За правое дело - Василий Семёнович Гроссман
Жизнь втекла в бомбоубежище; в домах, во дворах не осталось людей, а наверху голубые метлы – прожектора усердно и бесшумно мели ночное облачное небо.
«Вот и хорошо, я совсем один», – подумал Штрум.
Прошел час, и Штрум все сидел и глядел в окно, напряженно наморщив брови, не меняя позы, как во сне, слушал грохот орудий, гул бомбежки.
Наступила тишина, видимо налет кончился, опять зашумели люди, выходившие из бомбоубежища, стало темно, погасли прожектора.
Вдруг послышался продолжительный и резкий телефонный звонок. Не зажигая света, Штрум подошел к телефону – телефонистка предупредила, что будет говорить Челябинск. Он сперва подумал, что произошло недоразумение, и хотел повесить трубку. Но оказалось не так, говорил инженер Крымов, с которым он виделся у Постоева. Слышимость была отличная. Крымов сперва извинился, что потревожил Штрума ночью.
– Я не сплю, – сказал Штрум.
Дело было в том, что на заводе устанавливается совершенно новая контрольная электронная аппаратура, – возникли большие трудности с введением ее в действие, это замедляет производственный процесс. Крымов просил Штрума прислать одного из своих научных сотрудников – ведь лаборатория Штрума разрабатывала принципы, определяющие работу этой аппаратуры. На рассвете товарищ может вылететь заводским самолетом – правда, полет предстоит тяжелый, машина не пассажирская, будет завалена грузами. Уполномоченный завода предупрежден. Если Штрум согласится, то за товарищем, который полетит, заедут на автомобиле, нужно только предупредить представителя завода по телефону.
Штрум ответил, что все научные сотрудники его находятся в Казани, в Москве никого нет. Крымов стал просить Штрума послать телеграмму в Казань, дело срочное, сложное; проконсультировать его может лишь человек, хорошо знакомый с теорией вопроса.
Штрум на мгновение задумался.
– Алло, Виктор Павлович, вы слышите меня? – спросил Крымов.
– Дайте мне телефон вашего представителя, – сказал Штрум, – я сам полечу, вечером увидимся с вами.
Он позвонил представителю завода, сказал ему свой адрес, предупредил, что возьмет с собой в самолет два чемодана, так как из Челябинска будет возвращаться не в Москву, а в Казань.
Они условились о встрече, машина заедет за Штрумом в пять часов утра.
Штрум подошел к окну, посмотрел на часы – было без четверти четыре.
Во тьме мелькнул луч прожектора, и Штрум следил за ним – исчезнет ли он так же внезапно, как появился среди черного мрака. Луч задрожал, метнулся вправо, влево и замер вертикальным голубым столбом между тьмой земли и тьмой неба.
62
Около трех недель длилось сражение на западном берегу Дона. На первом этапе этих боев немцы пытались вырваться к Дону и окружить дивизии, оборонявшиеся на фронте Клетская, Суровикино, Суворовская.
В случае успеха немецкое наступление должно было развиваться на восток от Дона, непосредственно на Сталинград. Несмотря на превосходство сил, несмотря на отдельные вклинения в нашу оборону, противнику операция не удалась. Бои, завязавшиеся 23 июля, приняли затяжной характер, в них втянулись большие силы немцев. Советские атаки парализовали продвижение немецких танков и мотопехоты. Тогда немцы нанесли удар с юго-запада. Но и это наступление не имело успеха.
Тогда немецкое командование решило нанести одновременные концентрические удары с севера и с юга.
В новом наступлении немцы создали двойное численное превосходство в живой силе и несколько большее в танках, артиллерии и минометах. Это помогло им достичь успеха.
Начав наступать 7 августа, войска Паулюса 9 августа широким фронтом вышли на правый берег Дона, окружая советские части. На западном Донском плацдарме создалась чрезвычайно напряженная обстановка.
Войска Красной Армии начали отход на восточный берег Дона.
В начале августа 1942 года противотанковая бригада, где служил Крымов, понеся в боях большие потери, была по приказу высшего командования снята с фронта и отправлена в Сталинград на переформирование.
Пятого августа штаб и основные подразделения бригады переправились через Дон в район станицы Качалинской и двинулись к указанному командованием месту сосредоточения – на северной окраине Тракторного завода.
Крымов, проводив бригаду до переправы и простившись с комбригом, поехал в штаб правофланговой армии – он должен был встретиться там с командиром минометного дивизиона Саркисьяном и сопровождать дивизион на марше.
Тяжелый минометный дивизион задержался из-за того, что ночью немецкая бомба разбила бензоцистерну и машины, готовые к отправке, остались без горючего. Саркисьян должен был заехать в штаб за нарядом на бензин.
Желая сократить путь, Крымов поехал проселком, но, зная по опыту, как трудно ориентироваться в степи, он то и дело останавливал машину и зорко всматривался, чтобы не запутаться в паутине степных дорог и дорожек. Немцы могли быть близко!
Это происходило именно в те дни, когда войска Сталинградского фронта по приказу командования отходили на восточный берег Дона: прорывавшиеся на флангах немецкие танки вышли в двух местах к переправам и пытались отрезать оставшиеся на западном Донском плацдарме дивизии.
По некоторым признакам Крымов понял, что штаб недалеко – вдоль дороги тянулась шестовка, проехал связной броневик, обгоняя его, промчался «ЗИС-101» в желтых яблоках и запятых на мятых боках, а следом за ним зеленая «эмка» с простреленным боковым стеклом.
Крымов велел Семенову ехать следом, и тот то въезжал в пыльное облако, поднятое передними машинами, то отставал немного. Они видели, как поднялся шлагбаум, пропуская машины. Крымов предъявил часовому удостоверение и, пока тот медленно переворачивал странички, спросил:
– Не здесь ли штаб армии?
– Точно, штаб армии, – ответил часовой, возвращая удостоверение, и улыбнулся Крымову, зная, какое удовольствие испытывают люди, находя в суматохе войны то, что ищут.
Крымов оставил машину у шлагбаума, сделанного из осиновой жерди, и, ступая по глубокому, греющему через сапог горячему песку, пошел в деревню.
Он направился к столовой, зная, что в обеденный час здесь легче всего встретить нужных людей. Он уже давно заметил, что за год на войне четко сложился штабной быт, схожий во многих армиях, в которых пришлось ему побывать.
Он шутя говорил, что штаб фронта живет, как столица союзной республики, штаб армии имеет свой сложившийся областной уклад, штаб дивизии – районный, полка – сельский, а батальоны и роты живут по закону полевых станов, в бессонной лихорадке рабочей страды.
В столовой шли сборы в дорогу. Официантки укладывали в солому тарелки и чашки, а писарь АХО сложил в железный ящик талоны обеденных карточек и корешки продовольственных аттестатов.
В дверях столовой, помещавшейся в школе, стояли несколько штабных командиров и политработников, ожидавших сухого пайка. Парты, вынесенные из классов, занимали почти половину двора, за одной партой сидел рябой капитан и сворачивал папиросу.
