Александр Авраменко - Стальная дуга
— Быстрее, чего ты возишься?!
— Не шуми, командир! Глянь лучше, кто в окошке торчит!
Майор повернул перископ и ахнул про себя — двумя этажами выше в разбитое окно выглядывал ребёнок.
— Аккуратно, Ваня! Аккуратно!
— Стараюсь… Ахнул выстрел, и клубы цементной пыли вырвались из окошек подвала, мгновенно окрасив серым снег, лежащий снаружи. На мгновение пулемёты замолкли, и этого времени хватило, чтобы несколько пехотинцев успели подскочить к амбразурам и швырнуть туда гранаты. Посыпались вниз остатки стёкол, сверкая на солнце, из подвала повалил густой чёрный дым.
— Есть! Прикрыли! Куда дальше?
— Давай вперёд, Олег! Татьяна! Что в эфире?
— Тишина, командир!
— Ладно…
Город пылал, отбрасывая багровые отсветы на лица штурмующих советских воинов. Пробив несколько сквозных коридоров, теперь они постепенно, словно луковицу, очищали от немцев и венгров городские кварталы. Всю ночь шли непрестанные бои, мелькали в воздухе огненные полосы трассеров, то и дело ночная тьма разрывалась вспышками разрывов снарядов. Столяров за эту ночь потерял ещё четыре машины. Из пятнадцати «Черчиллей», с которыми он начинал под Сталинградом, осталось только шесть. Уже девять машин застыли на полях прошедших боёв. Из сорока пяти членов экипажа тридцати семи семьям отправлены похоронки, шестеро попали в госпиталь, и только двое остались сравнительно невредимыми, отделавшись контузиями разной степени. Но к полудню Белгород был полностью очищен от немцев. Танкисты батальона по привычке расположились на площади, поставив оставшиеся танки полукругом и сгрудившись возле полевой кухни пехотинцев. Откуда средних лет старшина ловко орудуя половником оделял гороховой кашей всех желающих. Получил свою порцию и майор. Удобно усевшись в неизвестно кем принесённое кресло-качалку, он орудовал ложкой в котелке, грея ноги возле жарко пылающего костра. Мимо уж гнали пленных, стаскивали трофеи. К нему подошёл молодой лейтенант — артиллерист.
— Здравия желаю, товарищ майор! Всыпали немцам?
— На совесть дали.
Лейтенантик чуть потише спросил:
— Потери большие, товарищ майор?
— Видишь? Все, кто остался.
Тот молча кивнул.
— У меня от батареи тоже только два орудия уцелело… Ещё бы — пока вы город чистили, на нас эсэсовцы двинули. Контратаковали. «Дас Райх»…
— Что?!
— Угум. Но мы им дали жару! Восемь штук спалили начисто, а остальных попятнали тоже не слабо. А это вы, товарищ майор, венгров пожгли?
— Каких венгров?
— Ну, возле города стояли штук десять танков разбитых, и такой вот как у вас…
— Тогда — мы. Просто я не понял, что то мадьяры были…
— А… Ой! Смотрите! Кого гонят то!
И точно, всё больше людей на площади отрывалось от своих занятий и смотрели на марширующую колонну. Внимание к себе она привлекла тем, что состояла из крикливо разодетых женщин явно нерусского вида.
— Кого гоните, славяне?
Прозвучал молодой задорный голос из толпы пехотинцев. Усатый сержант басом ответил:
— Публичный дом гоним. Для господ офицеров. Так драпали, что даже шлюх своих забыли!..[13]
Александр сплюнул на снег и закурил, но насладиться табаком ему не дали:
— Майор Столяров?
Перед ним возник капитан в новеньком белом полушубке.
— Так точно.
— Получите приказ и распишитесь в квитанции…
Едва тот ушёл, как майор вскрыл пакет и, прочитав его, выругался.
— Что такое, командир?
— Два часа на отдых, потом дозаправиться, добрать боезапас и дальше. На Харьков.
Хоть бы чуток отдохнуть дали, заразы! Ладно. Механикам-водителям — спать. Остальные — за работу: проверить машины, сдать гильзы. Сейчас подойдёт топливо и снаряды. Вопросы есть?
В ответ прозвучало уже привычное:
— Никак нет, товарищ майор…
Глава 8
…Небо почему то было багровым… По алому фону медленно плыли кроваво-красные пушистые даже отсюда облака… Как больно… Темнота…
Подполковник Столяров вновь очнулся через несколько часов, когда солнце уже проделало полный круг по небу и наступило утро следующего дня. Очнулся от того, что его щёку вылизывал шершавый язык…
— Гитлер? Ты? Жив? Где я?
Он попытался приподнять голову и вскрикнул от боли в ушибленном теле. Затем сцепил зубы и рывком перевернулся на живот, с трудом удержавшись от крика. Кот довольно мяукнул. Прямо перед Столяровым в лес уходил путь из сбитых и переломанных ветвей и деревьев, а чуть поодаль, метрах в пятидесяти — воронка и обломки самолёта…
Полк подполковника Владимира Столярова воевал под Сталинградом недолго. После ликвидации котла их дивизию перебросили на Украину, под Харьков, и в одном из вылетов самолёт комполка подбили. Он тянул до последнего. Стрелок был убит на месте этим же снарядом зенитки, Владимир приказал всем уходить, а сам пошёл на вынужденную, поскольку двигатель уже сдыхал. Но поскольку подходящей площадки не было, пришлось прыгать. Он едва не прозевал момент, когда хватало высоты для раскрытия парашюта. Последнее, что он помнил — это как сгребает Гитлера и запихивает кота себе за комбинезон. А потом — рывок и темнота…
Несмотря на кожаный меховой комбинезон к телу подползал холод. Осторожно пошевелил ногами — острая боль пронзила сустав. Так… Понятно. Либо перелом, либо вывих. Лучше бы второе, конечно… Руки? Целы. Рядом берёзка. Можно попробовать прислониться… На несложное дело ушло почти полчаса, по внутреннему ощущению. Но зато сразу стало легче. Теперь надо осмотреть внимательнее, заодно проверить, что имеется… Пистолет. Запасная обойма. Карта. Документы. Зажигалка. Портсигар из трофейного оргстекла с десятком папирос… Пайка, естественно, нет. Он был в самолёте… Значит, крышка. Нож? Слава Богам — на месте! Спасибо механику, сделавшему такие шикарные ножны с застёжкой. Уже легче…
Владимир погладил прижавшегося к бедру кота.
— И ты цел, бандюга. Это хорошо. Теперь будем думать, что нам дальше делать…
Неожиданно в животе забурчало.
— О, чёрт! Жрать то как хочется… А нету!
Гитлер присел на задние лапы и взглянул своими зелёными глазищами прямо лицо лётчика, затем поднялся, и, вильнув хвостом исчез в кустах.
— Ушёл, немчура. Ладно…
Столяров подтянул валяющуюся рядом сбитую падающим штурмовиком не очень толстую ветку и принялся за изготовление костыля. Когда изделие было готово, с трудом поднялся и двинулся к останкам самолёта. Путь осложняли сугробы. Хотя наступил март, весной и не пахло, и снега в лесу было полно.
— Хорошо коту. Лёгкий, не проваливается. А тут…
Лётчик оглянулся на пропаханную им борозду и сплюнул. Вот и воронка. Уже схваченные морозцем обледенелые края, копоть, куски металла непонятной формы…
— Мать моя родная, сколько же я без сознания валялся?!
Присвистнул Владимир, ощупав уже прочный лёд.
— Да уж не меньше суток, точно! Надо убираться отсюда, пока гансы не нагрянули…
И он пошёл. Стиснув зубы, чтобы не закричать от невыносимой боли в ушибленном теле. Пока ещё светло…
За те недолгие часы, пока не наступила темнота он успел отойти в глубь леса совсем недалеко, может, на километр, от силы — полтора. Надо было устраиваться на ночлег. Припомнив уроки отца и брата, нашёл местечко, где побольше снега и выкопал нору. Только собрался залезть внутрь, как услышал задушенное мяуканье. Обернулся и с размаху плюхнулся на пятую точку:
— Гитлер! Ну ты…
Кот явился вновь. И не один! В зубах животное тащило невесть откуда пойманного зайца![14] Вскоре на очищенном от снега месте трещал костёр, на котором жарилась кое-как ободранная тушка. Гитлер удовольствовался потрохами, лётчику досталось остальное. Пусть животное и отощало к весне, тем не менее сил у Столярова прибавилось. Причём настолько, что он стащил с ноги унт и рассмотрел распухший до безобразия синий сустав.
— Знаешь, котяра, а похоже, что мы с тобой ещё легко отделались — вывих у меня! Видать, когда падал, зацепился за что-то… Отлежимся, и опять в бой! Главное — до наших дойти…
Он ещё не знал, что Красная Армия сегодня оставила Харьков под напором немцев…
Утром Владимир с трудом открыл глаза — его знобило, во рту какой-то металлический привкус. Попробовал закурить и тут же сплюнул, ощутив во рту неприятный привкус — верный признак повышения температуры. Гитлер вопросительно мяукнул.
— Похоже, кот, плохи наши дела… Заболеваю я…
Лётчик выбрался наружу и осмотрелся. Уже рассвело. Зачерпнул горсть снега, бросил в рот, чтобы утолить нарастающую жажду. Не помогло, только ещё больше пить захотелось.
— Надо идти, котяра. Надо… Иначе здесь и сдохну, как собака…
…В висках стучало. Всё плыло перед глазами. Иногда подступала дурнота и его долго рвало желчью, поскольку желудок был пуст. Самодельный костыль уже протёр комбинезон под мышками до дыры, и больно рвал уже живое мясо под мышкой. Остановившись, Столяров сдёрнул с себя щегольский шарфик из парашютного шёлка и обмотал им рогатку. Стало немного легче, но всё равно — сил уже не оставалось. Внезапно деревья перед ним расступились, и он оказался на вершине горы. Внизу расстилался небольшой хуторок дома в четыре. Мирно поднимался дымок из труб, весело блестели на солнышке белёные мелом стены хат. Донеслось квохтанье кур, блеяние козы. И в этот момент Володя потерял сознание и упал… Его тело заскользило, мелькнуло в клубах снежной пыли, в себя он так и не пришёл…
