Юность дедов наших - Дмитрий Алексеевич Кучеренко

— Здравствуй, Нина. Как поживаешь? — чуть не вслед ей крикнул Николай, — от супруга твоего новостей нету?

Девушка остановилась, обернулась, подошла вплотную к Николаю и с укором посмотрела ему прямо в глаза.

— Как же не быть-то? Есть, конечно, — протянула механику типографский бланк с печатью.

— Что это?

— Весточка, — Нина чуть не разрыдалась, но сглотнула ком в горле и продолжила язвительно, — только он сам, видишь, не смог написать. Закопали его. Вот командиры оповестили. Пишут, что нет у Вас больше мужа. Живите сами.

— Ты не переживай, — попытался успокоить её Николай, — война, что же поделаешь, надо жить как-то.

— Ничего не поделаешь? — сверкнула глазами Нина, — друга твоего закопали, а ты здесь, живой и здоровый, с пацанами на рыбалку ходишь. Много наловили?

— Я же не прятался, — попытался оправдаться Николай, — меня председатель в приказном порядке оставил механиком. Броню сделал.

— Ну, да. У мужа моего брони не было, вот его и пристрелили, а ты броневой, — Нина хлопнула Николая по плечу, — тебя пуля не берёт.

С этими словами девушка тихо заплакала, прикрыв рот руками, развернулась и ушла таким же быстрым шагом.

Николай на секунду о чем-то задумался, затем со злостью закинул в кусты удочку, бросил карпов на дорогу и ушёл, ни слова не говоря, в другую сторону.

— Вот дурная, — буркнул Санька, направляясь за удочками в овраг, — Николай-то при чём, он что ли мужа её убил?

— Горе у неё, понимаешь? — сказал Василь, поднимая карпов, — она не знает, что теперь с этим делать, вот и делится со всеми, кого встретит, как умеет. Одной тяжело такое в себе носить.

— Сейчас всем тяжело. Вот она поделилась, а у нас теперь, похоже, механика не будет. Чую я, пошёл он вещи собирать.

Нина вошла к себе в дом. В комнате на полу возился с нехитрыми игрушками пятилетний мальчик Вовка, её сын. Девушка сняла косынку и села за стол с пустым взглядом. Вовка подошёл и заглянул ей в глаза.

— Ты злишься, мама?

Она погладила сына по голове, посадила к себе на колени, обняла его и грустно улыбнулась:

— Нет. С чего ты взял? Просто дура мамка у тебя.

— Почему?

— Хорошего человека ни за что обидела.

Николай вернулся домой в раздумьях. Его мама, тётя Аня, женщина сорока пяти лет, вдова. Бодрая и решительная в поступках, правдоруб, не уверенные в себе мужики просто меркнут на её фоне. В домашних делах никогда ни у кого помощи не просила. Гвоздь забьёт и крышу перекроет. Сейчас она суетилась у печи.

Николай окинул взглядом комнату, посмотрел на мать, повесил кепку на гвоздь у двери, прошёл к сундуку и достал из него вещмешок. Тётя Аня продолжала свои дела.

— Сегодня на ферме коров забивали, — сказала она, — так мы с бабами потроха разобрали и перемыли. Хоть не мясо, но всё равно картошка не пустая получилась.

Тётя Аня поставила на стол чугунок с ужином и только сейчас заметила, что сын куда-то собирается.

— Ты куда намылился, в район опять, за железками?

Николай сел на лавочку и швырнул на пол вещмешок.

— Не могу я так больше, мам.

— Что случилось-то?

— Мужики воюют, а я здесь. Вон Нине только что похоронка пришла. Стыдно ей в глаза смотреть было. Правильно она мне высказала. Может, если бы мы все, у кого бронь, упёрлись, так и отбились уже. Октябрь скоро, а просвета не видать.

— Так и хлеб растить надо. Кто их всех кормить будет, бабы с пацанами? У нас уже ноги не ходят, от зари до зари на работе, а надо успеть и свой огород обработать.

— Я не об этом, — попытался вставить слово Николай.

— А я об этом. На трудодень ничего не дают, всё на фронт. Ты решил меня совсем одну оставить?

Николай встал и подошёл к матери.

— Воевать пойду. Только не ругайся и не уговаривай. Так надо.

Тётя Аня присела на стул и вздохнула:

— Не буду уговаривать. Иди, раз собрался. Может, ты и прав, надо всем вместе упереться.

У председателя с ним состоялся тоже нелёгкий разговор. Тот метался по кабинету как тигр в клетке:

— Еще раз говорю, что не обязательно тебе сейчас идти. Справляются пока. Будет необходимость, то и меня, и старого Мирона призовут, — председатель остановился и спросил, опершись на рабочий стол, — на кого технику оставляешь? На пацанов? Знаешь ведь, что ситуация хреновая. Рухлядь работает, а план вынь да положь.

— Ну, чего ты, Андрей Егорович, рисуешь такой ужас страшный? Пацаны эти, как ты говоришь, лучше меня трактора знают, потому как интересно им это пока. Не приелось, — возразил Николай, — справятся.

Председатель расстроенно покачал головой:

— Зря ты едешь сейчас. Там бои сильные. Я в районе слышал, что отступают наши по всем фронтам, может, переждёшь?

— Ну вот, а говорил, что справляются. Люди хоть в глаза ещё не говорят, но за спиной шепчут. Вон Нине похоронка пришла, а я здесь.

— На тот свет не опоздаешь. Подумай ещё раз, пока не поздно, хорошо подумай.

— Не рви душу, поеду я, — отрезал Николай.

Санька с Василём смотрели в след подводе, которая увозила их товарища куда-то в неизвестность, так же как их отцов недавно увезла районная полуторка. Что будет дальше — никто не знал. Только ощущение невозместимой потери, пустоты, бессилия перед непреодолимыми обстоятельствами возрастало всякий раз, когда очередной призывник отправлялся туда, откуда ещё никто не возвращался.

Нина шла по улице с ведром воды, левой рукой придерживая ворот телогрейки. Ноябрь вступал в силу. Промозглый ветер и мелкий моросящий дождь били в лицо, заставляя отворачиваться в сторону. Навстречу Нине быстрым шагом шла к себе домой тётя Аня.

— Здравствуй, Анна, — попыталась начать разговор Нина, но та прошла мимо, даже не повернув головы. Подошла к своей калитке, отворила её и прошла дальше в дом, не желая и видеть того, кто надоумил её сына без необходимости уйти на войну.

Нина молча смотрела ей в след, понимая, что Анна имеет полное право на неё обижаться, даже ненавидеть. Она миллион раз пожалела о той минутной слабости, когда обвинила Николая в том, что он живой, а муж её погиб. Конечно, Николай здесь ни при чём. Сердце сжималось каждый раз, когда она вспоминала это всё.

— Здорова, Нина, — раздался голос подошедшего Мирона, — ты Анну не видала?

— Видела, — ответила девушка, — она только