В когтях германских шпионов - Брешко-Брешковский Николай Николаевич

Результат обыска превзошёл все ожидания. С Флугом оказались не только ценные чертежи, бумаги и планы — это своим порядком, — но были еще подробнейшие списки всей шпионской организации края. Своеобразный путеводитель для наступающих немцев. Занимая город, местечко и даже село, они наперёд знали, кто их радушно встретит и снабдит необходимыми сведениями. Среди этих "единомышленников" и "доброжелателей" мелькали то и дело немецкие имена людей с видным общественным положением.

И, не веря глазам, Василий давал читать убийственные списки своему "шофёру". И оба в жутком изумлении глядели друг на друга.

— Господи, что же это?.. После этого кому же верить?!.

Время уходило. Офицеры, довольные своей удачей, увлекшись находкою важных документов, не заметили, что уже близилось к вечеру. Уже отбрасываемая аэропланом тень заострилась и удлинилась. И хотя зона считается нейтральной, однако, в сущности, на войне, в конце концов, нет ничего "нейтрального". Какой-нибудь неприятельский разъезд и — весь успех насмарку…

Но что делать с аэропланом? Испортить его — для этого надо быть механиком. Решили его попросту сжечь. Трупы убитых отнесены были подальше и аккуратно положены рядом. При всём желании похоронить Флуга и летчика за отсутствием лопат офицеры не могли. Правда, есть романисты, у которых герои копают могилы саблями. Но выкопать саблей могилу возможно лишь на страницах романа…

Через несколько минут автомобиль уже мчался к русским позициям. Спутники оглядывались на гигантский факел охваченного пламенем "таубэ". Огонь и дым поднимались к небесам.

А вверху кружились две чёрные точки. Эти чёрные точки — два громадных, отъевшихся человечиной ворона, издалека почуявших новую добычу. Пламя не отпугивало их. Они успели привыкнуть к пожару и, покружившись, стали спускаться…

Седоусый генерал, с фигурою молодого корнета, обнял, сочно целуя, вернувшихся благополучно из львиной пасти Василия и Герасимова.

В самом деле, это не подвиг, а уже целый ряд сверхподвигов. Проникли в штаб неприятельского корпуса и, узнав его карты, смешали их. Преследуемые, ушли от погони, уничтожили вместе с аэропланом двух германских шпионов и привезли с собою документы исключительной важности.

По заслугам и награда! Имевший золотое оружие, Василий приехал на несколько дней в Варшаву для свидания с сестрою, уже с новеньким Георгием в петличке. Они съехались в один и тот же день с Марой, после того, как она была в плену Гумберга и ее освободил Каулуччи. Все эти передряги, все ужасы стоили княжне многих седин, засеребрившихся в её густых, темно-рыжих волосах. И главное, сама не заметила. Первая обратила внимание Сонечка:

— Что я вижу! Мара, ты поседела! Совершенно определенно поседела!.. Вот, вот, ещё… Конечно, можно выдернуть. Но только слишком много пришлось бы выдергивать. Необходимо анафемское терпение.

— Неужели я стала седая?

Взяв ручное зеркало, княжна посмотрелась.

— Да… Много седых волос… Но это не… портит?..

— Ничуть! — подхватила Сонечка. — Даже оригинально. Придаёт что-то, как бы это сказать, ну, трагическое, что ли… И ты еще больше будешь интриговать. И в тебя будут влюбляться… А все-таки досадно, Марочка, досадно…

— Ничуть. Я поразительно дешево и счастливо отделалась. Все это могло кончиться гораздо хуже, и, если бы не случай, мы не увиделись бы с тобою никогда.

— Вот страхи! — всплеснула руками Сонечка. — Я умерла бы на месте. Какое было с твоей стороны безумие — ехать!

— Это мы всегда говорим потом уже… Вначале же никогда не сознаём нашего "безумия". Вначале все так просто кажется…

— Во всяком случае, ты — героиня! О тебе говорят. Вокруг тебя ореол. Подумайте! В плену у "гусар смерти", потом ночью тебя сажают на лошадь, и все мчитесь, сломя голову, неизвестно куда…

— Положим, мы ехали рысью…

— Не все ли равно? — горячо возражала Сонечка. — Так, как я говорю, красивее. И так я буду рассказывать всем про тебя. Но каков Гумберг, а? Вот негодяй! А ведь пользовался вашим гостеприимством, обедал хлеб-соль ел. Во всяком случае, твое желание исполнилось… Ты видела маркиза. Жаль, что он вместе с тобою не мог сюда приехать.

— Не мог. Он будет через неделю…

Стук в дверь. Вошёл Василий в бурке и защитной, оливкового цвета рубашке с Георгиевским крестом.

— Вася!

— Мара!..

Брать и сестра крепко обнялись.

Нервы княжны, обостренные событиями последних дней, дали себя знать в этой встрече с братом. Она расплакалась, и слезы перешли в истерику.

Василий был героем дня. Вокруг него создалась цветистая легенда. Еще бы! Двойник германского кронпринца, проникший под его маскою в самое сердце неприятельского расположения, а потом собственноручно убивший страшного, сказочного Флуга, принёсшего столько зла. И где б ни появился Василий, в кафе, в ресторане, в Аллеях, или в Саксонском саду — экспансивные поляки устраивали ему овации, а дамы осыпали цветами…

Нужно ли говорить, что Василий в первый день приезда в Варшаву прямо из объятий сестры попал в переделку к Борису Сергеевичу Мирэ. Битый час расспрашивал Василия помощник редактора газеты "Четверть секунды" и послал в Петроград телеграмму в четыреста тридцать два слова. И пообещал не ограничиться этим.

— Телеграмма своим порядком. Но я еще напишу целый ряд фельетонов![15]

И написал.

Но прежде чем написать, Мирэ, забыв всякую осторожность, забыв, что графиня вся еще во власти своего заточения и не успела оправиться, ураганом влетел в её комнату, вспугнув и самую графиню и Вовку, читавшего ей вслух какою-то книгу. От неожиданности вздрогнули оба: и графиня, лежавшая на кушетке, прикрытая пледом, и Вовка, сидевший у её изголовья.

— Извиняюсь, тысячу раз извиняюсь! Но я не мог поступить иначе. Я должен был ворваться! Я принёс вам радостную весть, мои друзья. Вашего злейшего врага нет в живых больше! Нет. Он не существует больше!

— Не может быть! — не веря, в один голос воскликнули Ирма и Вовка.

— А я вам говорю — убит! Факт налицо! Неопровержимые доказательства!

Ирма так и затрепетала вся надеждой, и хлынул румянец к её бледным щекам…

— Да-да! — повторил Мирэ. — Доказательства неопровержимы! Вот как было дело: когда мы открыли местопребывание графини, Флуг, узнав об этом, скрылся. Он уехал под Варшаву, к одному богатому колонисту, разумеется, шпиону. И оттуда улетел на аэроплане к своим. Русские успели подбить аэроплан, и Флуг — хочешь не хочешь — должен был спланировать. Но к его несчастью, навстречу автомобиль с двумя русскими офицерами… Вот еще, вам доложу, история, пред которой бледнеет фантомасово переодевание Флуга!.. Но это — потом. В результате же известный всем князь Василий Солнцев-Насакин застрелил Флуга, в виде добычи взяв у него ошеломлявшие по своей сенсационности документы. Князь в лицо знал Флуга и не мог ошибиться. Теперь, надеюсь, все ваши сомнения разлетелись, как дым… Знаете, Владимир Никитич, да и вы, графиня, можете смело сказать: "ныне отпущаеши"…

Графиня, просветлевшая вся, с улыбкою протянула обе руки свои, бледная, тонкая похудевшая, Криволуцкому. И он пожал их с ободряющей ласкою.

Судьба одним властным движением забрала человека, висевшего над ними дамокловым мечом. Кончено, его нет больше! Нет страхов, нет вечных пугающих призраков. Флуга нет… Впереди новая жизнь — светлая, безоблачная, прекрасная…

41. Дома

И лето, и осень сменились суровой зимой. И то самое, громадное, как в студии живописца, окно в кабинете покойного старого князя, куда летом целыми потоками вливались яркие лучи солнца, теперь было густо, причудливо расписано морозом.

И жарко были натоплены печи в деревянном доме, а там, за окнами, неподвижно стыли, цепенея на холоде, запорошенные инеем деревья в снегу. И вели к ним глубокие, волной наметанные сугробы.

Стояла особенная зимняя тишина, когда не слышно стучащих по камням колёс и копыт. Совсем, как в деревенской усадьбе. Тишина и покой…