Дональд Макинтайр - Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944
Вместо утомительной передачи сообщений световыми устройствами и трудоемкой шифровки распоряжений, а также более удобной, но далеко не безопасной связи по высокочастотному радио, каждое судно теперь могло немедленно связаться с другими.
Достаточно было просто произнести необходимое сообщение по телефону, и оно тут же поступало на репродуктор, установленный на капитанском мостике соседнего корабля.
После внедрения этих быстрых и, безусловно, надежных средств связи не только не надо было тратить драгоценное время на визуальную передачу информации, но можно было четко и согласованно передавать различные заранее подготовленные тактические сообщения. Эффективность работы судов как единой команды выросла неизмеримо.
Однако не обходилось и без отрицательных моментов. Уверенность в том, что эта связь станет повсеместной, привела к тому, что стали уделять меньшее внимание стандартным визуальным средствам связи. Имевшие место факты поломок TBS часто приводили к тому, что судно фактически теряло связь с другими. Это было очень опасно. Кроме того, все суда работали на одинаковой частоте, и выход из строя связи на одном из них неизбежно влиял на других. Ничто не могло быть более обидным, чем в случае необходимости выполнения сложного маневра не иметь возможности передать сообщение.
Правда, у этой проблемы существовали и комические стороны. Поскольку радисты на кораблях имели разные почерки, то возникало непонимание. Тогда они включали музыку, и на какое-то время радиорубка превращалась в подобие танцзала.
Но все это появилось значительно позже, а когда я командовал «Уолкером», визуальные средства связи были основными в нашей работе.
Учитывая то, что наш конвой представлял собой рассредоточенную систему отдельных объектов-судов, средства связи имели жизненно важное значение. Они позволяли нам работать как единая команда, и каждый офицер комсостава должен был знать, что от него требуется. Отсутствие таких условий постоянно приводило к неоправданным потерям в наших рядах от атак немецких подводных лодок.
Было бесполезно надеяться, что такая разбросанная группировка, как наша, может быть хорошо защищена от нападений немецких подлодок. Выполняя противолодочный зигзаг, эскорт смог бы охватить значительную территорию, но в условиях темной ночи любая хорошо вооруженная подлодка могла беспрепятственно проникнуть между кораблями. Кроме того, в темноте неизмеримо возрастал риск столкновения. Только при лунном свете мы могли ясно видеть корабли и в то же время концентрировать свое внимание на определении местонахождения противника. По этой причине я стал почти что «поклонником луны», и по сей день каждый раз восход новой луны напоминает мне те зимние ночи в самом начале войны. Тогда, в штормовую погоду и при отсутствии лунного света, приходилось строго держаться конвоя, и это при видимости немногим более 200 ярдов. Оставалось только надеяться, что все корабли будут вместе с нами, когда наступит утро.
Как-то раз я потерял связь с конвоем, но постоянно видел рядом с собой одно и то же торговое судно. На рассвете мы обнаружили, что нас только двое в бескрайнем штормящем океане.
Немецким подлодкам было легче держать ситуацию под контролем. При погружении установленные на них гидрофоны (подводные звукоулавливатели) сообщали о наличии кораблей на значительном пространстве вокруг. После этого они могли всплыть на поверхность и осуществлять нападение, как говорится, не моргнув глазом.
К счастью, во время моего первого выхода в открытое море как командира эскорта таких нападений не было, и у меня было время изучить и проработать множество проблем, которые возникают при контакте с противником. Часто бывало так, что я часами находился на капитанском мостике или же просиживал в штурманской рубке, обсуждая со своими офицерами тактические замыслы. К тому моменту, как наш конвой рассредоточился на пространстве около 600 миль, а мы возвращались в центр Атлантики, где была назначена встреча с другим конвоем, чтобы вместе вернуться обратно, мы так и не сумели выработать приемлемую линию контратаки. Что ж, придется принимать решение в зависимости от обстоятельств.
Мне было приятно сознавать тот факт, что большинство офицеров моего «Уолкера» были опытными моряками-профессионалами, обученными действовать в ночных условиях. Сам я отлично видел в темноте. Каждый из нас втайне надеялся, что, прежде чем подлодка нападет на нас, мы сумеем опознать ее и принять меры.
Моим помощником и оператором гидролокатора был лейтенант Дж. К. Лэнгтон, прекрасный моряк и судоводитель. Лейтенанты Британского военно-морского флота Питер Старди и Руперт Брей, младший лейтенант Ронни Вестлэйк,[3] канонир Р. Дж. Чаплин и корабельный гардемарин Р. Б. Манн – все они составляли команду отличных военных, и я очень быстро осознал, что могу быть полностью уверен в ее мобильности.
Моим инженером был Питер Г. Ф. Озборн, офицер, звание которому было присвоено королевским указом. Он обслуживал устаревшее оборудование «Уолкера» с самого начала войны и поддерживал его работоспособность при любой погоде. Причем все это выполнялось с поразительной четкостью, с большим мастерством, которое мы оценили только после того, как узнали, насколько слабо справлялись с этой работой корабли таких же типов. Вообще, работа инженера на таких старых посудинах, как наша, состояла в основном в том, чтобы на ходу чинить паровые соединения и добиваться, чтобы изношенные механизмы работали более или менее сносно. И в этих условиях от инженеров еще требовалось избегать поломок. «Шеф» Озборн, старший техник машинного отделения Гэйн и старший истопник Лаггер были безусловно высококвалифицированными специалистами и ни разу не оставляли «Уолкер» в беде.
Встреча конвоев в центре Атлантики стала событием, полным драматизма, и всякий раз при воспоминании о нем меня охватывает волнение, хотя я пережил все это множество раз.
Обычно в условиях пасмурной атлантической погоды судоходство сильно затруднено. Каждый из конвоев, либо сам по себе, либо оба, могут в течение множества дней находиться в условиях шторма, не видя солнца или звезд, по которым определяется правильное местоположение.
Обычная схема осуществления встречи в плохую погоду предполагает в первую очередь определение ориентировочной точки встречи. Затем флотилия рассредотачивается на большой площади по курсу приближающегося конвоя. В этой ситуации судоводители ни в коем случае не могут допустить ошибок. После того как тревожный этап пройден, все взгляды устремляются в темноту для того, чтобы обнаружить первые неясные очертания торгового судна. Как-то конвой запаздывал, и я тревожился, что конвой следует, не видя нас, и, таким образом, удаляется все дальше и дальше. Внезапно зазвонил радиотелефон, и поступило сообщение, что один из кораблей флотилии попал в зону видимости. Невероятное чувство облегчения охватило меня; я понял, что все суда флотилии в порядке и следуют к заранее подготовленным позициям в конвое.
При хорошей погоде таких трудностей не возникало. Тем не менее однажды встреча конвоев была даже более драматичной, чем описанная выше. Ранним утром 15 марта 1941 года я стоял на мостике. Я знал, что мы хорошо подготовились к встрече. Корабли тогда растянулись на 15 миль, но постепенно, по мере сокращения расстояния, стали видны все. Их было около 50. Большие торговые суда везли снабженческие грузы и военное снаряжение в осажденную Британию.
Моя эскортная группа состояла, помимо моего судна, из эсминцев «Вэнок» («Vanoc»), «Волонтер» («Volunteer»), «Сардоникс» («Sardonix») и «Скимитар» («Scimitar»), а также сторожевых кораблей «Блюбелл» («Bluebell») и «Гидранга» («Hydrangea»).
Мы с коммодором обменивались различными сигналами и рассказывали друг другу старые морские байки.
Номер 25 отстал 4 часа назад и теперь старался нагнать нас, но сумеет ли он сделать это до наступления ночи, или же его специально отослали подальше от конвоя, чтобы он не привел к судам немецкую подлодку? У номера 53 обнаружилась проблема с рулевым устройством, и двигавшейся за ним колонне пришлось дать ему больше пространства для маневра. Один из членов экипажа номера 37 был серьезно болен, и его пришлось транспортировать на судно, где находился врач. На другом судне человек страдал от небольшого недуга, и нам пришлось двигаться борт о борт с ним, поскольку наш врач мог подсказать капитану этого судна по громкоговорителю, какое лечение требуется больному. Подобные переговоры выглядели довольно забавно.
Эти хлопоты отнимали у нас большую часть дня во время патрулирования моей группой позиций с целью отражения возможных атак противника в течение светового дня. А между тем конвой шел к родным берегам, одновременно приближаясь к району опасного сосредоточения немецких подлодок.
