Андрей Серба - Тихий городок
— Если генерал дал повод подозревать его в измене, зачем потребовалось разыгрывать спектакль с судом чести? Не проще было бы разделаться с ним потихоньку? Выстрел в спину или якобы случайный наезд автомашины. Ничего сложного для Штольце и Сухова.
— Ничего сложного, но не столь назидательно, как расстрел по приговору суда офицерской чести. Если бывшие белогвардейцы беспощадны даже к генералам с такой биографией, как у Дубова, то что для них какие-то там ротмистры или полковники, вздумай они отказаться от прежних идеалов и установить контакт с властями новой России. По логике членов суда чести, казнь генерала Дубова должна охладить многие горячие головы и не допустить в них «красной» крамолы.
— Это все, что вы хотели сообщить мне о генерале? — спросил Шевчук.
— Нет. Последняя просьба генерала к жене заключалась в том, чтобы та пришла к вам и вернула какой-то его долг. Какой именно, вы должны знать сами. В силу известной причины госпожа Дубова не смогла выполнить просьбу мужа, и вместо нее к вам прибыл я. Анекдотично? Ничуть… Видите ли, у меня сложилось впечатление, что госпожа Дубова о долге своего супруга знала ничуть не больше меня. Я ошибаюсь?
— Прежде чем ответить, я хотел бы как можно подробнее и точнее узнать о последнем разговоре супругов Дубовых.
— Извольте. Я был одним из немногих свидетелей этого разговора и могу воспроизвести его почти дословно.
И Шевчук услышал обо всем, что произошло в домике Дубовых в тот вечер, когда генералу было передано приглашение явиться на суд офицерской чести.
— У генерала действительно был долг передо мной… вернее, перед собственной совестью, — произнес Шевчук, выдвигая верхний ящик своего стола. — Во время нашей встречи я предложил ему рассказать о некоторых из его знакомых и сообщить, где в настоящее время они могут находиться и чем заниматься. Прежде всего меня интересовал старый друг Дубова, бывший начальник контрразведки его корпуса полковник Сухов. Однако генерал ответил мне отказом, мотивировав его нежеланием нарушать кодекс чести офицера русской армии. По-видимому, в последнее время его отношение к Сухову или к упомянутому кодексу в корне изменилось, раз он был вынужден направить ко мне свою жену. Жаль, что нам не удалось встретиться.
— Вместо нее перед вами я.
— Это заставляет меня вести с вами совершенно другой разговор, чем тот, который мог бы состояться с женой генерала. Например, я не стану расспрашивать вас о полковнике Сухове и его окружении, а попрошу поделиться со мной сведениями об этих людях.
Шевчук встал из-за стола, подошел к посетителю, разложил перед ним на журнальном столике веер фотографий. Придвинул от стены к столику еще одно кресло, уселся в него напротив незнакомца.
— Эти люди известны нам обоим, — сказал Шевчук, глядя в глаза посетителя. — Однако вы можете знать о них то, чего, возможно, не знаю я… а знать очень хотелось бы. Надеюсь, вам не нужно объяснять причины моего интереса к этим особам.
— Это излишне. — Собеседник взял фотографии, окинул их беглым взглядом, снова бросил на стол. — Поздравляю, подполковник, у вас почти полная коллекция физиономий чинов местного руководства «Вервольфа». Начиная от штандартенфюрера СС Хейнемейера, одного из основателей «Вервольфа» в Польше и непосредственного куратора его сети в Карпатах, и кончая оберштурмфюрером СС Ланге, офицером-порученцем при оберштурмбанфюрере СС Штольце, начальнике здешнего «Вервольфа». Вы правы, мне на самом деле есть что рассказать интересное об этих швабах и их делишках.
— С удовольствием вас послушаю.
— Вначале давайте закончим разговор о Дубове. Хочу обратить ваше внимание на один факт, о котором мне стало известно из разговора генерала с Суховым. Речь шла о некой Марье Карловне, жене генерала Ковалева, связанного с семьей Дубовых дружбой. С приближением Красной Армии Ковалевы объявили, что уезжают отсюда, а несколько дней назад Дубов случайно встретил Марью Карловну в городе. Когда генерал поздоровался с ней, та сделала вид, что они совершенно незнакомы. Хотя Марья Карловна изменила свою внешность, генерал твердо убежден, что это была она.
— Вы говорите о жене генерала Ковалева, что был одним из членов суда офицерской чести, вынесшего смертный приговор Дубову?
— Да. Получается, что эта якобы уехавшая на Запад семейка опять здесь в полном сборе: генерал в лесу среди вервольфовцев, а его супруга, изменив внешность, и, по-видимому, фамилию, околачивается у советской комендатуры.
— Комендатуры?
— Вот именно. Странный маршрут для прогулок жены белогвардейского генерала, ведущего вместе со швабами войну с Красной Армией.
— Как реагировал на сообщение Дубова полковник Сухов?
— Он всячески старался убедить генерала, что тот принял за Марью Карловну кого-то другого, внешне на нее похожего. Казалось бы, какое дело Сухову до чужой жены и ее случайной встречи с Дубовым? Ан нет…
— Ваш рассказ вызвал у меня желание тоже познакомиться с госпожой Ковалевой. Не посоветуете, как сто можно сделать побыстрее и без лишних хлопот?
— Постараюсь. Разговор о Марье Карловне произошел в среду на прошлой неделе, а встретил ее Дубов у комендатуры сутками раньше. Она утром выходила из се ворот вместе с несколькими женщинами. Еще одна существенная деталь: у госпожи Ковалевой своеобразный голос, по которому ее и узнал генерал. Может, громкий или резкий, грубый или шепелявый… словом, обращающий на себя внимание. К тому же у нее явно выраженное прибалтийское произношение… остзейское, как выразился по этому поводу Дубов.
— Благодарю за информацию. В комендатуре ведется учет всех посетителей, так что приметы госпожи Ковалевой позволят нам отыскать ее.
— В связи с этим позволю одно замечание. Насколько мне известно, свою деятельность вы строите в тесном контакте с польской военной контрразведкой и службой безопасности. Постарайтесь не привлекать их к поискам госпожи Ковалевой… Причина в том, что о ваших совместных с польскими коллегами мероприятиях быстро становится известно капитану Матушинському, а от него Штольце. Если не хотите провалить «игру» с госпожой Ковалевой в самом начале — а «игра» обещает быть весьма перспективной, — постарайтесь обойтись собственными силами.
— Приму ваш совет к сведению, — пообещал Шевчук.
— Теперь можно приступить к разговору о швабах, — сказал посетитель, беря из веера фотографий одну и поднося ее ближе к глазам. — Начнем с герра Курта Хейнемейера. Штандартенфюрер СС, кавалер Рыцарского креста, последнее место службы перед назначением в «Вервольф» — краковское гестапо…
«Он дважды назвал немцев швабами, — отметил Шевчук, — значит, это слово в его лексиконе не случайно. В нашей армии немцев чаще всего именуют фрицами или гансами, а швабы — я впервые услышал совсем недавно, в этом городке, от кубанских пластунов. Оказывается, кубанские казачьи части в 1914 году в своих первых боях на Западном фронте имели дело с кайзеровскими дивизиями, сформированными на территории Швабии, и с тех пор слово «шваб» стало для кубанцев равнозначно понятию «немец». Наверное, вы тоже из кубанцев, ваше благородие? А с учетом казачьего происхождения и возраста вы, пожалуй, войсковой старшина».
— Владимир Чумарзин, сын белогвардейского полковника, бывшего сослуживца Сухова по деникинсксй армии, — говорил посетитель, держа перед собой последнюю фотографию. — До войны студент Ягеллонского университета, затем партизан-людовец, потом боевик-аховец, в настоящее время состоит при Сухове в роли офицера без определенной должности. Доверием полковника не пользуется, поскольку рекомендован ему из ОУН лично Штольце; и Сухов подозревает, что Владимир Чумарзин является человеком немецкого СД или бандеровского СБ. Обычно используется Суховым как личный курьер, иногда выполняет его отдельные мелкие поручения при штабе аковской бригады и референте оуновской службы безпеки Шершне.
Посетитель бросил фотографию Чумарзина на стол поверх других, сложил их все в стопку. Перетасовал, словно карты в колоде, разложил, как они были первоначально, веером и подвинул к Шевчуку.
— Довольны состоявшимся заочным знакомством, подполковник? Если кто-либо из этих субъектов заслуживает особого внимания, готов ответить на ваши вопросы.
— Спасибо, войсковой старшина, — спокойно сказал Шевчук, — все ваши характеристики были исчерпывающими. Разрешите сделать одно предложение. Я — украинец, вы — кубанец, потомок запорожских казаков, то есть мы с вами почти земляки. Какие-либо служебные отношения нас не связывают. Может, нам лучше обращаться друг к другу по имени-отчеству.
Посетитель, не скрывая своего изумления, посмотрел на Шевчука, усмехнулся, трижды легонько хлопнул в ладоши.
— Браво, Зенон Иванович! Для вас прямо-таки не существует секретов. Принимаю ваше предложение. Называйте меня Яковом Филимоновичем… Хотите, могу тоже продемонстрировать свою проницательность?
