Сергей Чуев - Украинский легион
Адъютант полка перегруппирует эти резервы и с помощью нашей роты организует контрнаступление. Наша рота как свежая и полная единица является ядром наступления. Мы, как и вторая рота под командованием хорунжего Бучка, занимаем центр, слева — первая рота под командованием хорунжего Букачевского, справа — третья рота под командованием ст. десятника Гтсеровского. Наш сотенный поручик Кельнер на правом крыле вместе с адъютантом полка ведет отступивших из рот второго батальона 30-го полка.
Рота разворачивается в цепь, и мы скорым маршем входим в лес. Здесь встречаем солдат из разрозненных подразделений — их включаем в роту. От них узнаем, где противник. Проходим еще несколько десятков шагов густым лесом и выходим на поляну. С противоположной стороны началась густая стрельба. Это враг. Быстро перебегаем это открытое место и залегаем на противоположной стороне. Без приказа начинаем стрельбу из винтовок в чащобу, что перед нами. После короткой перестрелки собираемся и идем далее. Лес вскоре редеет, и поле обозрения становится лучше.
Как кошка, прокрадываюсь от дерева до дерева, все вперед и вперед. Возле меня — три моих «гуцулика» — Максимюк, Бенюк и Палийчук. Несмотря на то, что первым двоим уже по сорок, однако они могли бы посрамить в деле и тех, кто помоложе. И вот впереди вижу, как большевики тянут «максима». Стреляю из своей винтовки, опершись на дерево, не видя при этом, что напротив меня поджидает смерть: какой-то большевик, отступая, прицелился в меня из своей десятизарядки на расстоянии каких-нибудь 30 шагов. Звучит мой выстрел: слышу крик: «Десятник!» Звучит еще один выстрел и еще один… Пуля со свистом пролетает около моих глаз… Оборачиваюсь, откуда донесся крик… Позади меня с наведенным перед собой карабином стоит стрелец Палийчук. Гляжу прямо, куда глядит и его карабин. Понял все. Палийчук спас положение, а тем самым и мою жизнь. С благодарностью я кивнул ему, и мы пошли дальше. Все это длилось секунду.
Подойдя к убитому большевику, гляжу, что выстрел был прицельный. Пуля пробила щеку около уха и вышла в другую сторону…»
В момент локальных неудач опять проявился болезненный характер командира дивизии. Когда на командном пункте присутствовал командир 1-го кавкорпуса, Фрайтаг под впечатлением прорывов линии фронта вновь отказался от командования дивизией и от ответственности за ее действия. Генерал отказа от командования у Фрайтага не принял и приказал ему продолжать исполнять свою службу. Вскоре положение на фронте стабилизировалось. После этого инцидента Фрайтаг вызвал к себе JI. Макарушку и обрушился с гневом на украинский состав дивизии. Украинский офицер со своей стороны «перешел в контрнаступление» и отбил гневную тираду психически неуравновешенного комдива, порекомендовав ему дать указание Войсковой управе ликвидировать дивизию. Кроме того, Макарушка усомнился в справедливости оценки поведения украинского состава в бою. После этого он с разрешения комдива выбыл на передовую и увидел, что на передовой (в отличие от штаба) все в порядке, войска стоят стойко и выполняют все указания руководства. Прибыв обратно в штаб, Макарушка доложил Фрайтагу о боевой обстановке и запросил командира о его решении передать приказ о ликвидации дивизии в Боевую управу. Фрайтаг ничего не ответил, но и приказов никаких отдавать не стал.
Высоты Гляйхенберг и Штрадтнер несколько раз переходили из рук в руки. 3-й кавдивизии приходилось несколько раз отступать и возвращать утраченные позиции. Противник превосходил немецкие части по численности в 4–5 раз. В бой постепенно были введены танки, но авиация не применялась. С немецкой стороны бронетехники не было.
Тяжелейшие бои развернулись на южном фланге в районе Радкерсбурга, где отбивал атаки батальон фузилеров дивизии. В ходе боев большие потери понес 29-й полк, отличившийся при захвате Гляйхенберга, и 30-й полк. Вскоре оба полка требовалось отвести с передовой для пополнения. Замена прибыла из полевого запасного батальона, тем не менее каждый полк пришлось уменьшить до трех батальонов. В боях погибли два к эмандира батальонов, множество офицеров было ранено. Командиры 29-го и 30-го полков Деерн и Паннир были ранены, и им было предписано покинуть позиции и прибыть в дивизионный госпиталь в Фелькермаркте. Заменить комполков было некем, но затем на их должности были направлены Вильднер и Витгенмайер.
Вскоре в результате сильнейшего артобстрела и атаки были утрачены позиции на обеих высотах. Отбить их уже не пытались, избегая ненужных потерь. Особым по значимости оставался замок Гляйхенберг, являвшийся основным опорным пунктом оборонявшихся украинцев.
Замок, расположенный на высокой горе, покрытой лесом, успешно обороняли полки дивизии, резервом которых были батальоны саперов и фузилеров. При необходимости в качестве резерва можно было использовать полевой запасной батальон. Таким образом, дивизия смогла создать на относительно нешироком фронтовом участке глубокую оборону. Правым соседом дивизии были 3-я и затем ее сменившая 4-я кавалерийские дивизии, а левым — дивизия СС «Викинг».
Вскоре советские войска начали применять реактивные минометы:
«С диким завыванием, что до глубины души пронизывает человека, выстреливает эта установка 48 зарядов одновременно, и они с диким воем летят в нашу сторону. В одну секунду лесная тьма сменяется котлом огня, дымными разрывами и сумасшедшим грохотом… Страшно мне стало не столько за себя, сколько за двенадцать людских жизней, что притулились к земле и ждут в страхе моего приказа. Пишу «моего», т. к. никого из офицеров больше не было. Старший десятник Киндер, что недавно пришел, куда-то исчез. Скажу отступить назад — быть беде, начнется паника. Собираю всю свою силу воли и иду вдоль залегшего взвода. Криком и руганью сдерживаю некоторых, что обращаются ко мне со словами: «Десятник, я пошел назад». Знаю, что, если отпустить одного, разбегутся все, поэтому говорю всем, что буду стрелять в того, кто еще захочет отойти. На мое счастье, прибежал старший десятник Киндер и отдал приказ отойти с позиций», — писал Е. Загайчевский.
Саперы украинской дивизии смогли заложить минные поля и оборудовать оборонные позиции и заставы. Каждую ночь на передовой действовали развед-. группы дивизии, охотившиеся за «языками». Штурмовые группы дивизии были нацелены на прорыв позиций противника и уничтожение его укрепленных пунктов. По обе стороны фронта работали пропагандисты. В результате советской пропаганды на советскую сторону перешла рота галичан. Командование дивизии, не полагаясь более на политическую благонадежность военнослужащих, было вынуждено производить ротацию подразделений, перебрасывая их с одного участка на другой.
В это время развивались события и в «верхушке» украинско-немецкого руководства.
После введения дивизии в бой группенфюрер СС Вехтер выехал в казачьи части и нанес визит главкому немецких войск в Италии генерал-полковнику фон Фитинхофу. Перед своим выездом Вехтер упоминал о возможности капитуляции дивизии. Имел он и свой план вывода дивизии из боевых действий, который предусматривал стянуть в единый кулак казачьи части XV кавалерийского корпуса, 14-ю дивизию и Восточно-туркестанское соединение СС в местность близ Толмеццо и перейти на сторону союзников. Другой идеей Вехтера была передача украинской дивизии после капитуляции в состав Польской армии генерала Владислава Андерса. Вехтер исходил из того, что большинство военнослужащих дивизии является украинцами, уроженцами довоенной Польши и может рассчитывать на присоединение к польским частям. Самым неприемлемым вариантом была бы передача дивизии «Советам». Обо всем этом Вехтер хотел поговорить с Фитинхофом.
Во второй половине апреля 1945 года к дивизии присоединились 2500 военнослужащих, ранее служивших в частях ПВО. Все они не имели пехотного обучения. Среди бывших флакхельферов находились около 70 офицеров и множество унтеров. Все они были ранее служащими частей аэродромного обслуживания и ПВО. До этого времени Ф. Фрайтаг был бы рад такому притоку немецких кадров в дивизию, но в этот момент пополнение стало тяжким грузом для дивизии. Дивизия уже не имела запасов оружия для своих солдат, особенно тяжелой была ситуация с оружием в запасном полку. Несмотря на это, для Фрайтага каждый немец был на вес золота, и он приложил все усилия к включению пополнения в ряды дивизии. Первоначально комдив желал бы заменить украинцев немцами и отправить «освобожденных» галичан в стройбат. Этот план был встречен в штыки штабом, и от него вскоре отказались. Фрайтаг принял решение, в соответствии с которым пополнение должно было пройти обучение. Часть пополнения в 1200 человек направили в полевой запасной батальон, других разделили по частям дивизии. Часть прибывших хельферов, обладавших познаниями в радио, телефонии и прочих технических предметах, сразу же приняли в специализированных подразделениях. Командир 29-го полка вместе с начальником штаба дивизии противились включению пополнения в боевые части. Командир 30-го полка, наоборот, желал как можно скорее включить пополнение в свою часть. В полку из новоприбывших был сформирован 3-й батальон. У Фрайтага имелся и запасной план, по которому в каждом из полков дивизии создавался один чисто немецкий батальон. Реализовать этот план не удалось из-за обострения боевой обстановки.
