Павел Яковенко - Первомайский
Пока он решал эту проблему, Донецков остановил машину и приказал тащить пушку вручную. Бойцы поднапряглись и потянули орудие волоком. Расчет Волкова был направлен налево от дороги, а три остальных — направо. Туда отправился руководить сам Зарифуллин, а налево отправил Витю. Наверное, больше одного орудия он ему доверить не мог, а может, не хватило места. Поддубный не возражал: наконец-то он получил совершенно самостоятельную задачу.
По ходу дела к Вите приблизились три омоновца.
— Ну что, артиллерия, а вы стрелять-то умеете? — без обиняков начал беседу один из них.
Витя скорчил оскорблённую физиономию.
— Да ты не обижайся! Просто кто только нас не долбил: и артиллерия, и авиация. Нам больше чем нохчам достаётся!
Витино лицо приобрело скорбное выражение.
— Вы-то хоть нас пощадите. Наверное, мы вдоль этой дороги наступать будем. Расчистите нам место для броска. Особенно вон тот блок-пост доверия не внушает.
Поддубный посмотрел в указанном направлении, и действительно, в туманной дымке смог разглядеть что-то похожее на стены оборонительного сооружения; но полной уверенности у него не было. Но Витя искренне пообещал сделать всё от него зависящее; он и в самом деле так поступил бы в любом случае, так как считал это своим долгом. И «ответ держать перед своей совестью» тоже не было для него пустым звуком. Омоновцы ему понравились: у них были честные, открытые лица. Поддубный попытался проследить взглядом, к какому автобусу они вернутся, чтобы определить откуда они приехали, но это ему не удалось: его собеседники направились к БРДМу.
Первомайский в бинокль выглядел вымершим. Поддубный отметил ухоженный вид построек, скамеечки у ворот. Над крышами покачивались антенны: у кого-то посовременнее — направленные, у кого-то старые — круглые. Скорее всего, там жили старики, они обычно не очень любят новшества.
Стрельба предстояла явно с прямой наводки. На кафедре штудировали стрельбу с закрытых огневых позиций, но на действительной службе лейтенанту таким способом стрелять не приходилось ни разу — даже миномёты стреляли с полупрямой. Витя представил себе на минутку, как Карабут будет производить вычисления и вводить поправки, и его передёрнуло: прямая наводка была единственно возможным выходом.
Слегка осмотревшись, Поддубный начал распоряжаться. Во-первых, он приказал расчистить сектор обстрела. Лисицын получил большую сапёрную лопату и с унылым видом поплёлся махать ею. Во-вторых, надо было выкопать окопы прямо в земляной насыпи. В-третьих, вырыть землянку для личного состава. В-четвертых, почистить снаряды от смазки. А вот Серый — он получил гораздо более ответственное задание, чем все предыдущие. Волков осмотрел его вдоль и поперёк на предмет соблюдения им жалостливого, сразу вызывающего желание чем-то помочь, вида, и остался удовлетворён.
— Подай голос, — скомандовал он Серому.
— Помогите, люди добрые! Сами-то мы не местные…, - затянул тонким срывающимся голоском Серый.
— Достаточно, — ухмыльнулся удовлетворённый сержант. — Пошёл!
И Серый, поминутно кашляя, словно чахоточный, (а может и правда чахоточный?), побрёл в сторону автобусов, обременённый своей миссией как пудовой гирей. А на позицию забрёл Логман Байрамов.
— Ты чего тут делаешь? — удивился Поддубный.
— Меня Зарифуллин сюда отправил, чтобы я там не мешался; а в машине сидеть я уже не могу — надоело до чёртиков, — честно ответил правдивый Логман.
— А-а, — протянул Витя, — ну, тогда копай себе окоп. Я себе тоже сам копать буду.
Вскоре Витя обратил внимание на отсутствие ваучеров. «Пьют, наверное, где-нибудь», — сразу решил он. — «Ох, ну и замечательно. Пусть только подольше здесь не появляются». Подвыпивший ваучер был страшен, и не столько врагу, сколько собственным войскам. Если со срочниками «пиджаки» ещё могли проводить определённую работу, а самые лучшие даже руководить по полной программе (как, Колька Лебедев, например — он ухитрился получить звание лучшего взводного за прошлый год, и, насколько Поддубный его знал, совсем не за красивые глаза), то заматерелый контрактник ставил лейтенанта-двухгодичника явно ниже себя в табели о рангах. В то же самое время, чем больше свирепствовали ваучеры, тем больше солдаты тянулись к молодым лейтенантам, по всей видимости, подсознательно оправдывая гипотезу, что «враг моего врага — мой друг». Но, вообще-то, отношения были сложные и запутанные.
Дождавшись, пока Шиганков в изнеможении оставил лопату, Поддубный подхватил выпавший из усталых рук инструмент и принялся оборудовать для себя личное укрытие. Заставлять делать это усталых солдат ему было попросту стыдно. «Пусть это не работает на мой авторитет», — решил он, — «зато сработает на чистоту моей совести». Хотя как сказать… Чем он, этот авторитет, зарабатывается на самом деле.
Задача оказалась неожиданно трудной. Хотя насыпь копалась легко, сложность оказалась совсем в другом: если с фронта земля хорошо укрывала человека, то спина оставалось незащищённой. Ведь справедливости ради надо признать, что не окоп вовсе, в теоретическом понимании этого слова выкопал Витя, а всего-навсего выемку в насыпи, неплохо защищавшую от фронтального огня, и плохо защищавшую сзади. А Поддубный совсем не был уверен, что у радуевцев нет минометов, нет; скорее, он был уверен как раз в обратном. И проблема открытой спины, при перелёте мины через насыпь и разрыве вблизи огневой позиции, становилась более чем актуальной. Честно сказать, лейтенанту так и не удалось решить эту проблему — знаний не хватило, наверное.
Пока Витя и примкнувший к нему Логман корячились со своими «окопами», вернулся Серый, сияющий как блин. В охапку он тащил сайку хлеба, печенье, конфеты, кусок сыра и что-то ещё — очень соблазнительное. А главное, он принёс сигареты! Не какую-нибудь пошлую «Приму», а самый настоящий «Космос»!
— Давай сюда! — сразу подскочил к нему Волков, — разделим.
Делил он как Алиса в толпе Базилио: «Это — мне, это — тебе, это — мне, а это опять мне…», так что расчет остался весьма недоволен, но давился от злости молча, дабы не получить по рогам. Ни Поддубный, ни Байрамов не курили, поэтому им было наплевать на происходящее. Стихийно сели обедать (или ужинать). Расчет, под мудрым руководством сержанта Дынина (большого друга сержанта Волкова), пытался развести костер, но что-то ничего не получалось. Они, видите ли, хотели соорудить его из местной растительности, а она гореть упорно отказывалась. Сержант Дынин числился во взводе управления, а так как за ненадобностью оный взвод де-факто был расформирован, то числящийся в нём личный состав попросту отправили для усиления орудийной прислуги и прочей помощи.
Подошёл Донецков с инструментами: плоскогубцами, отверткой, нитками и пластилином.
— Будем выверять ваше орудие для стрельбы прямой наводкой, — сказал он.
Поддубный этого делать не умел, и был искренне благодарен капитану за помощь. При этом он запомнил весь порядок работы, убедившись, что ничего сложного в данном процессе нет. Донецков подбадривающе похлопал Виктора по плечу и удалился куда-то в тыл.
Вскоре пришел Зарифуллин. Серьёзный командир батареи принёс новость, внесшую некоторое разнообразие и в без того разнообразный день: приехал с колонной командир дивизиона майор Бабаян и привёз кухню(!), снаряды и взрыватели.
— Да, Витя. Присмотри, пожалуйста, за связью: телефоны, кабели, то, сё, ну, в общем, ты понял. Они в машине у Гарри, — добавил, уже уходя, Рустам.
Слово «пожалуйста» Витю в заблуждение не ввело — это был приказ. Поддубный внутренне содрогнулся, добавление новой головной боли его, естественно не обрадовало. Гарри, в миру сержант Гарифуллин, плохо говорил по-русски, как-то невнятно, но был здоровым, крепким, и к радости начальников, весьма исполнительным человеком. Да плюс ко всему малопьющим. Напился в части он только однажды, но этот день многие запомнили надолго: пришедший от какой-то старой обиды в ярость, Гарри принялся крушить и без того убогую казенную мебель в древесные отходы и металлолом, причем его несчастные собутыльники давно уже пребывали в ауте; скручивала Гарри вся его рота, причем многим потом строем пришлось идти в бригаду к дантисту, и с тех пор этому Гаргантюа наливать остерегались. Хорошо, что он сам не просил, а то отказать ему было бы весьма затруднительно.
Витя надеялся, что положительные качества Гарри упростят его новую задачу. Нужно было просто сказать ему, чтобы он свалил всю аппаратуру в кучу, и приглядывал за ней. (Хотя зачем это нужно Гарри? Он человек маленький…).
Тем временем, Бабаян построил батарею и начался «разбор полётов». Во-первых, с комдивом приехала ещё толпа контрактников (оказывается не все «герои» отправились «освобождать» Первомайский сразу) — Витя тихо охнул. Во-вторых, Бабаян заметил, что часть личного состава стоит без ремней. Последовал вполне законный вопрос: «Где ремни?». В-третьих… А вот в третьих было уже действительно серьёзно и погано. Только теперь до Вити дошло, какую глупость он сделал, выдав каждому бойцу штык-нож. К этому моменту успело исчезнуть уже около десятка (не одному Поддубному они нравились; и припомнилось Вите подозрительно мужественное поведение сержанта Узунова на ледяном ветру). Бабаян рассвирепел.
