Анатолий Калинин - Товарищи

Рядом с Шевелери стоял возле танка другой генерал, в гладкой, короткой шинели, в меховых унтах. На воротнике у него ярко пунцовели петлицы, а на груди черный орел нес в когтях свастику.

— Все-таки, господин фельдмаршал, снайперы могут нащупать, — с беспокойством заметил ему генерал Шевелери.

— Вы же сами сказали, что здесь их не может быть, — возразил ему фельдмаршал. Но в люк танка он вскоре все же полез первым, высоко подбирая полы своей шинели, чтобы не запачкать их машинным маслом.

Внутри танка вонь дизельного топлива смешивалась с вонью краски и горячей резины на электропроводке. Скорчившись, прилип к рации радист. К свету вольфрамовых ламп прибавлялся ручеек дневного света, сочившийся снаружи через смотровую щель.

В рамке ее видна была белая с редкими оттепельными проталинами степь. Отлого спускаясь в балку, она выходила к хуторам. Фельдмаршал поднес к глазам большой цейсовский бинокль, рассматривая игрушечные синие фигурки, смутно мелькавшие среди протянувшихся за балкой садов.

— Слепая и неуклюжая машина танк, — сказал он, с раздражением опуская бинокль. — Предвижу ее близкий конец.

— И нам придется уходить в отставку, — с учтивой веселостью подхватил Шевелери.

Но фельдмаршал его шутку отклонил.

— Прикажите вызвать по рации генерал-лейтенанта Штайнера.

Склоняясь над рацией, радист простуженным голосом стал повторять:

— «Бреслау», я — «Тироль», «Бреслау», я — «Тироль».

— Командир дивизии «Викинг» у аппарата, — доложил он, привставая и пригибая голову под низким стальным сводом.

— Докладывайте, Штайнер, — наклоняясь к микрофону, приказал фельдмаршал.

— Они уже проходят Иванов и Любимов, — раздался из динамика рации отрывистый, перемежаемый треском голос. Вместе с ним внутрь танка ворвался гул.

— Откуда артогонь? — нахмуриваясь, спросил в микрофон фельмаршал.

— Это у левого соседа.

— Ни единого выстрела. Лучше прикройте левый фланг.

— Я приказал выставить еще две батареи.

Фельдмаршал помедлил.

— Этого мало.

— Я полагал… — Отвечавший ему голос, вдруг сразу куда-то проваливаясь, совсем исчез.

— Мало, генерал-лейтенант Штайнер, — повторил фельдмаршал. Шевелери увидел, как у него дернулась матово выбритая щека. — Не следует полностью рассчитывать на их беспечность. — Шевелери показалось, что маленькие холодные молоточки стучат по его черепу, он поежился. От стенок танка в самом деле веяло арктическим холодом. «Как в склепе», — подумал Шевелери.

— Вы свободны, Штайнер, — сказал в микрофон фельдмаршал и, разворачивая на большом планшете карту, стал водить по ней узким ногтем.

— Время завязывать? — дыша возле его уха, спросил Шевелери.

— Да, — тщеславно подтвердил фельдмаршал, подумав о том, что выношенный им лично план контрудара по зарвавшейся казачьей коннице противника был утвержден в ставке без всяких изменений. Зная об этом, Шевелери рассчитывал, что его замечание не пропадет бесследно. И хоть немного оно должно будет рассеять тот холодок отчужденности, которым всегда окружал себя в своих отношениях с подчиненными фельдмаршал Лист. Он принадлежал к плеяде генералов, начавших с головокружительной быстротой всходить по лестнице военной карьеры в 1933 году. Офицеры старого рейхсвера относились к таким генералам с неприкрытой иронией, но молниеносный балканский поход не только упрочил военную репутацию Листа, но и принес ему славу. Он стал пользоваться неограниченным доверием фюрера, и после того, как фон Манштейн был брошен на помощь окруженной в Сталинграде 6-й армии Паулюса, назначен командующим всеми немецкими войсками на Северном Кавказе. Ему поручили кардинально выправить положение, фактически уже приведшее к распаду германского фронта на юге на два изолированных крыла. — И вам, генерал, предстоит завязать этот мешок, — значительно взглядывая на Шевелери, с меньшей сухостью добавил фельдмаршал Лист. — Разумеется, конечная задача этого контрудара шире. Нас интересует не частный успех. Уничтожив кавалерийскую группировку, мы возвратим себе контроль над дорогой Тихорецк — Сталинград. Но это также и вопрос престижа. Вам уже приходилось встречаться с казаками, генерал?

«Знает?» — встречно взглянув на бесстрастное лицо фельдмаршала Листа, спросил себя Шевелери. Ему почудился в словах Листа намек. Но лицо у фельдмаршала продолжало оставаться серьезным. «Нет», — с облегчением заключил Шевелери.

— Еще не приходилось, господин фельдмаршал, — ответил Шевелери, вдруг опять ощутив знакомую ноющую боль в ногах. Холод, исходивший от стальной брони танка, пронизывал их. Ревматические ноги опять стали напоминать ему о себе. С тех пор как под Лепилиным командир 13-й танковой дивизии генерал Шевелери лишился своего старого денщика, он забросил и ежевечерние процедуры перед сном. Никто другой, как Курт, с которым Шевелери начинал войну на Западном фронте, не смог бы так растереть простуженные ноги генерала сперва спиртом, а потом анестезирующей мазью и так укутать их на ночь верблюжьим одеялом.

— Казаки — не только упорный противник, — сказал фельдмаршал. — Основное их преимущество в том, что они столько же кавалерия, сколько и пехота. В седле они кентавры, а спешиваясь — превращаются в не менее грозных солдат. У них это называется: пластуны. Но на этот раз им, кажется, не должно будет помочь ни то, ни другое.

Правую щеку фельдмаршала все время подергивал тик. Одна сторона лица кривлялась и прыгала, в то время как другая оставалась совершенно неподвижной. Иногда у Шевелери появлялось ощущение, что фельдмаршал Лист подмигивает ему. С чувством неловкости Шевелери отводил глаза.

— А теперь, генерал, еще раз посмотрим, где будет лучше всего затянуть петлю.

Они вылезли из танка и по ходу сообщения стали спускаться в лощину. Справа и слева балки расстилалась степь. Солнце, поднимаясь над нею, продиралось сквозь синие ветви тернов, за которыми маячили хутора. По склону стояли в капонирах «хеншели», окрашенные под цвет снега. Танкисты в кожаных шлемах и в комбинезонах, согреваясь, переступали с ноги на ногу, похлопывали кожаными рукавицами, толкали плечами друг друга. Двое офицеров возле крайнего «хеншеля» цедили слова, не выпуская изо рта папирос:

— Чертовски крепкий табак, Вилли, у меня от него не только в горле дерет. — Танкист в откинутом на шею шлеме сплюнул на снег желтую слюну.

— Это называется ма-хор-ка, — пояснил ему товарищ. — Благодари наших интендантов, которые умудрились оставить в Белой Глине русским табачный паек всего фронта. — Высокий и широкоплечий, он стоял, привалившись к танку спиной.

Движение пробежало среди танкистов, когда отрывистый голос прокричал в морозном воздухе слова команды. Они колыхнулись и стали выстраиваться в шеренгу впереди своих машин.

— Что там такое, Бертольд?

— По-моему, к нам направляется начальство.

— Один из них наш генерал, а другой…

— Я слышал в штабе полка, что должен был прибыть фельдмаршал Лист.

Фон Хаке пошел к ним навстречу.

— Обрати внимание на его лицо.

— Оно не бывает веселым с того дня, как его понизили в чине.

— Говорят, на нем отыгрались за поражение в Лепилине.

— Вполне возможно. Из командиров полков он был единственный, кто поставил под сомнение блистательный замысел нашего генерала.

— И за это он теперь расплачивается как непосредственный виновник неудачи.

Майор фон Хаке быстрыми шагами шел по ходу сообщения навстречу фельдмаршалу Листу и генералу Шевелери, вскидывая правую руку.

— Командир четвертого танкового…

— Почему не рассредоточены машины? — перебил его фельдмаршал.

Лицо у фон Хаке, побледнев, стало почти таким же бесстрастным, как у фельдмаршала Листа. «Но у Хаке больше видна порода», — подумал Шевелери.

— Я строго придерживаюсь карты штаба дивизии, — холодно ответил фон Хаке.

— На которой указана только общая схема. — Вставил генерал Шевелери. — В остальном я полностью полагаюсь на опыт командиров полков.

«Старая лисица», — встречаясь с ним взглядом, подумал фон Хаке.

Пропуская фельдмаршала и генерала вперед, он пошел вслед за ними.

Фельдмаршал Лист шел расслабленной, старческой походкой, приподняв костлявые плечи. Короткая и широкая шинель висела на нем.

— Фюрер недоволен нашими последними потерями в танках, — шагая впереди, продолжал фельдмаршал. — К тому же мы не успеваем эвакуировать подбитые машины. В Минеральных Водах бросили сорок эшелонов с военными грузами, в Белой Глине — десять. Фюрер приказывает сжигать все, вплоть до последнего зерна и последней доски. На месте оставляемых сел и городов должна оставаться только зола.

Равнодушным взглядом он скользнул по шеренге танкистов, застывших возле машин, и, раздвинув ветви терновника, стал рассматривать балку. Генерал Шевелери тронул фон Хаке за плечо.