Николай Шпанов - Заговорщики (книга 1)
Кроне молча, с мёртвым лицом выслушал Роу и предложил ждать ответа в гостинице, не показываясь на улице.
— Это арест? — спросил Роу.
— Просто мера предосторожности, — сухо ответил Кроне. — Было бы совершенно лишним, если бы кто-нибудь увидел вас в Берлине.
— Меня тут никто не знает, — попробовал солгать Роу.
Кроне насмешливо посмотрел на него и демонстративно повертел в руках американский паспорт гостя.
— Мы в этом далеко не так уверены… — и, несколько помедлив, закончил: — мистер… Роу…
Роу отпрянул от стола, развязно облокотясь о который, разговаривал с группенфюрером. После минутной растерянности он овладел собой:
— Ну что ж, открытая игра даже лучше…
— Все же боюсь, что посылка в Берлин именно вас — одна из обычных ошибок британской разведки, — с нескрываемым пренебрежением ответил Кроне.
В гостиницу Роу шёл совершенно подавленный. Его бесил нелепый провал. При других обстоятельствах такая ошибка могла привести его в тюрьму. Впрочем, и теперь ещё не известно, чем все это кончится. Если немцам не придутся по душе привезённые им предложения, они могут его и не выпустить обратно в Англию. Он в их руках… Да, плохо! Повидимому, немецкая разведка подтянулась. А его собственная служба дряхлеет. В прежние времена такой промах был бы немыслим. Дряхлеют волки, дряхлеет служба…
Роу не могло прийти в голову, что дело тут не только в одряхлении британской разведки и не в совершенстве немецкой разведки, попрежнему громоздившей одну ошибку на другой, и вообще не в сверхъестественной проницательности какой бы то ни было секретной службы. Все сводилось к совершенно естественному и почти неизбежному в создавшихся условиях переплетению интересов буржуазных разведок. Они совершенно закономерно шли тем же руслом, каким текла и вся политика их стран, непрерывно враждовавших между собой и столь же непрерывно стремившихся к одной общей недосягаемой цели — спасению капиталистического мира от предопределённой ему гибели. Подкапываясь одна под другую, враждуя и соперничая там, где дело шло о частностях и дележе награбленного или чаемого, разведки Германии, Англии, Франции, Америки объединялись при всякой возможности совместными усилиями нанести удар по Советскому Союзу.
Даже если бы Кроне и не был американским агентом, секретная резидентура американской разведки в Лондоне, к содействию которой прибег шеф, чтобы переправить Роу в Германию, непременно открыла бы его истинное лицо немцам, не для того, чтобы провалить Роу, а, наоборот, чтобы вверить его личность особенному попечению немецких разведчиков. Миссия Роу, имевшая в конечном счёте ясно направленную антисоветскую цель, устраивала американцев не меньше, чем самих немцев. Те и другие готовы были содействовать успеху его поездки.
Однако в миссии Роу была и другая сторона, вынуждавшая американцев отнестись к его поездке с особой насторожённостью, как к шагу, в известной мере направленному против интересов США. Они не могли оставаться равнодушными к попытке Черчилля завести шашни с Гитлером за спиною Америки. Это противоречило всей их политике, направленной к тому, чтобы в любой момент очутиться «наверху кучи». Сделка Англии и Германии означала бы, что вожжи мировой политики уходят из рук США, они утрачивали бы позицию высшего арбитра, диктующего свои условия мира всем участникам чужой драки. Арбитр рассчитывал оставить драчунам голодный минимум. Максимум того, из-за чего они пускали друг другу кровь, должен был отойти к нему самому.
Такова была ситуация. Она не устраивала Черчилля как приказчика самых агрессивных кругов лондонского Сити. Он меньше всего хотел оказаться в роли бедного родственника, питающегося крохами из рук американского дядюшки. Он сам хотел взобраться на вершину кровавой кучи и оттуда диктовать миру свои условия существования. Это стремление и толкнуло его на попытку договориться с Гитлером. Не отказываясь от видимости войны, Черчилль был готов продолжить переговоры, начатые Чемберленом и Галифаксом о полюбовном дележе мира между Англией и Германией с условием, что, усилившись за счёт подмятой под себя Франции, гитлеризм повернёт оружие на восток, против России. Таким путём Черчилль надеялся выскочить из войны без большой потери крови. Он рассчитывал сохранить силы и даже накопить их к тому времени, когда Германия основательно завязнет в России. А тогда будет видно, что стоит дать Гитлеру за его работу палача. И стоит ли вообще что-нибудь давать. Быть может, именно тогда придёт время свести с ним решительные счёты.
Если такая комбинация пройдёт, думал Черчилль, мировые позиции Британской империи будут сохранены. Все сильнее действующие в её организме центробежные силы ослабнут. Роль младшего партнёра, уготованная ей Рузвельтом, останется мечтой Белого дома.
Черчилль в беспокойстве мерил шагами свой кабинет в ожидании визита шефа.
Старик появился, наконец, — такой же жёлтый, вялый, усталый, как прежде. Он все так же отвратительно шаркал подошвами, с трудом передвигая ноги.
Так же, как при прошлом свидании, не было сказано ничего прямого и ясного. Но если в прошлый раз своеобразным мечтам о том, что предпринял бы при известных обстоятельствах Гитлер, предавался премьер, то теперь такие же туманные предположения слетали с тонких губ разведчика.
Разговор был недолгим. Шеф ушёл. Черчилль неподвижно сидел за письменным столом. Его взгляд был устремлён в окно, за которым открывалась площадь Конной гвардии. За нею парк и дворец. Но Черчилль не видел ни площади, ни парка, ни дворца. Перед взором Черчилля было серое море, жёлтый песок и тысячи людей, по горло в воде спешащих сесть в лодки и катеры, чтобы попасть на суда, стоящие вне прибрежного мелководья. Люди брели, захлёбываясь, борясь с волнами, падая и больше не подымаясь. На людях были изорванные и грязные кители цвета хаки, на головах их были плоские, похожие на сковороды каски. Людей были тысячи, десятки, сотни тысяч. Это были английские томми. Над их головами выли пикировщики гуннов. Бомбы одно за другим топили мелкие суда англичан. Люди десятками и сотнями, надрываясь в истерике и проклятиях, исчезали под водой. Трупы тех, что утонули вчера, и позавчера, и два и три дня назад, нынче уже всплывали. Морской прибой выбрасывал тысячами их тела на золотистый песок пляжа. Живые взбирались на мёртвых, чтобы дойти до воды и попасть на корабль, либо тоже утонуть и тоже быть выброшенными волной на гребень этого страшного волнолома из человеческих тел. Вместе со смрадом разложения к небу взлетали стоны и проклятия. Больше всего было проклятий. Черчиллю казалось, что среди этих воплей он часто, очень часто слышит своё имя. Но он не верил тому, чтобы оно имело какую-нибудь связь с проклятиями. Это было неправдоподобно. Он зажал уши толстыми пальцами и отвернулся от окна. Однако вокруг по-прежнему выли фашистские бомбы, визжали снаряды. Не было только танков Гитлера, способных в несколько часов перемолоть всю массу пока ещё живых томми и не позволить ни одному из них вернуться в счастливую старую Англию. Танки были остановлены Гитлером.
Значит, все было в порядке, игра удалась. А дивизией больше или меньше — разве в этом дело?
Не выдавая своим генералам истинного смысла сложной игры, Гитлер кричал Кейтелю:
— Я не могу рисковать моими лучшими боевыми машинами ради уничтожения кучки англичан. Мы добьём их с воздуха! — Он обернулся к Герингу: — Верно?
Геринг подтвердил это молчаливым кивком головы. Он был в курсе дела. А Гитлер, которому казалось, что его генералы ещё не убеждены, продолжал выкрикивать:
— Вы хотите оставить меня без танков на наиболее важных участках! Вы хотите, чтобы машины израсходовали свои ресурсы раньше, чем пистолет будет приставлен ко лбу Франции?! Я докажу вам…
Он потянулся к одному из стоявших на столе телефонов. Генералы уже знали, что сейчас он сделает вид, будто наводит необходимую ему справку, и начнёт сыпать взятыми с потолка цифрами.
Кейтель сдался.
Вместо Гитлера телефонную трубку поднял полковник фон Гриффенберг. От имени фюрера он отдал приказ главному командованию сухопутных сил остановить танки Клейста на линии канала. Приказ полетел по проводам. Когда ошеломлённый Гаусс выслушал приказ от Манштейна, это показалось ему настолько нелепым, что у старика даже зародилось сомнение в подлинности директивы.
— Немедленно проверьте, нет ли здесь английской провокации. Эти субъекты мастера на подобные штуки…
— Приказ выслушан мною по телефону непосредственно от полковника Гриффенберга, — ответил Манштейн.
— Весь мир будет смеяться над тем, как мы выпустили англичан из ловушки. Они остались бы там все до одного!.. Мы — посмешище для всего мира!.. Эту глупость запишут в анналах истории, — злобно цедил Гаусс.
— Приказ фюрера, экселенц, — предостерегающе заметил Манштейн.
