Энтони Дорр - Весь невидимый нам свет
Сегодня субботнее утро, начало марта. Внук Мишель вывел ее прогуляться в ботанический сад. Воздух искрится инеем. Мари-Лора идет, выставив перед собой трость, ветер отдувает вбок редеющие волосы, сверху колышутся голые ветки, и она воображает, будто это колонии португальских корабликов плывут, покачивая ловчими щупальцами.
Лужи за ночь затянуло льдом. Когда Мари-Лора находит тростью такую лужицу, она нагибается и поднимает пластину льда, стараясь ее не сломать. Как будто подносит линзу к глазам. Потом аккуратно кладет обратно.
Мальчик терпелив, поддерживает ее под локоть, только когда это и впрямь нужно.
Они доходят до зеленого лабиринта в северо-западном углу сада. Тропинка идет вверх, все время сворачивая влево. Пройти немного, отдышаться. Пройти еще немного, отдышаться. Вот и вершина холма. Мишель усаживает Мари-Лору на узкую скамейку в старой беседке и садится рядом.
Больше тут никого нет. То ли слишком холодно, то ли слишком рано. Мари-Лора слушает, как ветер шумит в ажурном переплетении беседки. Вокруг — лабиринт живых изгородей, внизу сонно рокочет субботний Париж.
— Тебе ведь через неделю исполнится двенадцать, да, Мишель?
— Наконец-то!
— Ты так торопишься повзрослеть?
— Мама сказала, с двенадцати мне можно будет водить мопед.
— А, — смеется Мари-Лора. — Мопед.
Под ее рукой на скамье — миллиарды крохотных корон и диадем инея, ошеломляющая сложность морозных узоров.
Мишель прижимается к ее боку и затихает. Слышно только, как движутся его руки и щелкают кнопки.
— Что это за игра?
— «Варлордс».
— Ты играешь с компьютером?
— С Жаком.
— А где Жак?
Мальчик целиком занят игрой. Не важно, где Жак; Жак — в игре. Мари-Лора сидит, упершись тростью в гравий, мальчик лихорадочно жмет на кнопки. Через некоторое время он ойкает, и телефон издает прощальное чириканье.
— У тебя все в порядке?
— Он меня убил. — Мишель постепенно возвращается в обычный мир. — Жак, в смысле. Я убит.
— В игре?
— Да. Но всегда можно начать снова.
В саду ветер сдувает с деревьев иней. Солнце греет тыльную сторону ладоней, под боком теплый внук — Мари-Лора целиком ушла в эти ощущения.
— Бабушка, а ты чего-нибудь хотела в подарок на двенадцать лет?
— Да. Книгу Жюль Верна.
— Ту, которую мне мама читала? Ты ее получила?
— Да. В некотором смысле.
— В ней очень много сложных названий рыб.
— Да, и еще кораллов и моллюсков, — говорит Мари-Лора со смехом.
— Особенно моллюсков. Чудесное утро, правда, бабушка?
— Замечательное.
Внизу на дорожках разговаривают люди, ветер в живой изгороди поет торжественный гимн, у входа в лабиринт потрескивают большие старые кедры. Мари-Лора воображает электромагнитные волны, которые входят в телефон Мишеля и выходят из него, примерно как описывал Этьен, только с тех пор их стало в тысячу, а то и в миллион раз больше. Потоки эсэмэсок, реки мобильных разговоров, телевизионных программ, электронной почты текут под домами и над домами, проходят между зданиями, между ретрансляторами в тоннелях метро и на фонарных столбах, между антеннами на крышах; реклама супермаркетов и печенья с двухслойной начинкой несется на космическую орбиту и обратно на Землю, десять тысяч «Я по тебе скучаю», пятьдесят тысяч «Я тебя люблю», оскорбления политикам, напоминания о встречах, реклама украшений, реклама кофе, реклама мебели и биржевые сводки летят невидимо над лабиринтом парижских улиц, над полями сражений и солдатскими кладбищами, над Арденнами, над Рейном, над Бельгией и Данией, над тем вечно меняющимся ландшафтом, который мы называем странами. И так ли трудно поверить, что души странствуют теми же путями? Что ее папа, и Этьен, и мадам Манек, и немецкий мальчик по имени Вернер Пфенниг летят в стаях, как цапли, крачки, скворцы? Что караваны душ невидимо проносятся наверху и, если хорошенько прислушаться, их можно услышать? Они летят над крышами, вдоль тротуаров, проходят сквозь твое пальто, рубашку, грудину и легкие и мчат дальше; воздух — библиотека и патефонная пластинка всякой прожитой жизни, всякой прозвучавшей фразы, и в нем по-прежнему отдаются все когда-либо сказанные слова.
Каждый час, думает она, из мира уходят люди, помнящие войну.
Мы возродимся в траве. В цветах. В песнях.
Мишель берет ее под руку, они спускаются по тропинке к воротам на улицу Кювье. Мари-Лора проходит одну канализационную решетку, две, три, четыре, пять, а перед входом в свой дом говорит:
— Можешь оставить меня здесь, Мишель. Дорогу сам найдешь?
— Конечно.
— Тогда до следующей недели.
Он целует ее в обе щеки:
— До следующей недели, бабушка.
Она слушает его шаги. Наконец они затихают, остается лишь шуршание шин, лязг трамваев и быстрая поступь озябших пешеходов.
Благодарности
Я глубоко признателен Американской академии в Риме, Комиссии по искусству штата Айдахо и мемориальному фонду Джона Саймона Гуггенхайма. Спасибо Франсису Жеффару, который впервые привез меня в Сен-Мало. Спасибо вам, Бинки Урбан и Клер Рейхилл, за ободрение и доверие. И особое спасибо Нэн Грэм, которая ждала десять лет, а потом не пожалела для этой книги своей любви и многих часов редакторского труда.
Мне очень помогли книги «И стал свет» Жака Люссейрана, «Kaputt» Курцио Малапарте, «Лесной царь» Мишеля Турнье и «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!» Ричарда Фейнмана («Он починил приемник силой мысли!»); Корт Конли, регулярно присылавший в мой почтовый ящик тщательно отобранный материал, первые читатели Хол и Жак Истмены, Джессика Сакс, Меган Твиди, Джон Силверман, Стив Смит, Стефани Неллен, Крис Дорр, Марк Дорр, Дик Дорр, Мишель Мурамбль, Кара Уотсон, Честон Кнапп, Мег Стори и Эмили Форленд, а особенно мама, Мерилин Дорр, которая была моим доктором Жеффаром и моим Жюль Верном.
Больше всего я благодарен Оуэну и Генри, которые прожили с этой книгой всю свою жизнь, и Шауне, без которой ничего бы этого не было и на которой все держится.
Сноски
1
Stardust — песня, написанная Хоуги Кармайклом в 1927 г., исполнялась почти всеми великими джазовыми исполнителями. Stormy Weather — песня Гарольда Арлена и Теда Келера, написанная в 1933 г. In the Mood — песня Джо Гарленда, ставшая хитом Гленна Миллера. Pistol-Packin’ Mama — песня, написанная Алом Декстером в 1943 г.; в 1944-м ее записали Бинг Кросби и сестры Эндрюс. (Здесь и далее прим. перев.)
2
8,8-cm-FlaK, известное также как «Восемь-восемь» (нем. «ахт-ахт»/Acht-acht) — германское 88-миллиметровое зенитное орудие, находившееся на вооружении в 1928–1945 гг.
3
«На Влтаве, на Влтаве, где солнце золотое светит» (нем.). Австрийская народная песня.
4
Милая (фр.).
5
Амбротип — один из ранних видов фотографии на стеклянной пластинке.
6
Прачечная, булочная (фр.).
7
Восторг (фр.).
8
Приношу извинения (фр.).
9
Здесь и далее цитаты из «Двадцати тысяч лье под водой» приведены в переводе Н. Яковлевой и Е. Корша.
10
Немецкий хлеб из ржаной муки грубого помола.
11
Август Хайссмайер (1897–1979) — начальник Главного управления СС, генеральный инспектор учреждений национал-политического образования (НАПОЛАС).
12
Слава богу! (фр.)
13
Это не взаправду (фр.).
14
Дворец (фр.).
15
Я этим больше не занимаюсь (фр.).
16
Юнкерс Ю-87 «Штука» — немецкий пикирующий бомбардировщик времен Второй мировой войны.
17
Один народ, одно государство, один вождь (нем.).
18
Занимать (фр.).
19
Горные деревушки (фр.).
20
Здесь и далее цитаты из «Путешествия натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“» приведены в переводе С. Л. Соболя.
21
Фридрих Гёльдерлин. «Смерть за Родину». Пер. С. Апта.
22
Смотритель винного подвала (фр.).
23
Добрый вечер (фр.).
