Семён Борзунов - С пером и автоматом
Придерживая рукой корреспондентскую сумку, я поспешил в редакцию. Готового материала у меня было мало, но я полагал, что за вечер все напишу.
Редактор, выслушав мой доклад, мимо ушей пропустил мою просьбу дать целую полосу о героях дня и, протянув руку, попросил только корреспонденцию, о которой я сказал, что это будет лишь вступление ко всей полосе. Он молча прочел эту корреспонденцию. Что-то поправил и отдал на машинку. А мне кивнул:
— Отдыхайте, завтра снова за Днепр.
— Товарищ полковник, а как же с остальным материалом? — несмело спросил я.
Редактор посмотрел на меня и сочувственно улыбнулся:
— Я понимаю, у вас материала на несколько номеров. Но и другие привозят по столько же. Вон Орехов передал мне два очерка и подборку на полосу. И знаешь, откуда передал? С операционного стола.
— Что с ним?
— Я из всего этого смог поместить только несколько строк — подтекстовку под фотографией героев. А корреспондент остался без ноги.
Я стоял совершенно ошарашенный, сбитый с толку этими словами.
— Как? И это… Ради нескольких строчек?!
— Да. Именно ради нескольких строчек, — вставая из-за стола, печально произнес редактор. — Одни идут на смерть, чтобы освободить еще несколько пядей родной земли, принести свободу народам, спасти жизнь на земле. А вот мы, журналисты, ради нескольких строчек… Но эти строчки вдохновляют на победу…
На второй день в газете «За честь Родины» под заголовком «Герои-комсомольцы переправились первыми» была напечатана моя корреспонденция с Правобережья. Весь фронт в тот же день узнал о подвиге воинов-комсомольцев Василия Иванова, Николая Петухова, Ивана Семенова, Василия Сысолятина и других бойцов, которые первыми форсировали Днепр и самоотверженными действиями помогли создать букринский плацдарм.
Имена четырех гвардейцев стали еще более известны после того, как Указом Президиума Верховного Совета СССР им было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. О них узнала вся армия, весь народ. Поэт Александр Безыменский, работавший в то время в нашей газете, написал о них песню, которую фронтовики тут же подхватили:
Поправив бинты перевязки кровавой,Спросил командир боевой:— Кто первым рванется на берег на правыйСквозь толщу стены огневой? —И, сталь автомата воинственно тронув,Шагнул Сысолятин вперед,И с ним Иванов, Петухов и Семенов —Лихой комсомольский народ…Четыре героя на береге правомВрага отвлекали стрельбой,А наши полки навели переправуИ ринулись в яростный бой.На лютых врагов, не жалея патронов,Летел Сысолятин вперед,И с ним Иванов, Петухов и Семенов —Лихой комсомольский народ.
И когда в самых отдаленных подразделениях нашего фронта я вновь и вновь слушал эту песню, невольно вспоминались слова редактора о судьбе журналиста на войне, о цене нескольких газетных строчек…
* * *Отдыхать долго не пришлось. Вечером я получил задание присоединиться к танкистам, которые в эту ночь должны были форсировать Днепр на другом участке реки.
В березняке, где были замаскированы наши танки, я увидел высокого, на вид угрюмого гвардии старшину, тяжелой походкой шедшего мне навстречу.
— Трайнин! — воскликнул я с радостью. — Петр Афанасьевич! Живой?!
Огромными, железно-цепкими руками Трайнин обнял меня, не говоря ни слова. Таков он всегда — молчаливый, с виду суровый, а на самом деле милейшей души человек.
— Все такой же могучий, несгораемый! — отойдя на шаг и раскинув в восторге руки, говорю ему.
— Несгораемый, оно, может, и верно, а насчет воды… — И он шепнул мне доверительно: — Плавать не умею.
Я почему-то искренне этому обрадовался и тоже в самое ухо признался, что страдаю этим же пороком. Но тут же добавил, что на правом берегу уже был и даже пытался добраться вплавь.
Трайнин махнул рукой и улыбнулся озорно, по-мальчишески:
— Ну, если и ты не плаваешь, тогда обязательно переплывем!
— Понтонов нет? — спросил я.
— Делаем, — гордо ответил он и повел меня знакомить с друзьями, членами экипажа.
Имя механика-водителя Трайнина, бывшего тракториста, было широко известно на фронте. Он участвовал в битве под Москвой, освобождал Воронеж, совершал дерзкие вылазки против фашистских танков на Курской дуге и теперь привел свою машину на украинскую землю. Его умелые и отважные действия были неоднократно отмечены правительственными наградами.
О подвиге, за который Петр Афанасьевич получил первую награду, было рассказано в одном из номеров нашей газеты.
Случилось это на воронежском направлении. Танковая часть, в которой служил Петр Афанасьевич Трайнин, вела ожесточенные бои против фашистской механизированной дивизии. У врага было многократное превосходство в силе и технике. К тому же фашисты обладали большим опытом ведения танковых боев. И все же советские танкисты не отступили ни на шаг.
Бой начался ранним утром и не умолкал до вечера. Уже пылали десятки вражеских машин, пытавшихся пробиться сквозь нашу оборону, сотни фашистских трупов устилали землю. Большие потери были и на нашей стороне. Вскоре случилось самое страшное: кончились боеприпасы. Огонь прекратился.
Гитлеровцы это сразу почувствовали и решили вплотную приблизиться к нашим уцелевшим тайкам, чтобы в упор безнаказанно их расстрелять.
В этот ответственный момент боя Трайнин, оставшись один в танке, смело, на виду у «всех, первым повел свою машину навстречу врагу. Прошли считанные минуты, и над полем боя раздался необычный, рвущий перепонки звон металла. Ударом огромной силы Трайнин остановил, а затем перевернул вражескую машину. Продолжая двигаться вперед, он настиг вторую и так же быстро разделался с ней. Его примеру последовали другие танкисты. Гитлеровцы вынуждены были отступить.
Этот подвиг Петра Афанасьевича Трайнина был отмечен командованием: он получил орден Отечественной войны II степени.
В другой раз на поле боя сложилась еще более трудная обстановка. В тяжелой схватке с врагом танк Трайнина был подожжен снарядом. Сам Трайнин ранен в обе руки. Серьезное увечье получил заряжающий (ему оторвало ступню), а командир был убит. Но и тогда Петр Афанасьевич не растерялся. Он принял единственно правильное в этой обстановке решение: направил пылающий танк на огневые точки врага. Ошеломленные гитлеровцы побросали свои орудия и удрали. Раздавив несколько фашистских пушек, Трайнин сбил с танка пламя и спас от гибели экипаж.
И вот наступил долгожданный день: танк Петра Трайнина вместе с другими вышел к Днепру. Танкисту хотелось сразу, без малейшей задержки, без отдыха и сна устремиться на правый берег. Но… танк — не человек. Он не может держаться на воде, не может быть переправлен на подручных средствах, на лодке и даже на небольшой барже. Нужен был паром или мост. А время не ждало. Там, на правом берегу, вели неравный бой наши пехотинцы — горстка советских храбрецов, которые первыми форсировали Днепр, захватили небольшой плацдарм и героически удерживали его. Надо спешить. Дорог каждый день, каждый час, каждая минута.
И друзья Трайнина решили сами соорудить паром из бревен, используя для этого как тягловую силу свой могучий танк. Я увидел, что это нелегкий труд, требующий большого умения, находчивости и мужества. Все работы производились при строгом соблюдении правил маскировки. К счастью, все прошло благополучно.
Смеркалось, когда паром спустили на воду. Погрузить тяжелую машину без пристани было нелегко. Но танкисты проявили филигранное искусство. Точно в полночь танк погрузили на паром, глубоко вдавив его в воду. Со стороны казалось, что все это неуклюжее нагромождение пойдет ко дну от малейшей волны. Но вот «каравелла», как окрестили свое сооружение танкисты, благополучно отчалила от берега.
— Выше паруса, братцы! — подбадривал друзей Петр Афанасьевич.
Я уже заметил, что он неразговорчив лишь в спокойное время, а в трудную минуту он может и пошутить и побалагурить. И, видно, в этом была тайна его командирского обаяния.
— Давай, пожалуй, перейдем на нос бригантины, будешь лоцманом, раз уж ты побывал на той стороне, — сказал он мне, и мы перешли на передний угол парома. Тут он опять мне шепнул: — Только ты моим орлам ни-ни, что плавать не умею. Засмеют…
— Петр Афанасьевич! Смотри, что там? — я невольно присел, разглядывая что-то темное, плывущее нам наперерез.
Трайнин тоже присел и вдруг прыснул в кулак:
— Повара идут на таран!
И на самом деле, это двигалась солдатская походная кухня со всеми ее атрибутами. Она держалась тоже на бревнах, наскоро связанных, видно, самими поварами. Кухня проплыла так близко, что нас обдало горячим, щекочущим запахом гречневой каши.
