Юрий Лебедев - Уходящие в вечность
Думается, Гранин нашел правильный ответ на свой многолетний вопрос.
Дудин
– Дорогой друг! А как же я могу назвать тебя по-другому, ведь ты же взял в руки мою книгу.
Такими словами Михаила Дудина, нашего знаменитого фронтового поэта, я обычно начинаю свои встречи с читателями. Очень трогают меня эти слова из его книги «Где наша не пропадала», посвященной товарищам по оружию.
Виделся я с Михаилом Александровичем лишь однажды. Познакомил нас мой старший брат, художник Владимир Алексеев, иллюстрировавший несколько поэтических книг Дудина. Было это в конце 1992 года, когда я уже окончил военную службу. Узнав от брата, что Дудин воевал и против финнов, я принес ему редкую книгу: записки начальника Генерального штаба финской армии, которую удалось достать через знакомых. Помню, Михаил Александрович склонился над военными картами с обстановкой на Карельском перешейке, взял увеличительное стекло и медленно водил им по финским позициям. Чувствовалось его неподдельное волнение, как будто он возвратился в 1940-е годы и вновь проживал суровые военные будни.
От финских событий он сам перешел к теме блокады Ленинграда. Его все больше тревожила судьба Зеленого пояса славы, инициатором которого он сам являлся и который в начале 1990-х годов начал разрушаться. Война 1941–1945 годов в то нелегкое для Петербурга время отошла на задний план. Задача городских властей состояла в том, чтобы сдержать недовольство людей, испытывавших нехватку продовольствия и терявших работу. Видимо, и в силу таких причин настроение у Дудина было не самым хорошим. Когда я ему рассказал, что совсем недавно сопровождал группу бывших немецких солдат к местам их боев на Невском пятачке, Дудин вдруг оживился, сказал, что я занимаюсь правильным делом, способствуя, как переводчик, нужным встречам ветеранов войны. Когда-то они воевали друг против друга, теперь, по словам Дудина, настало время подводить итоги прожитому и передавать эстафету достойных взаимоотношений следующему поколению. По существу он благословил меня на работу в центре «Примирение».
Дудина сильно впечатлило, когда я рассказал, как немцы ищут захоронения своих сослуживцев в Ленинградской области. С огорчением он констатировал, что у нас солдата в войну не жалели, оттого так много пропавших без вести. После этого прочитал четверостишие, которое тотчас же мне запомнилось:
Я всей жизнью своей виноватИ останусь всегда виноватымВ том, что стал неизвестный солдатНавсегда неизвестным солдатом.
А потом мы долго говорили о Невском пятачке. В начале 1990-х много писалось о том, что якобы он совсем не был нужен из-за своих огромных потерь. Я тогда не знал, к кому мне следовало больше прислушиваться. Скорее склонялся к тем, кто принижал роль Невского плацдарма. У меня тогда еще не было уникального документа в защиту героев пятачка – дневниковых записей командующего группой войск «Север» фельдмаршала фон Лееба. Тот 33 раза упоминает этот участок боевых действий в своих ежедневных оценках. Он был для него очень болезненной занозой.
Пока что я только слушал Дудина и записывал тут же, что он говорил. Занес в блокнот еще одно его четверостишие:
Там, где шумит базарная толпа,Где на базаре немцу жулик ловкийЗа доллары сбывает черепаМоих друзей, погибших под Дубровкой.
Дудин сказал, что эти стихи он еще нигде не публиковал, и попросил тогда широкой публике их не показывать. Позже они были опубликованы.
Как-то незаметно мы перешли на более веселые темы. У Дудина явно поднялось настроение. Уже когда мы находились с братом в дверях, собираясь уйти, он нам прочитал шутливую эпиграмму на своего тезку Шолохова:
Для кретина-читателя труденМихаил Александрович Дудин,Но зато популярен у олуховМихаил Александрович Шолохов.
По его словам, он отправил свой стишок в станицу Вешенскую и вскоре получил оттуда ответ:
Для кретина-читателя труденМихаил Александрович Шолохов,Но зато популярен у олуховМихаил Александрович Дудин.
Позднее, читая его стихи, я не раз натыкался на озорные строчки. Некоторые из них сразу же откладывались в голове, хотя я их не всегда и понимал. Например, эти:
Вдали виднелись где-то трубы,И чуть проблескивал овал.И шар, вытягивая губы,В затылок грушу целовал.
А еще Дудин мне открылся как великолепный переводчик стихотворений полюбившихся ему поэтов. Помог мне в этом мой брат-художник. Он подарил мне книжку поэтических переводов Дудина со своими иллюстрациями. Они удивительно хорошо сочетались с содержанием этих стихотворений. Помню, как открыл страницу, где была изображена девушка, тянущаяся всем телом к солнцу. Она была светловолосой, лицо ее повернуто к солнечным лучам, руки распахнуты, как будто хотели вобрать в себя это солнце. А рядом дудинский перевод стихотворения финской поэтессы Эдит Седергран. Две строчки помню до сих пор:
Я не могу без действия прожитьИ так умру, прикованная к лире.
Встреча с Дудиным мне вспоминается всякий раз, когда я слышу его стихи, передаваемые по радио к памятным военным датам. Он по-прежнему остается одним из самых моих любимых ленинградских поэтов.
Ленинград – недругу пример
Однажды мне встретился немецкий документ с необычным названием «Советские меры по успешной обороне Ленинграда». Подписан он был главным гестаповцем Третьего рейха Генрихом Гиммлером. Дал мне его, как военному переводчику, наш петербургский писатель-фронтовик Даниил Гранин. Его интересовало точное содержание документа, и он попросил меня перевести его.
Кому же этот документ был адресован и чем примечателен? В препроводительной записке к нему Гиммлер, возглавивший в феврале 1945 года группу армий «Висла», призывал «…не пасовать перед врагом. Напротив, необходимо проявить солдатскую закалку и продемонстрировать стойкость, чтобы обеспечить защиту от врага женщин и детей, доверивших нам это право».
Давайте представим себе обстановку в Германии на заключительном этапе войны. С позором завершалась военная кампания, которую Третий рейх с таким блеском и размахом начал в 1939 году. Гиммлер уже отчетливо понимал, что война проиграна, и 19 февраля 1945 года выпросил для себя встречу с вице-президентом шведского Красного Креста графом фон Висборгом, через которого намеревался начать переговоры с англичанами и американцами о заключении сепаратного мира.
Одновременно он осознавал, что советские власти никогда не пойдут с немцами на договоренности о перемирии. С этой стороны Германию ждало продолжение жестокой, бескомпромиссной борьбы. Применительно к Восточному фронту у руководства Третьего рейха оставался единственный путь: призвать немецкие войска и гражданское население Германии дать врагу решительный отпор. Но одновременно немцев обязывали готовиться к неслыханным прежде трудностям и лишениям. В пропагандистских целях требовался достойный образ для подражания.
Как ни парадоксально это звучит, но гиммлеровские советники избрали враждебный им город Ленинград в качестве примера самоотверженности и мученичества. В основу обращения Гиммлера к высшему командному составу вермахта было положено заключение гитлеровской службы безопасности (СД) о ситуации в Ленинграде, сделанное в октябре 1942 года.
Документ этот небольшой, в нем всего две страницы. В нем ощущается уважение к противнику, который не сдался, а, напротив, мобилизовал все силы для того, чтобы дать врагу достойный отпор. Есть смысл привести его полностью.
Советские меры по успешной обороне Ленинграда
1 . Предпосылки.
Успешная оборона Ленинграда стала возможной благодаря тому, что наступление немецких войск на город, начатое в сентябре 1941 года, постепенно замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. Благодаря этому противник выиграл время, превратив Ленинград в военную крепость. Решающее значение имело стратегически выгодное положение города. Защищенные со стороны Кронштадта тяжелой артиллерией заболоченные окрестности Ленинграда создавали вместе с озерами и реками благоприятные возможности для обороны. Противнику удалось также сконцентрировать в Ленинграде войска и артиллерию, включая орудия сверхмощного калибра, а также эффективно задействовать всю тяжелую корабельную артиллерию Балтийского флота.
2 . Меры по работе с населением.
К началу войны Советского Союза с Германией в Ленинграде находилось около 3,2 миллиона человек. Благодаря притоку беженцев и остатков разбитых частей число жителей возросло по мере приближения немецких войск к городу до 5 миллионов человек.
Путем принятия кардинальных мер противнику удалось снизить численность населения до цифры, наиболее оптимальной для защиты города. К моменту полного окружения Ленинграда из него были эвакуированы около двух миллионов человек, в течение всего периода блокады в экстраординарных условиях был вывезен еще один миллион, около миллиона умерло от голода. Оставшиеся к 1943 году жители, числом менее миллиона человек, все без исключения были задействованы в военной промышленности, привлечены к работе в органах правопорядка или находились в армейских подразделениях.
