Канта Ибрагимов - Аврора. Канта Ибрагимов (rukavkaz.ru)
— Я за спиной братьев не пряталась, — как волчица огрызнулась Таусова, — и не вам моих братьев поминать.
— Замолчите, прекратите, — вслед за директором и самые пожилые ученые стали к порядку коллег призывать.
Позже, вечером, когда, как говорят, в кабинете директора шел разбор полетов, кто-то сказал:
— А Таусова-то вовсе не Урина, а впрямь Аврора — революцию хочет учинить. Впрочем, справедливо.
— Справедливость — утопия.
— А вот насчет ее братьев, — спрашивает Цанаев, — я что-то не понял.
— Так ты здесь не жил, — объясняют Цанаеву коллеги, — ее братья отчаянные, дерзкие были парни.
— Как камень — твердь!
— Все погибли во время войн.
— Вроде один остался — ранен, инвалид.
— Нам конфликты не нужны, — как руководитель рассуждает Цанаев. — Надо всех примирить.
Однако через неделю Таусова положила перед Цанаевым докладную — кто не сдал годовой отчет.
— Хорошо, — Гал Аладович подальше в ящик закинул документ, — я на днях в Москву улетаю, по приезду разберусь.
Когда Цанаев вернулся после кратковременной командировки, на его столе лежали четыре заявления об увольнении «по собственному желанию» — всех, кто был указан Таусовой в докладной.
Такого демарша Цанаев, конечно же, не ожидал, всерьез насторожился, даже несколько испугался и попытался еще раз встретиться с этими учеными и поговорить. Но они на контакт не пошли, и тогда Цанаев по слухам восстановил картину, произошедшую в дни его отсутствия.
Оказывается, те ученые, о которых Таусова упомянула в докладной, как-то вечером подкараулили ее, когда она, исполняя обязанности уборщицы, задержалась на работе, и хотели молодую коллегу либо образумить, либо напугать, словом, надавить своим авторитетом. И, как рассказывал сторож, Таусова от этой выходки подбоченилась, а потом швабру в ход пустила, ну, и сама поболее получила, в том числе даже плевок с непристойностями.
Как бы там ни было, а слухи ходили разные. Таусова не отступила, нюни не пустила и последнее слово оставила за собой:
— Вы думаете, за меня некому постоять?
И, по слухам, брат Таусовой — бывший боевик, хоть и был раненым инвалидом, но за сестру сумел постоять, как говорят, какой-то шорох навел: вмиг все написали заявления. А Таусову с тех пор никто Уриной не называл — это и впрямь Аврора; навела в институте порядок, в том числе и как уборщица — все блестит. И Цанаев удивляется: когда она умудряется уборку делать? По крайней мере, он и рано на работу приходит и порою задерживается, но ни разу в виде уборщицы не застал. Аврора, видимо, не хочет, чтобы кто-то ее за таким занятием видел. Да, Цанаев — директор, и он должен все и вся знать: вызвал он к себе Аврору, а она сходу:
— Может быть, мне уволиться?.. Хотя без работы, без зарплаты мне нельзя. Я хотела, как лучше, а получилось…. Давайте я тоже напишу заявление, вам легче будет.
Наверное, так было легче, но не лучше, потому что Аврора уже взвалила на себя такой объем работы, что без нее теперь Цанаев даже не представлял себе институт:
— Давай, работай, — постановил директор, надеясь, что все утрясется.
Однако последовало продолжение вне стен института: люди в масках, наверное, какие-то спецслужбы, увели из дома брата-инвалида Авроры — пропал. Говорили, что это последствие инцидента, а может, и нет. По крайней мере, этот случай не единичен: молодые люди, как-то причастные к боевым действиям и даже сочувствующие, пропадали бесследно еженощно.
Пропала и Аврора. Правда, официально взяла отпуск на неделю, и все знали, что она занимается поисками брата. Видать, какое-то движение навела, потому что, как-то поутру, без разрешения секретаря в кабинет Цанаева буквально ввалились двое мужчин в гражданке — русский и чеченец. По-хозяйски расселись, и не предоставляя удостоверений, заявили:
— ФСБ России. Как у вас обстановка?.. Кто такая Таусова? Она подвержена религиозному экстремизму? Вы знали, что ее братья боевики? Она оказывает давление на сотрудников?
— Никакого давления — она требует исполнять обязанности, — отвечает взволнованный директор; несмотря на отсутствие отопления — испарина на лбу. — Может, ее уволить?
— Пока повремените, мы вам скажем.
От этих слов директор вскочил, карандаш в его руках хрустнул, наверное, от этого звука он как-то пришел в себя, вновь сел и глядя поверх очков то на одного, то на другого:
— А может, вы еще скажете, как работать, как науку развивать, как кадры растить? Таусова — ученый секретарь, микробиолог!
Эти слова, по крайней мере внешне, не возымели на пришедших никакого воздействия; наоборот, они невозмутимо сказали:
— Вы многого не понимаете.
— Да, я многого не понимаю, — тяжело вздохнул Цанаев. — Если посреди ночи из дома люди в масках могут увести молодого человека, и без суда и следствия он пропадает, то почему бы без стука и разрешения не ввалиться в кабинет какого-то «непонимающего» директора какого-то там НИИ?! А между прочим — это учреждение Российской Академии наук, — с подчеркнутым ударением на последних словах сказал Цанаев, — и Ученый совет института решает, кого избирать ученым секретарем, а кого нет. А у ФСБ, по-моему, иные функции. Или по вашей указке нам кадры выбирать?
Пришедшие переглянулись, и чеченец на родном Цанаеву сказал:
— Неуместная речь, и вы многого не понимаете.
— Да, я ученый, — еле сдерживается Цанаев. — И ваших темных делишек и вашу войнушку — бизнес на крови — не понимаю и понимать не хочу. А речь моя, конечно же, неуместная, как и ваш визит ко мне, — при этих словах он встал. — Еще есть у вас ко мне вопросы?
— Хм, — удивленно ухмыльнулись пришедшие, тоже встали. — Мы ради вас стараемся. Как хотите, — они и войдя не подали руки, так и ушли.
А Цанаев занервничал, весь день он был как-то придавлен, озабочен, а с наступлением ранних зимних сумерек стало усиливаться чувство тревоги, так что он даже не посмел пойти в свою пустующую квар-тиру и до того отчаялся, что, ища защиты, он набрал номер Главы, чего ранее, даже будучи советником, никогда не делал, — обычно, если надо, его вызывали.
— Я в Гудермесе, на работе, — говорит Глава. — Сам не выезжай. Я за тобой высылаю машину с охраной.
От Грозного до Гудермеса путь недолгий; правда, более десятка блокпостов, где кое-какая жизнь, по крайней мере, свет от движков, а меж блокпостов никакого движения, ни одной машины, хотя всего восемь вечера. А вокруг, до самых гор, заснеженные волнистые поля, отражающие под луной безмолвный фосфорно-мертвецкий фиолетовый свет, который и без того наводит на Цанаева щемящую тоску. Зачем он едет к Главе? По такому пустяку жалобится. Словно в республике иных забот нет. Однако Глава, всегда подчеркивающий, что его первый Указ был о поддержке науки и образования в Чеченской Республике, встретил его радушно:
— Ну, как поживает наша наука? — и, выслушав рассказ Цанаева: — Конечно, в кадровые вопросы никто не должен вмешиваться. Вместе с тем, экстремизм пустил глубокие корни. Надо действовать сообща, а с конторой лучше дружить, как-никак, но они стоят на защите государства… Не волнуйся, я позвоню к председателю ФСБ, все будет нормально. Может, здесь останешься? У меня много бумаг, лишь по ночам время есть посмотреть, — и, уже провожая Цанаева: — Кстати, а как фамилия ученого секретаря?.. Таусова? — Глава задумался, видимо, что-то вспоминал. — Знал я этих Таусовых, — молодые, в чем-то заблуждались. Но лихие, смелые и честные были парни. Слово — камень.
— Все о них так говорят, — поддержал Цанаев.
— Да, бескорыстные, идейные, настоящие патриоты… Их все уважали и боялись. По-моему, один выжил.
— Вроде, его недавно ночью увели, исчез.
— Как исчез? — лицо Главы перекосилось, бровь вздернулась вверх, он тяжело вздохнул. — Если этим ночным вакханалиям спецслужб не положить конец, порядка не будет… Пусть Таусова напишет заявление на мое имя. Срочно!
Срочно не получилось. Весь институт знает, что Таусова где-то рядом в частном секторе живет. Но это не их дом: то ли снимают, то ли родни. Да и не осталось жильцов в близлежащих кварталах: после бомбежек — сплошь руины, даже дороги бурьяном заросли, и сотрудники института побаивались туда ходить — может, мины, может, неразорвавшаяся ракета, может, боевики, а то и вовсе какие-либо наркоманы или бандиты. Словом, коллеги Авроры, как ученые, подходили к вопросу поиска эмпирически, — если даже среди ночи к ней позвонить, и такое бывало, Аврора через десять минут появлялась. Пять минут привести себя, по-женски, в порядок, а Таусова всегда в меру ухожена, и еще пять минут пусть уйдет на дорогу. Но коллеги и в радиусе часа ходьбы Таусовых искали — не нашли, никто таковых не знает. И лишь когда догадались сказать, недавно, среди ночи федералы какого-то молодого человека-калеку забрали, сразу среагировали:
