Плеяда - Алексей Сергеевич Суконкин
Минск, Спутник, Пирс и Ветер был вызваны в штаб армии, куда также попросили прибыть и Горца, на что командир бригады Особого назначения с готовностью согласился.
Пока Ветер ехал в Ударник, ему удалось немного подремать в машине, что слегка взбодрило после второй бессонной ночи. На въезде в город его встретил специально выделенный проводник, который указал, куда следует подъехать.
- Товарищ генерал-лейтенант, полковник Гордеев по вашему приказанию…
- Здорово, мужик! – Каскад протянул комбригу руку и крепко сжал его ладонь. – Спасибо тебе, полковник.
- За что, товарищ генерал-лейтенант? – удивился Ветер.
- За то, что ты есть, - усмехнулся Каскад. – За твоих бойцов, которые сегодня ночью не дали всей армии жидко обделаться…
- Да, - Ветер расплылся в улыбке. – Они у меня такие.
Когда прибыли все вызванные и приглашённые офицеры, Каскад указал на большой экран, где отражалась карта района боевых действий.
- Противник разгадал наш замысел и сегодня ночью попытался осуществить контратаку в полосе семьдесят шестой бригады. Оценив обстановку, учитывая понесённые вчера потери и стоящие перед армией задачи, предлагаю следующий вариант действий… - Каскад посмотрел в глаза Пирса, будто тот лично был виноват в разгроме двести второй мотострелковой бригады. - …который позволит нам выправить сложившееся положение и достичь поставленных целей.
***
Ганс сидел на дне окопа и трясся от холода. В голове у него наступила полная апатия в отношении окружающей действительности, ему сейчас не хотелось ничего – ни спать, ни есть, ни согреться… он даже подумал, что будет лучше, если он сейчас просто умрёт.
Умрёт, чтобы вот этого, что окружало его, ничего не было – ни жуткой усталости, ни сводящего с ума недосыпа, ни звуков разрывов и визга «истеричек», ни постоянного голода, переносить который не было никаких сил – живот уже словно приклеился к позвоночнику.
Рядом лежали тела погибших, которым сегодня не повезло.
«Груз двести, мы вместе».
Или, всё же, повезло? Им уже всё равно, что происходит вокруг. Их не тревожит ничего, что тревожило его сейчас. Им сейчас просто всё безразлично, и они там, в Вальхалле, могут заниматься своими делами, не принуждаемые никем идти в бой, чтобы умереть.
«Они все умрут, а мы попадём в рай».
На востоке брезжил рассвет. Начинался новый день.
Где-то, совсем недалеко отсюда, спокойной мирной жизнью жила огромная страна, в которой абсолютному большинству населения было совершенно безразлично то, что сейчас чувствовал, что переживал, чего хотел и на что надеялся один её гражданин, волею судьбы попавший на фронт по мобилизации, принявший позывной «Ганс» и только что выдержавший тяжелейший бой, в котором он много раз мог умереть.
Ганс грустно усмехнулся – позывной стал его вторым именем, затмевая имя, данное ему при рождении, словно стремясь вычеркнуть из истории настоящее имя того, кто ценой своего здоровья и жизни отстаивал сейчас интересы… чего? Что могло так стоить, за что нужно расплачиваться своей жизнью, в полном понимании того, что, отдав эту цену, ты ничего не получишь взамен, так как тебя уже в этой жизни не будет?
Ганс, как и абсолютное большинство своих соратников, не владел информацией о военно-политических целях, преследуемых Россией на Украине, и смотрел на этот вопрос исключительно с позиции собственной личности, обладающей, к сожалению, всего лишь одной жизнью, которая больше никогда не повторится. Государство, в лице его командиров, расходовало эти жизни налево и направо, часто, получая какую-то отдачу, какой-то результат, но гораздо более чаще тратя их совершенно бессмысленно, на том основании, что теперь делать это было… можно.
Через ветки он увидел первый луч солнца, пробившийся из-за горизонта и возвестивший о том, что день уже начался. Что принесёт ему этот новый день? Что он даст ничтожеству, жизнь которого для командиров – это всего лишь строчка в штатно-должностной книге, выполненная простым карандашом, которая скоро будет стёрта резиновым ластиком для того, чтобы вписать туда другую фамилию, а затем следующую, и так много раз?
Остро ощущая своё ничтожество в происходящих событиях, Ганс вдруг представил себя простой биологической клеткой. Клеткой, множественная общность которых образовывала огромный организм человека. Человека, живущего какой-то жизнью, у которого, наверное, была цель в жизни и даже смысл, неведомые маленькой клеточке. Клетка была настолько ничтожна для всего организма, что даже не имела имени, фамилии и личного номера, и выполняла какую-то совершенно малозначимую функцию. Что была жизнь этой клетки на фоне всего организма, сотканного из миллионов таких ничтожно малых частиц? Умер, и ты, наверное, как слетевшая с головы перхоть, как отжившие клетки кожи, покидающие организм – кто их пожалеет?
Это сравнение позабавило Ганса, и он даже перестал дрожать, расплываясь в своих фантазиях. Он очень ясно представил себе этот огромный организм – который жил, развивался, творил, потому что у него была душа, связывающая и организующая работу всех клеток, что и называлось жизнью. Вылети душа прочь, и организм станет безжизненным, несмотря на то, что многие его клетки ещё какое-то время будут расти и развиваться – как волосы и ногти, но они тоже обречены, потому что весь организм уже умер.
Организм – это как государство, - подумал бывший преподаватель филологии, - клетки – это как его население, а душа – это то, что связывает клетки воедино, заставляя их взаимодействовать друг с другом с одной единственной целью – жить. Душа – это идея, которой живёт население огромной страны, душа – это коллективный разум огромного этноса, душа – это пульс, который чувствует весь организм, то есть, всё государство. И не будь в государстве души, то есть идеи, то и волосам расти останется совсем недолго.
Но, что же такое душа? Может быть, это единство естественного стремления каждой клеточки продлить жизнь всего организма с целью продления жизни собственной? Когда множественное личное желание жить становится стержнем большой жизни?
Ганс улыбнулся: как оказывается просто, и в тоже время сложно, устроен мир. Он смотрел на поднимающееся солнце и думал о том, что теперь у него есть причина, чтобы жить – он, будучи всего лишь клеточкой, должен дать жизнь всему огромному организму – своей жизнью дать жизнь огромной стране. Даже если организме никто и не заметит гибели этой клеточки.
- Всё справедливо при условии, что я не
