Александр Лукин - Прерванный прыжок
Майор Геттель осекся на полуслове. Немецкий солдат, к тому же поляк по национальности, никак не мог бы позволить себе сесть за офицерский стол, даже если бы его позвали. Но подобной фамильярности не потерпит и кадровый английский офицер! А только им в представлении Геттеля и был обер-лейтенант Пауль Зиберт!
Значит… Значит, Зиберт не агент Интеллидженс сервис! Но в таком случае кто же он? Неужели советский разведчик?! В глазах Геттеля мелькнул ужас. Он рванулся к своей портупее…
Через полминуты Геттель был скручен и крепко привязан к стулу. Побелевшего от страха майора била нервная дрожь. На лбу выступили крупные капли холодного пота.
По воле случая задуманная игра отменялась. Теперь Николаю Ивановичу не оставалось ничего другого, как, отбросив маскировку, просто допросить гитлеровского контрразведчика. Вымаливая жизнь, Геттель рассказал все, что знал.
— Кто такой штурмбаннфюрер Ортель? — спросил Кузнецов.
— Этого я сказать не могу…
— Повторяю вопрос: кто такой Ортель? — Кузнецов повысил голос.
— Но я этого действительно не знаю! — истерически вскрикнул Геттель. — Это не известно никому!
— Даже доктору Йоргенсу, начальнику СД? — с иронией спросил Кузнецов.
— Даже ему! Я знаю только одно, что у штурмбаннфюрера Ортеля огромные полномочия от Главного управления имперской безопасности.
Кузнецов чуть было не присвистнул: «Ого! Значит, фон Ортель действительно птица крупного полета».
— Каково же его официальное положение в Ровно?
— Не знаю. С нами он почти не имеет никаких дел. У него есть нечто вроде конторы на Немецкой улице, 272. Под видом частной зубоврачебной лечебницы. Два или три раза к нему приезжали из Германии какие-то люди. Иногда он увозил к себе по собственному выбору арестованных из гестапо. Никто из них обратно не вернулся. Для чего они были нужны фон Ортелю и что он с ними сделал, мне неизвестно.
Кузнецов видел, что Геттель не врет. Он понимал, что местные гестаповцы, судя по всему, ничего не знали о секретной деятельности Ортеля в Ровно. Ничего интересного майор больше рассказать не мог. В заключение Николай Иванович задал ему еще один вопрос:
— Почему вы решили, что я англичанин?
— Я не мог предполагать, что у русских есть такие разведчики, — мрачно буркнул Геттель.
На следующий день майор Мартин Геттель не явился в рейхскомиссариат. Не вышел он на работу и послезавтра. Курьер, посланный к нему на дом, нашел пустую квартиру, в которой, судя по слою пыли на мебели, несколько дней уже никто не жил…
6
Помимо квартиры Лидии Лисовской, Зиберт и фон Ортель часто встречались в одном из самых популярных среди оккупантов злачных мест города — офицерском казино на главной улице. Фон Ортель был неравнодушен к рулетке и картам. Зиберт же посещал это заведение, потому что здесь всегда толпились офицеры всех родов войск, от которых он получал немало сведений.
— Знаете, Зиберт, — задумчиво сказал как-то при очередной встрече фон Ортель, — вы мне чем-то глубоко симпатичны. О, не пытайтесь отшучиваться. Уверяю вас, что в этом мире отыщется не больше десятка людей, которым я симпатизирую.
Голос эсэсовца звучал проникновенно и искренне.
— Почему? — осведомился Кузнецов.
— А вы можете назвать мне хоть пяток наших общих приятелей, которых вы бы хотели считать своими друзьями?
Кузнецов совершенно искренне ответил «нет».
Фон Ортель удовлетворенно засмеялся.
— Вот видите! Но бог с ними. Поговорим о вас. Скажите откровенно, неужели вы еще рветесь на фронт?
Зиберт резко откинулся в кресло. Голос его стал сухим и строгим:
— Я солдат, господин штурмбаннфюрер, и мой долг — сражаться без раздумий за фюрера, немецкий народ и великую Германию!
Ортель укоризненно развел руками.
— Великолепно! Но, Пауль, зачем же так официально? Я ведь не ваш командир полка. И потом — почему вы думаете, что борьба с нашими врагами ведется только на фронте?
Зиберт скривил губы в презрительной гримасе.
— Ну, конечно, здесь, в Ровно, полно борцов с инвалидами и девчонками-комсомолками, за которыми мерещатся большевистские диверсанты.
Теперь нахмурился фон Ортель.
— Не говорите так легкомысленно, Зиберт. Партизаны — это очень серьезно, к нашему величайшему сожалению. И я не завидую тем, кому приходится ими заниматься. Но речь не о том. Я не считал бы себя вашим другом, если бы вдруг предложил вам заняться подобным делом.
Ортель умолк, задумавшись. Казалось, он что-то мысленно взвешивал, и Кузнецов догадывался что. Николай Иванович не прерывал молчания собеседника, понимая, что сейчас-то разговор и подойдет к самому главному, к тому, из-за чего, в сущности, завел он эту дружбу, поддерживать которую означало ходить по лезвию ножа.
Вдруг фон Ортель словно очнулся, вынул из кармана черного кителя плоский серебряный портсигар с впаянными в верхнюю крышку двумя золотыми молниями — эмблемой СС. Кузнецов осторожно взял предложенную сигарету.
Прикуривая, он все время чувствовал внимательный, оценивающий взгляд фашистского разведчика. Закурили…
— Пауль, — размеренно, очень буднично начал фон Ортель, — что вы скажете, если я предложу вам сменить амплуа? К примеру, стать разведчиком?
Николай Иванович чуть не поперхнулся в изумлении голубым дымом дорогой египетской сигареты.
— Я?! Вы смеетесь, Ортель. Ну какой из меня разведчик? Я просто пехотный офицер, который может командовать ротой, и, пожалуй, все. Вот уж о чем никогда не думал, да и, признаться, профессия эта, при всем уважении к вам, мне никогда особенно не нравилась.
Ортель дружески хлопнул Зиберта по колену, сказал с оттенком нравоучительности:
— Мой дорогой, пиво также с первого раза никому не нравится. Как говорят французы, всем без исключения нравятся одни только луидоры. Ну, а что касается того, годитесь ли вы или нет для работы в разведке, позвольте уж судить мне. Верьте моему слову — годитесь.
Если бы самоуверенный штурмбаннфюрер знал, какую святую истину изрекал он в эту минуту!
Ортель умел «обрабатывать» собеседников. Он понимал, что сказал для одного раза слишком много скромному фронтовику, который должен еще переварить столь неожиданное и чреватое многими последствиями, хотя и лестное, предложение, и перевел беседу на другую тему.
О состоявшемся разговоре Кузнецов немедленно доложил командованию, Судя по всему, Ортель клюнул на «Зиберта». Видимо, вражеский разведчик умел разбираться в людях, если остановил свой выбор на обер-лейтенанте Зиберте, предпочтя его множеству офицеров, околачивающихся в Ровно.
Командование предложило Кузнецову продолжать игру, не связывая себя, однако, какими-либо определенными обязательствами.
— Постарайтесь выяснить, — напутствовали в отряде Николая Ивановича, — в какое конкретное дело хочет втянуть вас этот благодетель. Учтите, однако, что не исключена и возможность провокации, будьте предельно осторожны, не перестарайтесь.
Кузнецов вернулся в Ровно.
Первой, к кому он направился, была Майя Микота. И не случайно. Ортель явно выделял веселую, обаятельную девушку из всех, кто бывал на вечеринке в доме Лидии Лисовской. Он немного ухаживал за ней, но не слишком серьезно, с оттенком какой-то снисходительности, постоянно поддразнивая ее, но не зло. Одним словом, вел себя так, как иногда взрослые мужчины ведут себя с очень молоденькими девушками. Майя действительно была молода — в ту пору ей исполнилось всего семнадцать. Тем не менее девушка очень умело пользовалась этой своеобразной «слабостью» штурмбаннфюрера и, невинно флиртуя, вытягивала из него немало интересной и ценной информации. Как «агент» гестапо Майя находилась в непосредственном, подчинении у фон Ортеля, и матерый разведчик всерьез обучал ее хитрым приемам шпионского ремесла.
Ортель был честолюбив и возлагал на свою ученицу большие надежды. Он дал ей кличку «Мати». Самой Майе это ничего не говорило: «Мати» так «Мати», не все ли равно, как числиться в секретной картотеке фон Ортеля? Но когда об этом узнали в отряде, там немало посмеялись. Так звали знаменитую немецкую шпионку времен первой мировой войны — танцовщицу варьете Мату Хари. С ее помощью сделал карьеру сам руководитель гитлеровской военной разведки адмирал Вильгельм Канарис. Видно, штурмбаннфюрер фон Ортель и впрямь намеревался далеко шагнуть с помощью маленькой Майи.
Николай Иванович встретился с Микотой днем. Во время продолжительной прогулки девушка успела рассказать ему о всех ровенских новостях и в заключение сказала:
— Кстати, мой шеф собирается куда-то уехать.
— Фон Ортель?
— Да. Он был очень доволен чем-то, говорил, что ему оказана большая честь, что дело очень крупное.
