Юрий Пересунько - Военные приключения. Выпуск 5
— Н-не понимаю, — честно признался Верещагин. — От вас до Сибири — два лаптя по карте, при чем здесь Шелихов?
— Сейчас объясню, — устало сказал Курьянов, глотнув вяжущего своей горечью чая. — В прошлом году это было, к осени ближе. В Сибири пожары пошли, тамошние авиабазы не справлялись, вот и подбросили им парашютистов из других областей. В том числе и команду Шелихова. Что-то с полмесяца они там пробыли. Вернулись — не узнаю ребят. Злые как черти! А Венька Стариков, так тот вообще прямо с заявлением ко мне приперся. А в нем, не поверите, черным по белому написано: «Требую освободить меня от работы, так как больше такой бардак терпеть не намерен». И на целую страницу приколота объяснительная, которая, начинается словами: «Копия в Совмин СССР». Ни больше ни меньше.
Он улыбнулся, вспоминая, видно, Венькину объяснительную записку, покрутил головой.
— Вы знаете, я бы до этого не додумался. И не потому, что меньше этих ребят за лес болею, нет. Просто в них гражданственности больше. А мы уж к некоторым вещам притерлись как-то…
— А что в записке-то было? — заинтересовался Верещагин.
— В записке? Да примерно то же самое, что и в газете, только в переводе на Венькин стиль. Ну, я заявление в стол положил, вызываю Артема. В чем, мол, дело? А тот спокойно так и отвечает: «Венька, конечно, дурак, что из-за каких-то долбаков уходить собрался, да и не отпущу я его. А вот все то, что он изложил, в сути своей верно». Потом помолчал, вот здесь он как раз сидел, и добавляет этак нехотя: «А вообще-то, Кирилл, я нечто подобное в «Комсомолку» отправил».
В сенях хлопнула дверь, и в диспетчерской появился хмурый парень. Он помялся на пороге, откашлялся.
— Владимирыч, — наконец сказал он, — может, мы домой пока смотаемся? Все равно ведь вертушку только после обеда дадут.
— Шуруйте, — разрешил летнаб и, когда парень вышел, сказал: — Это десантники наши, мы их на пожары вертолетами доставляем. В общем-то, случайный народ, сезонники. А вот парашютисты — это наши кадры. Правда, до Артема команда была так себе, ну а когда он стал инструктором, то, верите — нет, шелуха как-то сама собой отсеялась, и остались надежные ребята.
Он потрогал тыльной стороной ладони чайник и, убедившись, что тот еще достаточно горячий, продолжил:
— Так вот, говорит, письмо в газету отправил. Я даже опешил поначалу: о чем хоть? А он спокойно так: «А я, Кирилл, будь на то моя воля, всех бы тех руководителей, которые дальше своего носа ничего не видят и только за кресло пекутся, по шее бы из партии гнал!» Как так, спрашиваю. А он мне: «А вот так! Что ж ты думаешь, этим самым томским нефтяникам лес ни к чему? Хрена! Еще как к чему! Они тот же лес на лежневки да на основание буровых ежегодно миллионы кубометров закупают и везут хрен знает откуда! Да-да. А то, что у них в земле остается гнить, так это нехай. Им, руководителям таким, главное — план дать. А на все остальное — начхать! И ты пойми, от таких дядей-руководителей все страдают, и в первую очередь — государство. У них направо и налево тайгу валят, втаптывают ее в тундру, в болота, а потом ждут, когда им за тысячи километров подвезут тот же самый лес для буровых да на лежневки».
Летнаб вскинул на Верещагина глубоко запавшие глаза.
— Что я мог сказать на это? Прав он был. И Венька прав. Правда, когда поостыл немного, заявление свое забрал обратно.
Помолчали. Слышно было, как где-то в углу занудно звенит комар. Курьянов, видимо, ждал, что скажет следователь.
— Ясно, — наконец сказал Верещагин и добавил: — Но это, так сказать, гражданское лицо Шелихова. Его жизненная позиция. Не будете же вы утверждать, что его могли убить из-за подобного?
— Нет, конечно. Я не хочу грешить на людей и возводить напраслину, да, откровенно говоря, и не знаю на кого. Но только гражданская позиция человека вызывает у окружающих соответствующую реакцию.
— Что ж, вы нравы, — согласился следователь. — Однако давайте все-таки попробуем найти более простую, а значит, и более приемлемую мотивировку убийства. Скажите, по роду своей работы Шелихов должен был находить виновников пожара?
— Да, это входит в обязанности инструктора, и когда он сдает объяснительную по поводу того или иного очага, то должен указать причину возгорания.
— И на многих Шелихов составил акты?
— Прилично, — утвердительно кивнул Курьянов.
— Так. Ну а мог кто-нибудь из тех, кто «пострадал» по вине Шелихова, отомстить таким вот обратом?
Курьянов задумался, потом сказал твердо:
— Нет.
— И вы можете так вот запросто поручиться за них? — несколько обескураженный таким ответом, спросил Верещагин.
— Могу, — все так же твердо ответил летнаб. — Я вырос в Кедровом, и если не считать сезонников да отдельных путейцев на станции, могу головой поручиться за наших людей. К тому же резона нет, чтобы из-за десяти рублей, которые кто-то уплатил по акту, устраивать охоту на человека.
— А как же девяносто девятая статья Уголовного кодекса? — удивленно поднял брови Верещагин, припоминая, что по ней за неосторожный поджог леса предусматривается до пяти лет лишения свободы.
— Эх, Петр Васильевич… — кисло улыбнулся летнаб, — не помню я такого случая. Может, где и применяется она, статья эта, но у нас такого не было. Хотя и стоит иной раз кой-кому припаять, — добавил он.
— И все-таки подготовьте список людей, которые были наказаны по представлению Шелихова…
В гостиницу Верещагин вернулся поздно вечером. Тот небольшой эксперимент, что они провели с Грибовым, яснее ясного говорил о том, что убийца ошибиться не мог. В безоблачном небе висела толстобрюхая луна и, словно фонарь с желтой подсветкой, высвечивала дорогу. Значит, преступник ждал именно его, Артема Шелихова, прекрасно зная о том, что он находится в гостинице.
«Кто? Кто об этом мог знать?» — ломал голову Верещагин. Первое — это буфетчица, дежурная и администратор. По их поводу Грибов ведет проверку по всем каналам. И второе — уже более сложное и пока что неразрешимое: кто-то следил за ним, Шелиховым, твердо решив убрать. Но кто? И главное — почему?
Чувствуя, что он не сможет заснуть, Верещагин взял со стола черновые записи Кравцова и, подложив под тощую подушку шерстяное одеяло, лег на кровать.
«Отпуск парашютиста, — размашисто писал Кравцов, — 48 рабочих дней. Плюс двадцать отгулов. Оклад: у рядового — 90 рублей, ст. пар. — 100 руб., инструктора (в зависимости от классности) — 110—130 руб. Оплата за прыжки: 7 р. 50 к. — прыжки тренировочные; производственные прыжки — от 10 руб. до 17 р. 50 коп. (10 руб. — на открытую площадку, 17 р. 50 коп. — на лес).
Премиальная система (ежемесячно при хорошей работе до 60 процентов оклада). Среднегодовой заработок 200—220 руб.».
«Когда нет пожарной обстановки, — писал далее Кравцов, — парашютисты совершают тренировочные прыжки. За лето у парашютиста 20—25 прыжков».
Верещагин отложил лист в сторону, задумался: ему все больше и больше нравился своей профессиональной дотошностью этот московский журналист Игорь Кравцов. «Дай-то бог, чтоб выкарабкался».
V
Долго не мог заснуть и Курьянов. Он и до ста считал, и пару таблеток элениума принял, а закроет глаза — и вот он, будто живой, Артем Шелихов. «Неужели прав следователь, и именно последний пожар — причина убийства Артема?» — мучил себя вопросом летнаб. И он, в который уж раз, пытался восстановить в памяти утро того дня, когда он забросил Артему взрывчатку и двух рабочих, которых выделил лесхоз на помощь.
…Вертолет чуть накренился, в иллюминаторе показался веером распускающийся дымный шлейф. Лесхозовские рабочие прильнули к стеклам.
Из пилотской кабины Курьянову хорошо было видно, как полоса огня уходила по распадку, готовая в любой момент захватить склоны сопок. Летнаб повернулся к командиру машины, кивнул вниз.
— Вижу, — понял его тот. — Верхом перекинулся. — И, не дожидаясь команды летнаба, спустился чуть ниже, выходя к тому месту, где прорвался верховой огонь и теперь заглублялся в распадок, оставляя после себя черную выгоревшую полосу.
— Что-то ребят не видно, — с тревогой сказал Курьянов.
— Да вон же они, — отозвался командир вертолета. — По флангу огонь держат.
И действительно, у зеленой кромки леса копошились в дыму три фигурки, забивая небольшие очажки огня.
Пилот опустился еще ниже, завис над пожарищем, однако Шелихов закричал что-то снизу, замахал руками, показывая на лес.
— Чего это он? — спросил командир машины.
— Не видишь, что ли! — огрызнулся летнаб, кляня себя, что вовремя не успел предупредить пилота. — Лопасти костерки раздувают. Набирай высоту.
Он включил рацию.
— Артем, ты меня слышишь?
— Слышу, — отозвался злой, осипший голос. И тут же: — Вы что, охренели, что ли?! Прием.
