Самсон Агаджанян - Жена офицера
— Алеша, я устала. Ты можешь понять? Устала!
— Если ты хочешь меня огорчить, можешь отказаться.
Она удивленно посмотрела на него.
— Ты что, на самом деле хочешь, чтобы я стала директором?
— Да, хочу. Мне будет приятно, что ты станешь жить полноценной жизнью.
— А по-твоему выходит, что сейчас я живу неполноценной жизнью?
— Выходит, так.
— Что-то я тебя не поняла. Может, объяснишь?
— Можно и объяснить. Мы прожили вместе уже много лет и я тебя хорошо изучил, мне понятны твои эмоции и чувства, желания, движения души и не только это. Однажды я поинтересовался у Димы, как ученики относятся к маме. Он ответил, что они без ума от тебя. Особенно девчонки старших классов. Ты представляешь, как школа обрадуется, если ты согласишься стать директором. У тебя много фантазий в работе. Ты детям нужна, а это многое значит. Я проучился в четырех школах и лишь об одном директоре вспоминаю с теплотой. Остальных я забыл. А забыл по простой причине — они не оставили о себе добрую память. Честно говоря, я завидую тому, что ты работаешь в школе. Постоянно общаться с детьми, видеть, как они на твоих глазах взрослеют, как у них рождается первая любовь, разве это не прекрасно? Зайти утром к первоклашкам в класс и сказать: «Доброе утро, дети мои!». Разве это не счастье? А когда войдешь к старшеклассникам, то через призму времени словно увидишь себя — юной, красивой, сидящей за партой… Да ради этого хочется жить и жить!
Он говорил так искренне и с таким вдохновением, что Настя невольно улыбнулась. Когда он замолчал, она грустно произнесла:
— Где бы мне найти такую школу, о которой ты такую сладкую песню спел.
— А ее, Настенька, не надо искать. Такую школу ты сама можешь сделать. Если бы я был учеником, я был бы счастлив видеть такого директора, как ты. Я хочу, чтобы ты согласилась стать им. Будет трудно — добрым словом помогу.
— Алеша, сейчас работать в школе стало намного сложнее, чем в наше время. Авторитет и престиж учителя давно упал…
— Позвольте, уважаемый мой учитель, с вами не согласиться! Свой авторитет учитель создает сам, своей любовью к ученикам, честностью и порядочностью… А если учитель не пользуется авторитетом, то…
Настя поверхностно слушала его. Мысли были заняты совсем другим. Да, она мечтала быть директором, чтобы школу сделать такой, какой ей хотелось, но несчастье с мужем выбило ее из колеи и она чувствовала усталость. Ей уже было не до школы. До нее донесся вопрос Алексея:
— Ну что, я убедил тебя?
— Убедил, но я не хочу, я устала работать.
Она посмотрела на настенные часы. Было около двенадцати ночи.
— Пошли спать, утро вечера мудренее.
Утром, провожая ее на работу, Алексей попросил, чтобы, возвращаясь домой, купила шампанское. Она поняла без слов, для чего шампанское, и усмехнулась.
— Ты уверен, что я соглашусь?
— Да, уверен.
Она поцеловала его в щеки, вышла. Пройдя немного по улице, обернулась. Алеша сидел у окна. «Я люблю тебя!» — в мыслях произнесла она и помахала ему рукой.
Настя сидела у себя в кабинете, когда зашел Виктор Трофимович и положил перед ней устав КПСС. Она вопросительно посмотрела на него.
— От начала и до конца выучить наизусть. Вам придется вступать в кандидаты КПСС.
— Виктор Трофимович, мы уже с вами разговаривали по этому поводу, и я однозначно ответила, что в партию вступать не буду.
— Без партийного билета, уважаемая Анастасия Александровна, директором школы вас не поставят.
— Но я не хочу быть коммунистом!
— Вы меня огорчаете.
— И потом… Я вышла из того возраста, когда вступают в партию!
— Это не комсомольская организация, где учитывается возраст. А в партию вам придется вступить. Согласие на должность директора дает райком КПСС. А если вы не член партии, то никто с вами не будет разговаривать. Поняли? Учите устав и программу партии. Думаю, за неделю вы управитесь. Если что непонятно, обращайтесь ко мне, помогу. Кроме этого, вам необходимо от коммунистов нашей школы взять три рекомендации. Одну даю я, а две обещали дать Иванова и Кудымова. На следующей неделе будет партийное собрание, и мы примем вас в кандидаты КПСС.
— Но я уже вам ответила: в партию вступать я не буду.
— Может, объясните причину?
— Пустые прилавки в магазинах, спаивание народа, война в Афганистане… Разве это не причина?
Такого ответа Виктор Трофимович явно не ждал. Некоторое время он молча обдумывал ее слова, потом спросил:
— А вы в меня как коммуниста верите?
— Вам верю, но речь не о вас. Я имела в виду руководство вашей партии.
— Тогда все нормально. Таких, как я, в партии миллионы. Я тоже недоволен руководством нашей партии, но это ничего не значит. В партии много честных людей.
— Допустим, я вступаю в партию. Как вы думаете, от этого я стану работать лучше?
— Когда у вас в руках будет партийный билет, будет больше ответственности.
— По-вашему выходит, что без партийного билета я работаю безответственно?
Директор был обескуражен таким вопросом и не знал, что ответить. Чтобы избежать дальнейшей полемики, в которой явно проигрывал, он примирительно произнес:
— Хорошо. Неволить вас не буду. Вопрос о вступлении в партию оставим открытым. Я сегодня поговорю с секретарем райкома, может, он согласится утвердить вас и беспартийной в должности директора школы.
Вечером, придя домой, Настя рассказала, как директор школы агитировал ее вступить в партию. Алексей, задетый тем, что жена нелестно отзывается о партии, спросил:
— А почему ты недовольна партией?
— Можно подумать, что ты доволен, — в таком же тоне ответила она.
Между ними вспыхнул спор, который закончился обоюдным молчанием. Больше трех часов они не разговаривали друг с другом. За всю совместную жизнь это была самая продолжительная размолвка. Первой не выдержала Настя и пошла на примирение.
— Алеша, пойдем прогуляемся. На улице так хорошо.
— Не хочу.
Она села рядом, положила голову ему на плечо.
— Тогда давай просто так посидим.
Он хотел отодвинуться от нее, но она удержала:
— Алешенька, не надо на меня сердиться. У меня и так на душе муторно.
На следующий день у парадного входа Настю ждал директор школы.
— Доброе утро, Виктор Трофимович.
Он молча кивнул, взял ее под руку.
— Анастасия Александровна, вчера я был у первого секретаря Ленинского райкома партии Егорова и разговаривал по поводу вас. Он пригласил вас на беседу. Только убедительная просьба: когда речь пойдет о причине вашего отказа вступать в партию, в своих высказываниях, пожалуйста, будьте осторожны. Не забывайте, кто ваш собеседник, чтобы после вашего разговора не было чреватых последствий.
— Но я не член партии, и мне нечего бояться вашего Егорова!
— Его надо бояться. В пределах нашего района в его руках сосредоточена вся власть. Без его одобрительного слова вас директором школы не поставят.
— Если это так, то от должности я отказываюсь.
— Уже поздно. Вся школа знает, что вы согласились стать директором.
— Как же я стану директором, если ваш первый скажет нет?
— Он этого не скажет.
— Почему?
— При виде такой очаровательной женщины у него не повернется язык сказать «нет».
Виктор Трофимович по-отечески добродушно улыбнулся ей.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, я пойду на беседу. Как его звать?
— Евгений Петрович.
До начала урока оставалось немного времени, и Настя, взяв журнал, пошла в класс. Войдя в 10-А, увидела лица детей, невольно вспомнила слова мужа: «Войдешь к старшеклассникам и через призму времени словно увидишь себя. Разве это не счастье?» Ребята, увидев улыбку на лице завуча, восприняли ее по-своему, и кто-то спросил:
— Анастасия Александровна, вы будете у нас директором?
Ребята с напряжением ждали ответа.
— А вы этого хотите?
— Да! — раздался дружный ответ.
Она села и, продолжая улыбаться, тепло посмотрела на них. «А ведь Алеша прав. Смотришь на них и видишь себя».
— Я бы, ребята, согласилась быть вашим директором, но… — она замолчала, открыла журнал. — Но когда вижу ваши оценки, у меня пропадает всякое желание.
— Анастасия Александровна, — подал голос Вася Жемчужников, — вы только согласитесь, а мы за один день все двойки исправим.
— Если это так, начнем с тебя. Прошу к доске.
В классе раздался смех. Вася, понурив голову, вышел к доске и через минуту получил двойку. Настя посмотрела на ребят. Те, опустив головы, старались избежать ее взгляда.
— Кто еще хочет, чтобы я стала директором? Выходите к доске, будете отвечать.
Весь класс встал и вышел к доске.
В райкоме партии, поднимаясь на третий этаж, Настя удивилась той тишине, которая царила в здании. Чинно и степенно передвигались люди. Ни шума, ни крика, к которому она привыкла. Тишь и благодать. Навстречу ей шли две молодые женщины. Холеные и довольные, тихо разговаривая между собой, прошли мимо нее. На третьем этаже на всю длину коридора лежала ковровая дорожка. В приемной первого за пишущей машинкой сидела молодая, слишком размалеванная девушка. Прекратив печатать, она вопросительно посмотрела на посетительницу.