Джеймс Джонс - Только позови
Лэндерс видел, как удаляются по дороге последние шеренги, но пар от дыхания над колонной почему-то на расстоянии казался выше и гуще, чем когда она проходила мимо. Лэндерс был счастлив, что он не там. Однако одному в «Пибоди» тоже не хотелось. Даже если он раздобудет комнату.
Лэндерс видел быстро приближающийся автомобиль и женщину за рулем. Она была очень хороша, даже издали. Наверно, чья-нибудь жена, к мужу-офицеру торопится. Но слишком уж гонит. Лэндерс нагнулся, аккуратно перевязал лямкой верх мешка и, выпрямившись, посмотрел на женщину за рулем.
Когда автомобиль почти поравнялся с ним, он спокойно шагнул под колеса.
В тот же миг он подумал, что ни за что бы не сделал этого, будь перед ним джип или военный грузовик с мужчиной за рулем. Но уж очень она красива. В кабине тепло, шубка у нее распахнута, под свитером соблазнительно выпирают груди. И волосы так красиво разметались по воротнику. До чего же хороша!
Лэндерс услышал бешеный скрежет тормозов и, кажется, крик. Потом раздался звон стекла, лязг фары и сильный глухой удар.
Он заметил — или подумал, что заметил, — выражение ужаса на лице за ветровиком. Вместо рта перекошенная ярко — красная дыра. Изломанные от неожиданности брови. Вытаращенные в испуге глаза. Верно, подумала, что загляделась, не успела отвернуть в сторону. Ему хотелось рассмеяться. Честное слово, жалко ее. Хотя пусть знает, что кого-то сбила… Потом геликоптер оторвался от палубы и потащил его вверх.
На борту белого парохода все так же виднелся большой красный крест. Вдоль корпуса так же шла разрезаемая носом волна. Стояла такая же мертвая тишина.
А вдали, в голубой дымке, все так же простирался зеленеющий густыми лесами и сочными травами огромный континент. Пустынный, молчаливый, зовущий. О белые безлюдные берега бесшумно бился прибой. И было тихо, как бывает только дома.
Книга пятая. Конец всего
Глава двадцать девятая
Бобби Прелл узнал об этом в Канзас-Сити. Стрейндж позвонил ему по междугородному телефону в отель «Мюэлбах».
Прелл совершал свою первую агитпоездку по стране с целью распространения облигаций военного займа. Стрейнджу понадобилось несколько часов, чтобы поймать его, потому что Прелл мотался по городу. Это был их первый день в Канзас-Сити, а первый день всегда уходил на беготню и устройство каких-то дел, на «работу», как говорили в бригаде, хотя то, что делал он сам, Прелл вряд ли мог назвать работой. Он в тот день тоже мотался по городу с кем-то из группы, не по делам, а с бабами. Мужчины в бригаде таскались с женщинами повсюду, куда бы они ни приехали. Когда после восьмичасового отсутствия Прелл наконец объявился в отеле, внизу, у дежурного клерка, его ожидали шесть белых листочков, извещающих, что его разыскивают по телефону. Звонили из Кэмп О'Брайера. Некто Стрейндж, сержант Стрейндж.
В первый момент Прелл даже не мог сообразить, кто это такой. Все настолько отдалилось, ушло в прошлое. Если бы на бланках значилось «Общевойсковой госпиталь Килрейни» и «Делла Мей» или «Люксор», куда прошлым месяцем переехала ее мать, он бы подумал, что у Деллы, очевидно, появилась какая-то ненормальность в ее дурацкой беременности. Но Стрейндж из О'Брайера, где он и месяца не пробыл? Уму непостижимо, зачем он ему понадобился.
Прелл собирался посидеть с двумя парнями из «команды» и Джерри Курнцем, «режиссером — постановщиком» их «программы». Они договорились встретиться с несколькими дамочками, которых они понабрали за день: те таскались за ними, как хвост кометы. Бригада сплошь состояла из молодчиков голливудского типа, так что лексикон Прелла значительно обогатился стильными выражениями «шоу-бизнеса».
Однако сейчас, держа в руках шесть белых листочков, Прелл решил, что никуда не пойдет. Он отдохнет и поест в номере, ему, может, позвонят тем временем, и тогда он присоединится к ним позднее.
— О'кей, но учти, — сказал Джерри Курнц, — урожай нынче на большой. Дамочки созрели. А ты как-никак гвоздь программы. Глядишь, и не управимся без тебя.
Курнц окончил колледж, но обожал ввернуть простецкое словечко к месту и не к месту, а то и нарочно путал грамматику.
— Ноги что-то устали, — сказал Прелл и сузил глаза. Все уже знали, как он не любит говорить о своих ногах.
— Ладно-ладно, — торопливо согласился Курнц. — Давай отдыхай. Ноги, конечно, важнее.
Все разошлись по своим комнатам.
Прелл знал, что киношники побаиваются его. Побаиваются, во-первых, потому, что ему приходилось убивать людей и его самого едва не убили. Из-за этого в их глазах он был существом иного порядка, не похожим на других. Во-вторых, потому, что он родом из Западной Виргинии, да еще из шахтерского поселка. Кроме того, он очень выразительно суживал глаза.
Прелл велел принести ему в номер бурбону и с облегчением уселся в коляску. Коридорный повез его к лифту.
С самого начала поездки он вместе с Курнцем разработал особую тактику: в какой бы гостинице ни остановились, держать складную коляску в укромном местечке рядом с регистратурой и не таскать ее с собой в машине по городу, если только вечером не предстояло выступление Прелла, а времени заехать в отель не предвиделось. Для дневных выходов он брал короткие костыли с подлокотниками. Инвалидную коляску Прелл ненавидел лютой ненавистью и пользовался ею только в крайних случаях. Бывали, однако, моменты, как сейчас, когда он так уставал, что не мог обойтись без нее.
Номер был просторный и удобный. Преллу все-таки пришлось выбраться из коляски, чтобы замешать себе порцию на столике — баре. Коридорный принес еще одну бутылку. Заперев на двойной замок дверь и даже навесив цепочку, Прелл снял штаны и с удовольствием растянулся на кровати. Глядя на его невозмутимое лицо, никто не догадывался, чего ему стоит подняться на ноги с низкого сиденья.
Ноги были не просто натружены — они ныли, как два больных зуба. Боль не утихала ни днем, ни ночью, и лучший способ пересилить её — двигаться, больше двигаться. В конце концов к такой зубной боли так привыкаешь, что, когда попадешь к дантисту и тот успокоит ее, кажется, будто тебе чего-то не хватает.
Чтобы взять стакан, Преллу приходилось каждый раз поворачиваться на бок и приподниматься на локте. Ему надоело это, и он перелез в коляску и стал потихоньку тянуть виски. Допив стакан, он снова улегся на кровать и уснул.
Что-то пронзительно загудело. Прелл вздрогнул, одним махом, перемогая боль в бедрах, перекатился на живот и зарыл голову в подушку: мины! И тут же спохватился: ну и дурак же! Сколько уж прошло — восемь месяцев или девять? Пока Прелл поднимался, пока он взял трубку, телефон звонил не переставая.
— Да? — отозвался он настороженно.
Это был Стрейндж. Он не стал ходить вокруг да около. Прелл ничего не слышал о Лэндерсе? Он погиб.
— Погиб? Как погиб?
Стрейндж был краток. Попал под автомобиль, какая-то мадам наехала — и насмерть убило, машина гражданская, хотя с гарнизонным номером. Жена какого-то офицера. За час до этого он получил окончательное увольнение, шел из расположения части. Женщина, конечно, сама не своя.
— Надо же — так глупо загнуться, — бормотал Прелл. Стрейндж звонит в такую далищу, чтобы сказать ему об этом? Первой его мыслью было, что Лэндерс попал по пьяной лавочке в драку в какой-нибудь бильярдной или в баре. — Нет, честное слово, глупо, — повторил он.
— Да, глупо, — подтвердил Стрейнджев голос. — Но есть кое-какие непонятные обстоятельства. Женщина утверждает, что он сам шагнул под колеса, она уже не могла свернуть. И что он смотрел прямо на нее. — Стрейндж резко оборвал, как точку поставил.
— Что значит «шагнул под колеса»? Ничего не понимаю, — сказал Прелл, а самому подумалось: я-то тут при чем? Он еще не совсем отошел ото сна, но улавливал какую-то незнакомую, беспокойную интонацию в голосе приятеля.
— Зачем ей выдумывать такую историю? Ее никто ни в чем не обвиняет. Все говорят, что несчастный случай и она ни при чем. Смысла ей нет — выдумывать.
— Погоди-погоди! Ты хочешь сказать, что это самоубийство? — Сон с Прелла как рукой сняло, хотя тут же он снова удивился про себя: ну и что? Мне-то зачем звонить? Если Лэндерс решил покончить с собой, кто ему запретит? — Он сам, Джонни?
— Никто не говорит про самоубийство. Официально как несчастный случай проходит, это ясно. А с другой стороны, с какой стати ей выдумывать? — Стрейндж помедлил. — Может, она все равно вину за собой чувствует, хотя и не виновата? Так ведь бывает?
Только сейчас до Прелла начало доходить, что Стрейндж звонит не столько из-за Лэндерса, сколько из-за себя самого. Он, Прелл, никогда не был близок с Лэндерсом, даже плохо знал его. Лэндерс — не кадровый, с пополнением пришел. Зато Стрейндж — настоящий кореш. И раз он нужен Стрейнджу, значит, нужен.
