное место для диспозиций.
— Это верно, здесь никто не пройдет, — в продолжение какой-то темы машинально говорил иностранец, и тут он заметил совсем рядом Шамсадова. — О-о-о! Мой юный друг! — чересчур панибратски Безингер стал обнимать учителя истории, задавая массу вопросов в форме джентльменского этикета.
Президент был тоже весьма любезен, правда, только сухо подал руку, снисходительно похлопал по плечу. С появлением Малхаза беседа двух персон явно расклеилась, и по предложению генерала решили тут же, на вершине, сообразить небольшой ланч, хотя было довольно рано. Шамсадову показалось, генерал не сказал, а просто что-то рявкнул в рацию, и многочисленная охрана или группа сопровождения, что толпилась в низине ущелья у вертолета, превратилась из автоматчиков в официантов. Маленький столик, как скатерть-самобранка, изобиловал всем, что пожелаешь; а гость желал только виски с икрой и сигару.
Кому-кому, а президенту Малхаз перед иностранцем отказать не смог и впервые в жизни выпил. Видимо, это развязало ему язык, и он вступил с Безингером в оживленный диспут.
— Ладно, ладно, — в какой-то момент резко оборвал мысль Малхаза иностранец и, похлопывая его по колену, весьма любезно улыбаясь губами, но не глазами, склонившись к уху, прошептал. — Мы об этом после поговорим. — И уже обращаясь к президенту. — Давайте выпьем за этот благодатный край и его мужественный народ!
— Да, наш край очень богат! — после тоста подтвердил генерал. — Только нужны инвестиции для развития.
— Так я ведь Вам уже говорил, — артистично развел руками Безингер, — Конгресс уже выделил миллиард, что Вы волнуетесь? — Надолго присосался к толстой сигаре, с удовольствием выдыхая клубы дыма. — Просто Вам надо окончательно определяться... И еще, деньги пойдут не просто так, а под конкретные разработанные программы... и Вам надо привлекать к себе более грамотных людей, вот таких, как мой юный друг, — при этом он по-отечески потрепал хилое плечо Малхаза.
Потом уже не по-отечески, а наставительно Безингер что-то растолковывал президенту. Речь шла о ранее говоренном, Малхаз многое не понимал да и не интересно было ему все это, и лишь когда иностранец сказал: «Вот, к примеру, поручите провести полную петрографию гор ему», — Шамсадов очнулся.
— Так я ведь не геолог, — удивился учитель истории.
— Что значит «не геолог»? — урезонил президент, улыбаясь. — «На войне как на войне», прикажем — станешь геологом. Ха-ха-ха!
— Вот это верно! — тоже стал смеяться иностранец.
— А ты хоть стрелять, с оружием обращаться можешь? — переходя на чеченский, спросил генерал.
— Нет, — в такт всем улыбался Шамсадов.
— Вот это плохо, — насупил брови генерал. — Ничего, этому тоже научим, это важнее ихней брехни, — по-чеченски продолжал он, и, переходя на русский, к Безингеру. — Вот, приходится перевоспитывать молодое поколение.
— Да-а, чума коммунизма, — согласился иностранец.
Расставались даже теплее, чем встретились, теперь и президент обнимал Шамсадова, приказал явиться к нему назавтра в президентский дворец, там же его должен был ожидать Безингер.
После отлета вертолета чуть ли не все жители как героя встречали Малхаза на краю села. Опьяневший учитель истории, пребывая в эйфории, показывал всем дорогой подарок иностранца — золотые часы с бриллиантами.
— А что ж ты такого гостя с пустыми руками отправил? — бросил кто-то завистливо из толпы.
— Что?! Как! — заплетался язык Малхаза. — Я ему... Я ему... — растерянно оглядывался он.
— Отведите его домой, — посоветовал председатель сельсовета.
— Отпустите! — развязно кричал Малхаз. — Я настоящий горец, я знаю, что такое гостеприимство. Я ему подарю... вещь гораздо дороже этих часов.
— Ха-ха-ха! — хором насмехалась толпа.
— Что ж ты ему подаришь?
— Может, последнюю бабушкину телку?
— Да нет, свои горшки.
— А может, откопанный череп?!
— Сейчас посмотрите, — разъярился Малхаз, кривой иноходью побежал домой, кое-кто последовал за ним.
Через минуту Малхаз вышел, бережно неся перед собой картину, и так случилось, что именно в это мгновение солнце закрылось плотной тучей, стало сумрачно, тревожно. Толпа сразу смолкла.